На кровати, в оберточной бумаге с полустершимся адресом, лежал Платон, забытый Гаем в купе.

— Конечно, припоминаю. — Бруно отодвинул от себя сверток. — Потерял по дороге на почту.

— Ваша потеря все это время стояла на полке в отеле «Ла Фонда». Откуда у вас вдруг взялся интерес к трудам Платона?

— Я нашел книгу в поезде. В вагоне-ресторане. В ней был адрес Гая, и я решил отправить ее почтой.

Он прямо взглянул в маленькие проницательные глазки.

— Чарли, когда вы с ним познакомились? — спросил Джерард с терпеливой интонацией взрослого, который говорит с завравшимся ребенком.

— В декабре.

— И вы, конечно, знаете, что его жена была убита.

— Ну да, в газетах читал. А потом там писали, как он строил клуб «Пальмира».

— И вы подумали: «Надо же, а я ведь полгода назад нашел книгу, принадлежавшую этому человеку!»

— Ну да, — поколебавшись, ответил Бруно.

Джерард хмыкнул и с презрительной улыбкой отвернулся.

Бруно сделалось неуютно. Он уже видел такую улыбку. Когда-то он попался на явной лжи, но отчаянно продолжал на ней настаивать, и отец тоже хмыкнул и улыбнулся, и как же ему тогда стало стыдно! Почувствовав, что взглядом умоляет Джерарда о прошении, Бруно намеренно стал смотреть в окно.

— То есть вы не знали Гая Хэйнса, но тем не менее звонили ему в Меткалф?

— В смысле?

— Вы звонили ему несколько раз.

— Ну, может, разок и позвонил спьяну.

— Несколько. По какому поводу?

— Да по поводу распроклятой книги, по какому еще?! — Если уж Джерард в курсе всех его привычек, он не сможет не признать, что это вполне в его духе. — Мог еще позвонить, когда про смерть жены прочитал.

Джерард покачал головой.

— Нет, вы звонили до ее смерти.

— И что?

— И что? Об этом я спрошу мистера Хэйнса. Кстати, даже странно, что вы не звонили после ее смерти, принимая во внимание ваш интерес к убийствам.

— Да тошнит меня уже от ваших убийств! — проорал Бруно.

— А вот в это, Чарли, я охотно верю. — Джерард вышел и вальяжно направился в сторону комнаты матери.

Бруно не спеша принял душ и оделся. Все-таки Гай вызвал у Джерарда гораздо меньше энтузиазма, чем Мэтт Левайн. К тому же о звонках в Меткалф он узнал из счетов отеля «Ла Фонда», а оттуда Бруно звонил всего дважды. Что касается прочих звонков, никто не докажет, что они вообще были, — мать Гая могла и ошибиться.

— Зачем приходил Джерард? — спросил Бруно у матери.

— Да так, по пустяку. Спрашивал, знаю ли я твоего друга Гая Хэйнса. — Мать начесывала волосы для укладки, взбитые пряди стояли торчком вокруг ее спокойного, усталого лица. — Это тот, который архитектор?

— Да. Ну, он не то чтобы друг, скорее знакомый.

Бруно шагал туда-сюда у нее за спиной. Как он и надеялся, про газетные вырезки в Лос-Анджелесе она уже забыла. Слава богу, он не хвастал ей дружбой с Гаем, когда везде печатали фотографии «Пальмиры». Он уже тогда в глубине души знал, что Гай выполнит его задумку.

— Еще Джерард говорит — ты звонил этому Гаю прошлым летом. О чем он?

— Мам, у меня в печенках Джерард и его дурацкие намеки!

Тем утром Гай выходил от директора проектной компании «Хэнсон и Кнапп» в необыкновенно приподнятом настроении. Завершалась работа над чертежами больницы — самый сложный проект, которым ему когда-либо приходилось руководить. Последние согласования по строительным материалам успешно закончились, а еще рано утром Гай получил радостную телеграмму от Боба Тричера. Боба назначили в консультативный инженерный комитет по строительству плотины в канадской провинции Альберта. Боб пять лет к этому стремился.

Гай шагал к выходу между рядами длинных столов; тут и там кто-нибудь из чертежников поднимал голову и смотрел ему вслед. Гай кивнул в ответ на улыбку их начальника. В душе начинала теплиться искра самоуважения. А может, он просто чувствовал себя уверенней в новом костюме, только и всего. За его жизнь это третий по счету костюм, сшитый на заказ. Серо-голубую клетчатую ткань выбрала Анна, она же посоветовала надеть к нему шерстяной галстук помидорного цвета — старый, но один из самых любимых. Гай стал поправлять узел перед зеркалом возле лифта и вдруг увидел в густой темной брови одиноко торчащий белый волос. Прежде он не замечал у себя седины.

Из-за двери выглянул один из чертежников.

— Мистер Хэйнс, как хорошо, что вы не ушли! Вас к телефону.

Гай пошел назад, надеясь, что разговор будет недолгим. Они с Анной собирались вместе пообедать, и до назначенного времени оставалось десять минут. Он миновал чертежный зал и взял трубку в пустом кабинете.

— Алло, Гай! Слушай, тут Джерард нашел твоего Платона… Ну да, в Санта-Фе. Ты не волнуйся, это ничего не меняет…

Через пять минут Гай уже снова ожидал лифт. Чуяло его сердце, что книгу рано или поздно найдут. А Бруно-то уверял, что никогда. Бруно совершил ошибку и может попасться. Сама эта идея казалась невероятной. Такие, как Бруно, никогда не попадаются! Не попадались — до сегодняшнего дня.

Едва выйдя на солнечный свет, Гай остро почувствовал на себе непривычный новый костюм и так разозлился, что даже кулаки сжал.

«Я ему сказал, что книгу нашел в поезде. И в Меткалф тебе из-за нее звонил. А познакомились лично мы только в декабре».

Бруно тараторил взволнованным, срывающимся голосом — будто совершенно не своим. Гай бесстрастно размышлял над легендой, которую предложил Бруно, — как над образцом ткани для костюма. Дыр в ткани не было, но это не означало, что она не расползется по швам. Мог найтись свидетель, видевший их вместе в поезде. Например, официант, который приносил ужин в купе.

Гай поднял лицо к маленькому диску зимнего солнца. Темные брови — с седым волосом и белым шрамом, брови, по словам Анны, в последнее время ставшие гуще, — защитили его глаза от яркого света. Он где-то слышал, что если смотреть прямо на солнце в течение пятнадцати секунд, можно получить ожог роговицы. Его защищала Анна, защищала работа. И костюм, дурацкий новый костюм. Гай вдруг почувствовал себя тупоумным, беспомощным, ни на что не способным. Смерть прокралась в его сознание, охватила коконом. Слишком долго он дышал ее воздухом и, пожалуй, свыкся с ней. Что ж, так или иначе, ему не страшно. Гай с храбрым видом расправил плечи.

Анны в ресторане еще не было. Гай вспомнил, что она собиралась по дороге заехать за фотографиями, которые они сделали дома в воскресенье. Он сидел и перечитывал телеграмму Боба снова и снова.

Кандидатуру примут без вопросов. Как бы он ни строил свою жизнь, его способность построить мост ни у кого не вызывает сомнений. Гай погрузился в раздумья, держа в руке бокал с мартини. На поверхности напитка не было ни малейшей ряби.

— Мы тут набрели еще на одно дело, — невозмутимо сообщил Джерард, просматривая лежащий перед ним машинописный отчет. — Убийство жены Гая Хэйнса. Его так и не раскрыли.

С момента, когда Бруно вошел в кабинет, Джерард ни разу не удостоил его взглядом.

— Да, я про это слышал.

— И, сдается мне, слышали немало. Ну-ка, расскажите, что вам известно.

Джерард поудобней устроился в кресле. Он явно успел как следует изучить вопрос с понедельника, когда ему в руки попал злополучный Платон.

— Да ничего. Насколько я знаю, об этом убийстве никому ничего не известно.

— А что вы думаете? Наверняка вы много говорили об этом с Гаем Хэйнсом.

— Да нет, вообще не говорили. Что вас навело на такую мысль?

— Ваш необыкновенный интерес к убийствам.

— Какой такой интерес?

— Да бросьте, Чарльз! — взорвался Джерард, что было ему совсем не свойственно. — Даже если б я не знал об этом от вас, уж от вашего отца наслушался!