Когда он после проведенного в одиночестве ужина заехал в отель забрать чемодан, никаких сообщений о телефонных звонках для него не поступало.

Самолет высадил пассажиров в холодную черную мглу в половине четвертого утра, и Рэй сразу обнаружил, что автобусов на этот час нет — только лодки. Лодкой оказался довольно вместительный катер, быстро заполнившийся молчаливыми, важными англичанами и белокурыми скандинавами, прозябавшими здесь в ожидании задолго до посадки самолета Рэя. Катер отчалил от пирса, проворно развернулся в нужном направлении, проседая кормой, словно навьюченная лошадь, и с ходу взял полную скорость. Бодренькая тихая музыка негромко лилась из динамика, только в этот ранний час никого не могла взбодрить. Безмолвные, бледные пассажиры смотрели вперед, словно увозимые на место казни. Катер высадил их у аэровокзала «Алиталия», неподалеку от пирса Сан-Марко, где Рэй намеревался пересесть на вапоретто[511], чтобы добраться до «Академии». Но прежде чем он успел сообразить, что произошло, его чемодан вместе с остальными уже ехал на тележке в здание аэровокзала. Рэй побежал за тележкой, но застрял в толчее у входа, а когда ему все-таки удалось прорваться, чемодана уже и след простыл. Потом он долго ждал возле стойки, пока двое запыхавшихся носильщиков пытались одновременно обслужить пятьдесят кричащих туристов, требовавших каждый свою поклажу. Когда Рэй наконец получил свой чемодан и вышел из здания вокзала, вапоретто как раз только что отошел от пирса Сан-Марко. Это означало, что теперь придется ждать, и, возможно, долго, но Рэя это не особенно волновало.

— Вам куда, сэр? Давайте донесу, — раздался рядом хриплый голос носильщика в выцветшей синей униформе. Он протянул руку к чемодану.

— Мне нужна «Академия».

— Э-э… Вы только что упустили вапоретто. — Носильщик улыбнулся. — Теперь только через сорок пять минут. Вы куда? Наверное, в «Пенсионе Сегузо»?

— Да, — ответил Рэй.

— Я провожу вас — тысяча лир.

— Grazie. Я доберусь сам. От «Академии» пешком совсем немного.

— Минут десять.

Разумеется, это было не так. Рэй с улыбкой отпустил носильщика и направился к пирсу Сан-Марко. Закурив сигарету, он в ожидании наблюдал за безмолвной гладью канала. На противоположном берегу слабо мерцали огни огромного собора Санта-Мария делла Салюте, да и уличные едва светились. «Не удивительно, — подумал Рэй, — ноябрь — не сезон для туристов». Рэй представил, как Коулмэн, Инес и Антонио спят сейчас где-то здесь в Венеции. Коулмэн и Инес наверняка в одной постели, в «Гритти» или «Даниэли» — если платит Инес. (Коулмэн дал ему понять, что она богата.) Антонио, чью поездку сюда наверняка тоже оплатила Инес, должно быть, спит где-нибудь в более дешевом месте.

К пирсу подошли двое прилично одетых итальянцев с портфелями. Они обсуждали, как открыть платный гараж, и от их присутствия и оживленной беседы Рэю сделалось уютнее, хотя он по-прежнему дрожал от холода и беспомощно оглядывался по сторонам, отыскивая глазами запропастившийся куда-то лоток с горячим кофе. Бар «Гарри» напоминал сейчас пустынную серую могилу из стекла и бетона, а на красном фасаде отеля «Монако» не светилось ни одно окно. Чтобы скоротать время, Рэй выписывал мелкие круги вокруг своего чемодана.

Вапоретто выплыл из темной мглы словно желтоватое светящееся пятнышко и, постепенно сбавляя ход, взял курс к пирсу Сан-Марко. Рэй и двое итальянцев смотрели на него как зачарованные. По мере приближения Рэй уже мог разглядеть на его борту пятерых или шестерых пассажиров и невозмутимо красивое лицо человека в белой капитанской фуражке, собиравшегося бросать канат. Взойдя на борт, Рэй купил билет и оплатил багаж. Проследовав мимо «Делла Салюте», пароходик вошел в сужающееся устье Большого канала. Над ним возвышался изысканно и сдержанно освещенный дворец Гритти — всего два мягких приглушенных электрических фонаря над величественными женскими статуями возле самой кромки воды. Все лодки, прибывавшие в «Гритти», должны были причаливать между двумя статуями. Вот и сейчас на приколах здесь покачивались на воде покрытые парусиной две моторки, Рэй разглядел их названия — Са'Corner и Aldebaran. Яркий разноцветный город был погружен в темноту, и лишь кое-где редкие огоньки высвечивали фасады зданий из красного или зеленого камня.

На третьей остановке — «Академия» — Рэй сошел и по широкому мощеному тротуару направился через остров к набережной Дзаттере. Он сократил себе путь, свернув в небольшой изогнутый проулок, напоминавший тупик, впрочем, Рэй прекрасно помнил, что через несколько ярдов должен быть поворот налево, а на одном из домов — голубая изразцовая мемориальная табличка с надписью, что здесь жил и работал Джон Рескин. «Пенсионе Сегузо» находился сразу за поворотом. Понимая, что разбудит портье, Рэй неохотно нажал на кнопку звонка. Через пару минут вниз спустился заспанный старик в накинутой наспех красной ливрее. Он вежливо поздоровался и проводил Рэя на лифте на третий этаж.

Из номера открывался вид на канал Джудекка. Рэй переоделся в пижаму, умылся над ванной — отдельно умывальника не было — и рухнул в постель. Ему казалось, что он очень устал, но через несколько минут он понял, что не уснет. Это ощущение было знакомо ему еще по Мальорке — состояние полного изнеможения, от которого дрожали руки. Единственное, как можно было избавиться от него, — это пройтись. Рэй встал, оделся и вышел из отеля.

Рассветало. Гондольер в синей матроске, нагруженный упаковками кока-колы, неторопливо продвигался по узенькому каналу, а по Джудекке, словно припозднившийся на веселой пирушке и теперь спешащий домой гуляка, пронеслась на полном ходу моторка.

Миновав изогнутую спину моста «Академии», Рэй направился в глубь острова, в сторону Сан-Марко. Он шел по узеньким серым улочкам мимо плотно затянутых витрин, по уютным маленьким площадям — Кампо Морозини, Кампо Манин, — неизменных и знакомых ему, впрочем, не так уж хорошо знакомых, чтобы помнить каждую их деталь. Навстречу ему попалась старушонка с огромной корзиной брюссельской капусты. На пешеходных плитах выведенные краской буквы «Америкэн экспресс» заканчивались стрелкой, указывавшей в сторону офиса. Пройдя по ним, Рэй увидел издали основания огромных колонн на площади Сан-Марко.

Вступив на территорию гигантского прямоугольника площади, Рэй словно услышал ее глубокое дыхание, распространявшееся вокруг него множественными кругами. Слева и справа, пропорционально уменьшаясь, уходили вдаль аркады. Странная робость овладела вдруг Рэем, застывшим на мгновение в неподвижности, но он тут же продолжил путь, почтительно ступая по каменным плитам, отзывавшимся гулким эхом. Стайка потревоженных голубей выпорхнула из своих гнезд над аркадами, и некоторые тут же приземлились на площади в поисках пищи. Они уже больше не обращали внимания на Рэя, проходившего совсем близко, словно его и вовсе не существовало. Рэй углубился под сень аркады. Витрины ювелирных магазинов, тянувшиеся вдоль нее, плотно закрывали чугунные решетки. В самом конце галереи Рэй снова вышел под открытое небо, устремив на этот раз взгляд на сам собор — всякий раз, изучая его, он не переставал удивляться сложности и многообразию архитектурных стилей, слившихся воедино в этом творении. Эта причудливая художественная неразбериха, казалось, была создана для того, чтобы поражать воображение, оставляя в нем глубокий след, и вполне в этом преуспела.

Рэй бывал до этого в Венеции раз пять или шесть, впервые приехав сюда с родителями в четырнадцатилетнем возрасте. Его мать знала Европу гораздо лучше, чем отец, зато тот проявлял больше суровой требовательности по отношению к сыну, заставляя его серьезно изучать Европу и даже прослушивать самолично надиктованные лекции на итальянском и французском. Летом, когда ему исполнилось семнадцать, отец заставил его пройти ускоренный курс французского при школе Берлица в Сент-Луисе. Рэй любил Италию и знал ее города лучше, чем Париж с его старинными замками, которыми так восхищался его отец и которые в детстве казались Рэю ожившими картинками с календаря.