Судя по почтовому штемпелю, открытка была отправлена восемнадцатого февраля из Тампы, штат Флорида. Инес была двоюродной сестрой Лелии, которая в свое время вышла замуж за американца и жила в Орландо.

— Что это? — спросила Иносенса, заметив его странную реакцию.

Теодор покачал головой, не сразу находя нужные слова.

— Шутка… чья-то глупая шутка.

С этими словами он протянул ей открытку. Иносенса читала не очень бегло, но все-таки текст открытки был напечатан по-испански, что во многом упрощало её задачу. И к тому же послание было составлено именно так, как его написала бы Лелия, с той лишь разницей, что Лелия подписала бы его от руки, поставив просто «Л.» вместо полного имени и, пожалуй, добавив ещё парочку «Х», обозначавших поцелуи.

— От сеньориты Лелии?

— Иносенса, эта открытка была написана от силы неделю назад! И отослана из Северной Америки!

— Боже Святый! Это сама её душа говорит с вами! — воскликнула Иносенса и испуганно прикрыла рот рукой, в то время, как разум настойчиво твердил ей, что этого не может быть.

— Нет, это всего-навсего чья-то дурацкая шутка, — гневно возразил Теодор, направляясь к телефону, установленному у него в спальне.

Ему не удалось застать Саусаса на месте, но он решительно заявил, что это «muy, muy importante»,[395] и тогда на том конце провода пообещали, что немедленно свяжутся с Саусасом по рации, ибо он направлялся куда-то в полицейской машине. Положив трубку, Теодор принялся расхаживать по комнате, разглядывая открытку и размышляя о том, удастся или нет установить пишущую машинку, на которой был напечатан текст, и вообще, была ли это машинка с испанским шрифтом, так как над одной из букв «n» отсутствовал предусмотренный правилами правописания значок «~», так называемая «тильда». Или, может быть, автор послания намеренно опустил ударения и надстрочные знаки, чтобы текст выглядел так, как будто он был напечатан на американской пишущей машинке. Теодора не покидало ощущение, что человек, написавший эту открытку, находился в Мехико. Это была шутка кого-то из тех, кому очень хотелось посмотреть на его реакцию.

Карлос Идальго? Однажды он и в самом деле разыграл нескольких своих знакомых, пригласив их на вечеринку и дав неверный адрес — позднее, умирая со смеху, он приехал за ними и благополучно доставил туда, куда было нужно, к себе на новую квартиру — но Теодору не верилось, что Карлос мог опуститься до такой низости.

Саусас перезвонил ему в течение следующих пятнадцати минут, и Теодор прочел ему текст открытки.

— У вас есть какие-нибудь соображения на счет того, кто бы мог это отправить?

— Absolutamente no![396]

— Ага, — задумчиво проговорил Саусас. — Сеньор Шибельхут, я сейчас нахожусь неподалеку от дома Рамона Отеро. Вы не могли бы поскорее подъехать сюда? Я бы вас там подождал.

— Ну, в общем-то… да. А где, в самом доме?

— На улице. На углу, справа от входа, если стоять лицом к фасаду. Встретимся там минут через десять. Вы успеете к этому времени?

— Дорога может занять минут пятнадцать. Но в любом случае, я приеду так быстро, как только смогу.

— Ну и открытку, конечно, не забудьте с собой захватить!

Когда Теодор подъехал к дому Рамона, Саусас уже дожидался его. Он расхаживал взад и вперед по тротуару и нервно курил. Теодор вышел из такси — он мог при приехать и на своей машине, но тут её было негде припарковать — и стал переходить на другую сторону улицы, лавируя между велосипедистами и грузовиками, так как на светофоре в это время горел красный свет. Он достал открытку, которую до этого бережно положил во внутренний карман пиджака.

— Здрасте, — непринужденно бросил ему Саусас и поднес открытку близко к глазам, вчитываясь в текст. Затем он перевернул её, вынул изо рта сигарету и понюхал бумагу. — У вас есть знакомые во Флориде?

— Нет. Но у Лелии там была двоюродная сестра, Инес Джексон. Она живет в Орландо. Лично я с ней никогда не встречался. Ее имя упоминалось в газетах.

— Гм. А Лелия с ней была в хороших отношениях?

— Насколько мне известно, да. Они были не слишком близки, но все-таки…

— Ладно, vamonos[397] — сказал Саусас и вразвалочку направился к двери подъезда, в котором жил Рамон.

Узкая дверь подъезда была открыта, и там играли две босоногие девчушки, передвигавшие металлические крышки от бутылок по замызганным кафельным плиткам, которыми был выложен пол. Саусас нажал кнопку вечно сломанного звонка рядом с табличкой с именем Рамона, после чего они стали восхождение по лестнице. Поднявшись на первый этаж, нужно было пройти по небольшому коридорчику, где находилась другая каменная лестница и подняться по ней ещё на три пролета. В конце концов они подошли к высокой серой двери и постучали.

Ответа не последовало.

— Рамон? Откройте немедленно! Это капитан Саусас!

В ответ на этот призыв из-за двери послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и из-за неё выглянул Рамон, на осунувшемся, небритом лице которого при виде Теодора появилось вопросительно-изумленное выражение. На нем была старенькая пижама в розовую полоску. Саусас решительно толкнул дверь и вошел.

Очевидно, до их прихода Рамон лежал в кровати. Измятая постель была в беспорядке, на кровати стояла пепельница, и ещё одна была оставлена на полу, рядом с кроватью. На спинке стула висели брюки. В комнате был непомерно высокий потолок, как если бы — что было привычным делом для квартир в этом районе города — она была частью некогда огромного и величественного помещения, разгороженного в свое время на жалкие клетушки. В углу рядом с импровизированной кухней маленький голубой попугайчик Рамона привычно возился в своей клетке, пытаясь открыть дверцу, которая, едва поддавшись, тут же падала с неизменным лязганьем — звяк-звяк. Теодор не мог спокойно выносить это зрелище, его сердце разрывалось от жалости.

— У нас тут имеется одна интересная открытка, — объявил Саусас Рамону. — Не желаете взглянуть?

Рамон покорно опустился на смятую постель. Он взял открытку, и Теодор видел, как по мере прочтения у него встают дыбом волосы.

— Кто это написал?

— Еще не знаем. Вот, решили, справиться у вас, нет ли у вас каких-нибудь соображений по этому поводу.

Рамон с укором взглянул на Теодора.

— Шутка кого-нибудь из твоих американских приятелей?

— Он говорит, что в данный момент у него нет знакомых во Флориде.

— Взгляните на дату. Восемнадцатое февраля. Рамон, кто, по-вашему, мог сыграть такую шутку? Если нам удастся разыскать человека, то, возможно, мы отыщем и убийцу, — продолжал Саусас.

Рамон сидел неподвижно, взгляд его воспаленных глаз, под которыми залегли темные круги, был устремлен в пол, а затем крепко зажмурился и повалился на бок, утыкаясь головой в подушку. Теодор подметил про себя, что Рамон сильно похудел, это было заметно по его осунувшемся лицу и плечам. Теодор был потрясен этим удручающим зрелищем.

— Рамон, сядьте! — Саусас направился к нему, и Теодор отвернулся, не имея никакой возможности прекратить этот фарс и вместе с тем будучи не в состоянии выносить это зрелище.

Послышался шлепок, напоминавший звук пощечины. На откидном столике стояла фотография Лелии в купальнике, прислоненная к мозаичной иконе в русском стиле с изображением распятого Христа. Лелия в Акапулько. Этот снимок Теодор видел впервые. Карточка была слегка помята, у неё были обтрепанные уголки, как если бы Рамон носил её в бумажнике. Христос же с иконы, казалось, глядел прямо на нее.

— Рамон! Никто из ваших знакомых не собирался в поездку по Флориде?

Услышав тяжкий вздох Саусаса, Теодор обернулся. Саусас взглянул на него и беспомощно развел руками.