Гай посмотрел на небо. Луны тоже не было. Ночная прохлада сковывала движения и бодрила. Где-то хлопнула дверь. В темноте вспыхнула искра и вскоре превратилась в фонарь в руках у мужчины, бегущего к хвосту состава, где квадратом света раскрылась дверь товарного вагона. Гай не спеша пошел в ту сторону, Бруно поплелся за ним.

Где-то далеко-далеко, на черной спине прерии, загудел локомотив, потом звук повторился еще дальше. Звук, знакомый с детства, — прекрасный, чистый и одинокий. Как будто дикая лошадь встряхнула белой гривой. В порыве приятельских чувств Гай взял Бруно под руку.

— Не хочу я гулять! — орал Бруно, вырываясь.

От свежего воздуха он задыхался, как рыба.

Поезд тронулся. Гай затолкал большое, рыхлое тело Бруно в вагон.

— На посошок? — предложил Бруно у своей двери, впрочем, без особого энтузиазма; он уже едва стоял на ногах.

— Спасибо, я не могу.

Зеленые занавески приглушали их шепот.

— Обязательно загляните ко мне утром. Я оставлю дверь открытой. Если не отвечу на стук, просто входите, ладно?

Гай, шатаясь, побрел вдоль зеленых занавесок к своему месту.

Устраиваясь на ночь, он по привычке вспомнил о книге. Его Платон остался в купе у Бруно. Гаю неприятна была мысль, что книга пробудет там до утра и что Бруно может взять ее в руки и открыть.

В Меткалфе он немедленно позвонил Мириам. Она предложила встретиться возле школы.

И вот он стоял на краю асфальтированного игрового поля и ждал ее. Конечно же, Мириам опаздывала. Интересно, почему она назначила встречу именно у школы? Потому что это была ее территория? В дни, когда он любил ее, он часто ждал ее здесь.

Над головой простиралось ярко-голубое, безоблачное небо. Накаленное добела солнце изливало сверху расплавленные лучи. Из-за деревьев выглядывала верхушка изящного здания с красноватыми стенами; этого здания не было здесь два года назад, когда он приезжал в прошлый раз. Гай отвернулся. Ни души вокруг, как будто жара заставила людей побросать и школу, и дома. Гай смотрел на широкие серые ступени, ведущие к темной арке школьных дверей. Он помнил слабый запах чернил и старой бумаги, исходивший от потрепанных страниц учебника алгебры с именем «МИРИАМ», карандашом нацарапанным на боку. На форзаце была нарисована девушка с локонами. Каждый раз, открывая учебник, чтобы решить задачки за Мириам, Гай видел эту картинку. И почему он был так уверен, что Мириам особенная?

Гай прошел через широкие ворота в проволочной ограде, снова посмотрел на Колледж-авеню — и наконец разглядел вдалеке Мириам. Она шла по тротуару под сенью желто-зеленой листвы — шагала своей обычной, ленивой походкой, никуда не торопясь. Светлые поля шляпки обрамляли ее голову, как нимб, пятна света и тени скользили по фигуре. Мириам непринужденно помахала ему. Гай вынул руку из кармана и помахал в ответ. Его, словно мальчишку, вдруг охватила неловкость. Она знала о проекте в Палм-Бич, эта незнакомая женщина под деревьями. Полчаса назад мать призналась, что упоминала об этом в телефонном разговоре с ней.

— Привет, Гай.

Мириам улыбнулась широким ртом и тут же сомкнула губы, накрашенные розоватооранжевой помадой. Гай помнил, что она стесняется щели между передними зубами.

— Здравствуй, Мириам.

Он невольно окинул взглядом ее фигуру, полную, но без явных признаков беременности, и в голове вспыхнуло подозрение: а не лжет ли она? На ней была яркая, цветастая юбка, белая блузка с коротким рукавом, а в руках она держала большую плетеную белую сумочку из лакированной кожи.

С чопорным видом Мириам уселась на каменную скамью в тени и начала задавать ничего не значащие вопросы о том, как он доехал. Гай заметил, что нижняя часть щек у нее еще больше располнела, и от этого подбородок казался острее, а под глазами появились мелкие морщинки. Было очевидно, что за свои двадцать два года она успела прожить бурную жизнь.

На вопрос Гая она ответила спокойным голосом:

— В январе. Ребенок родится в январе.

Значит, сейчас третий месяц…

— Полагаю, теперь ты хочешь замуж за его отца.

Она слегка отвернулась и опустила глаза. Солнечный луч выхватил самые большие веснушки на ее круглой щеке. Гай наизусть знал их узор, хотя и не вспоминал о нем с тех самых пор, как они с Мириам расстались. Надо же, а ведь когда-то он был уверен, что владеет ею безраздельно, что каждая ее мысль принадлежит ему одному! Ему вдруг подумалось, что любовь — это всегда не более чем иллюзия, правдоподобная, но обманчивая, дразнящая, мучительная. Он не знает ни крупицы того, что происходит сейчас в голове у Мириам. А вдруг так однажды произойдет и с Анной?

— Ведь хочешь, Мириам? — спросил он настойчиво.

— С этим возникли некоторые сложности.

— И какие же?

— Ну, мы хотели бы пожениться в самом скором времени, но пока не можем.

— Вот оно как…

Мы. Гай догадывался, как выглядит ее избранник. Наверняка высокий брюнет с длинным лицом, вроде Стива. Мириам всегда на таких тянуло. Только от такого она согласилась бы родить. А ребенок этот для нее явно желанный. В ней что-то переменилось, и, скорее всего, эта перемена даже не была связана с мужчиной. Просто ей захотелось ребенка. Гай заметил это в осторожности, с какой она присаживалась на скамейку, в отрешенном выражении лица, которое он не раз видел или воображал у беременных женщин.

— С разводом тянуть ни к чему, — сказал Гай.

— Ну, я тоже так считала… до недавнего времени. Я-то надеялась, что Оуэн уже в этом месяце будет свободен от обязательств.

— Ах, так он женат?

— Да, женат, — промолвила она с легким вздохом, почти с улыбкой.

Гай отвел глаза и сделал несколько шагов взад-вперед по асфальту. Все, как он и предполагал. Избранник Мириам не стал бы жениться на ней добровольно.

— И где он живет? Здесь?

— Он живет в Хьюстоне. Может, присядешь?

— Нет.

— Вечно ты мельтешишь туда-сюда.

Гай не ответил.

— Кольцо еще носишь?

— Да.

Мириам имела в виду перстень студенческого братства, который Гай привез из Чикаго. Ей очень нравилось свидетельство, что ее муж — человек с высшим образованием, и она нередко смотрела на перстень с самодовольной улыбкой. Гай спрятал руки в карманы.

— Неплохо бы разобраться с этим вопросом, пока я здесь.

— Я хочу уехать, Гай.

— Чтобы развестись?

Она неопределенно взмахнула куцепалыми руками, и Гай отчего-то подумал о коротких пальцах Бруно. Утром, сходя с поезда, он даже не вспомнил о своем попутчике. И о забытой книге.

— Мне здесь как-то поднадоело.

— Можем развестись в Далласе.

Видимо, ее друзья в Меткалфе знают о беременности, в этом все дело.

— Я бы хотела подождать с разводом. Совсем немножко. Ты не против?

— Мне казалось, скорейший развод в твоих интересах. Он вообще собирается на тебе жениться?

— Он сможет жениться на мне в сентябре. Тогда он будет свободен. Но…

— Что «но»?

Мириам по-детски облизнула верхнюю губу — и Гай сообразил, в какую западню она попала. Она так хотела этого ребенка, что готова была пожертвовать своей репутацией в Меткалфе и выйти за его отца на шестом месяце беременности. Гаю даже стало ее жалко. И тут она выпалила:

— Я хочу уехать отсюда. С тобой.

При этом она сделала такое искреннее лицо, что Гай чуть не забыл, чего на самом деле она от него просит.

— Что тебе надо, Мириам? Денег на путешествие?

Мечтательность в ее серо-зеленых глазах рассеялась, как туман.

— Твоя мать говорит, ты едешь в Палм-Бич.

— Возможно. По работе.

Гай с тоской подумал о «Пальмире». Она ускользала сквозь пальцы.

— Забери меня с собой. Больше я тебя ни о чем не попрошу. Если мы поживем там вместе до декабря, а потом разведемся…

— Вот оно что… — тихо промолвил Гай.

В груди запульсировала боль, как будто разрывалось сердце. Он вдруг почувствовал отвращение к Мириам и ко всем ее друзьям-подружкам, находившим ее привлекательной. Чужой ребенок. Она хочет, чтобы он увез ее с собой и был ее мужем до тех пор, пока она не родит чужого ребенка. И все это в Палм-Бич!