Дженни кивнула

— Выходит, ты тоже знаешь кое-что о смерти.

— Я знаю, что такое потерять друга. А смерть? Я ведь не видел, как вокруг гибнут люди, которых я знаю, а все, кто побывал на войне, это видели. Что такое смерть? Нет, не знаю, — Роберт покачал головой.

— Мне очень хорошо знакомо, что значит цепляться, чтобы не свихнуться Мне тоже приходится так цепляться. Когда три года назад умер мой братишка, я вдруг почувствовала, что все потеряло смысл. Все казались мне ненормальными, кроме меня самой. Знаешь, что обычно говорят про тех, кто по-настоящему чокнутый и так думает? — смущенная улыбка тронула ее губы, глаза блеснули. — Я хочу сказать — все продолжали жить, как жили, отец ходил на работу, мать убирала дом, а ведь только что рядом с нами побывала смерть. — Дженни затянулась сигаретой, вперив невидящий взгляд в пространство. — Я боялась смерти. Я все время думала, думала о ней, пока как-то не признала ее — по-своему. Пока она не стала мне знакомой, понимаешь? — Дженни взглянула на него и снова уставилась в пространство. — Теперь я ее совсем не боюсь. Теперь я понимаю, почему человек в твоем сне называет себя «Дядюшка Смерть».

— А я знаешь, чувствую себя не очень уютно после этих снов, — признался Роберт.

Она перевела на него глаза

— Ничего, когда-нибудь привыкнешь Только надо как следует поразмыслить над этим.

Невольно Роберт покачал головой. Почти содрогнулся. Удивленный, он взглянул на ее юное лицо.

— Когда я поняла насчет смерти, — продолжала Дженни, — я стала смотреть на мир совсем по-другому. Грег считает, что мысли о смерти нагоняют на меня тоску, но он ошибается. Я просто не люблю, когда люди говорят о смерти с ужасом, как это всегда бывает. Понимаешь? А после того, как мы с тобой познакомились, я благодаря тебе опять стала смотреть на мир иначе, только гораздо радостнее. Взять, например, банк, где я служу. Раньше мне все казалось там бесцветным и скучным. А теперь все изменилось Все стало веселым. Все мне дается легче.

О, кто-кто, а он знал это ощущение! Когда влюблен, все в мире сразу расцветает. И сухие деревья вдруг оживают и словно начинают петь. Дженни так молода. Теперь она заговорила о Достоевском, и Роберт слушал ее вполуха, стараясь придумать, как бы прекратить всю эту историю безболезненно. Он понимал: их разговор привел только к тому, что она потянулась к нему сильнее прежнего. Роберт ходил по комнате, пока Дженни рассуждала о «судьбе» и о «вечности», похоже, она верила в жизнь после смерти — и вдруг он решился и прервал ее:

— Дженни, все, что я говорил, сводится к одному: нам с тобой больше не надо видеться. Прости меня, но это так.

Лицо ее сразу приняло трагическое выражение, углы большого рта опустились, и он пожалел, что выпалил все так резко, но что было делать? Засунув руки в карманы, он мерил шагами комнату.

— Тебе неприятно со мной? — спросила Дженни.

— Приятно. Но нам нельзя видеться. Мне приятно думать, что ты счастлива. Это ты можешь понять? Когда я смотрел на тебя через окно в кухне, мне нравилось думать, что ты счастлива, что у тебя есть жених и скоро ты выйдешь замуж, вот и все. Зря мы с тобой познакомились и зря… — Он не стал продолжать Ему хотелось, чтобы она ушла. Он обернулся, услышав, что Дженни встает с дивана.

— Во всяком случае, я хочу тебя поблагодарить за одну вещь, — сказала она — за то, что ты помог мне понять, что я не люблю Грега и мне не следует выходить за него. Большое тебе за это спасибо.

— Не думаю, что и Грег будет мне благодарен.

— Ничего не поделаешь Уж что есть, то есть, как ты сам сказал, — она попыталась улыбнуться. — Так что до свидания.

Роберт провел ее до двери. Дженни достала из шкафа пальто и надела его, не дав ему помочь ей.

— До свидания.

Она сразу ушла. В комнате опять стало пусто.

— Скажи, Джен, где он живет в Лэнгли? — допытывался Грег. — Я раздобыл его телефон и хочу узнать адрес.

— Вот и спроси у него. Если захочет, он тебе скажет.

— Вряд ли захочет. Это мне нужно, а не ему.

Дженни нетерпеливо вздохнула и посмотрела через плечо, нет ли поблизости мистера Штоддарда. Шеф не любил, когда служащие вели личные разговоры по телефону, и она объясняла это Грегу много раз.

— Грег, я не могу больше говорить.

— Но имею же я право узнать адрес и встретиться с человеком, раз мне нужно.

— Не знаю, как ты умудрился так распалиться за двадцать четыре часа! Ведешь себя, как ребенок.

— А ты, как трусиха, Дженни. Вот уж никогда не думал. И мистер…

— Говори, что тебе угодно. Мне все равно, — она повесила трубку.

«Наверно, Грег в Риттерсвиле, — подумала Дженни, — он всегда заезжает туда днем в понедельник в городскую аптеку и в аптеку в торговом центре». Конечно, если Грег позвонит Роберту в половине шестого или в шесть, когда Роберт вернется с работы, тот заверит его, что они с Дженни больше не увидятся. Дженни не хотелось сообщать об этом Грегу самой. Грег сочтет себя победителем, а Дженни была убеждена, что после своего безобразного поведения он ничего подобного не заслуживает — да и велика ли победа? Все равно отношение Дженни к Грегу, не говоря уж о ее чувствах к Роберту, нисколько не изменится.

Теперь ей придется снова пересчитывать деньги в ящике, который стоит у нее на столе, потому что она не отметила, сколько купюр сосчитала, когда Стив позвал ее к телефону. И Дженни принялась опять считать пятисотдолларовые банкноты.

— Бу-у-у! — воскликнул Стив, обнимая Дженни сзади за талию. — С кем это я тебя застукал?

— Перестань, Стив, я считаю.

— Что, Грегу не терпится? — спросил он, отходя.

Дженни упрямо считала, наклонив голову. Из радиатора у ног шло тепло. А дома, когда она вернется, будет холодно. Ничего, включит нагреватель и дом согреется за десять минут, но обедать будет не с кем, и ее ждет одинокий вечер. Правда, Роберт рядом, в Лэнгли, в пятнадцати милях от нее, не больше. Он не сказал ей, что возвращается в Нью-Йорк. Дженни не знала, верить тому, что он говорил насчет жены, или нет. С другой стороны, вряд ли он стал бы врать, думала она, а если бы и стал, вряд ли это у него хорошо получилось бы, хотя бы так же хорошо, как вчера, если, конечно, вчера он не врал. Нет, наверно, он действительно женат. «Но, может быть, они все же не помирятся? — подумала Дженни. — Разве кто-нибудь знает заранее, как все обернется? Никто не знает». Она не хотела, чтобы Роберт вернулся к жене, но и чтобы не возвращался — тоже не хотела, да и что проку хотеть? А во-вторых, или, точнее, во-первых, ей хотелось, чтобы Роберт был счастлив. Смешно, но и он тоже все время твердит, что хочет этого для нее… Дженни подвела итог одиннадцать тысяч пятьдесят пять долларов семнадцать центов, убрала ящик в сейф и заперла сейф на ключ, который висел в связке других ключей. Потом собрала бланки вкладов, погашенные чеки, выплаты ссуд, бланки Рождественского фонда и пролонгации и понесла все это в заднюю комнату Рите, которая сидела за счетной машинкой.

— Миссис Макграт боится, что ее обсчитали на десять долларов, — сказала Дженни. — Так что дай мне знать Вот мой итог.

— Ох уж эта миссис Макграт! Ей каждые три дня мерещится, что ее обсчитали, — сказала Рита, не поднимая головы.

Из банка Дженни ушла в двадцать минут пятого. Она надеялась, что Роберт будет тверд и категоричен и не согласится встретиться с Гретом. Она легко могла представить, что Грег распалится и полезет в драку, а может, даже изобьет Роберта. Грег занимался боксом в гимнастическом зале и гордился своими кулаками. «Нашел чем гордиться! Колошматить людей по лицу любой дурак научится!» Она не могла даже вообразить, чтобы Роберт кого-то ударил. Он казался таким мягким, а для Дженни мягкость была самым большим мужским достоинством. Перед глазами у нее стояло лицо Роберта, его густые каштановые волосы, светло-карие глаза, рот со слегка опущенным левым уголком, подбородок с маленькой ямочкой, она вспоминала, как он выглядел вчера после лыж — в белой рубашке и темно-синих брюках, как он наклонялся к камину, чтобы подбросить дров, и сердце у нее таяло, она крепче сжимала руль, чтобы не съехать на обочину.