— Что случилось? У тебя сильная боль?

ДОКТОР ЛИАМ КИНГ

Я сканирую ее черты, прежде чем ищу на ее теле признаки того, откуда исходит боль, но ничего не нахожу.

Она все еще держится так же, как и вначале, и ничто не выдает ее. Поэтому я не могу понять, что ее беспокоит.

Женщина облизывает губы. «Она нервничает. Но почему?»

Она молча откидывается на каталку, и я автоматически протягиваю руку, чтобы поддержать ее. Я помогаю ей лечь, подложив подушки под спину, и она медленно выдыхает.

— Доктор Кинг? У меня… — Она замолкает с явной нерешительностью, но затем решительно поднимает подбородок. — У меня вопрос.

Я отвечаю медленно, осторожно.

— Хорошо.

Женщина открывает рот, прежде чем захлопнуть его, складывая губы в тонкую линию. Как раз тогда, когда я ожидаю, что она отмахнется от своего вопроса, та выдает его в стремительном порыве.

— Знаю, что уже просила сделать все возможное, чтобы помочь мне, но чувствую, что мои ноги и под мышки становятся как у мохнатого мамонта, и я просто подумала… — Она резко останавливается, как будто у нее закончился запал, и краснеет.

А потом поспешно, но тихо, добавляет:

— Я хотела узнать, не мог бы ты помочь мне побриться?

Как только она задает свой вопрос, на ее щеках вспыхивает яркий румянец. И к черту все, если я не нахожу это чертовски очаровательным.

«Очаровательным? Господи. Что, блядь, со мной не так?»

Она просит меня побрить ей ноги и под мышки. Я сжимаю пальцы в кулаки, эта идея искушает меня так, как я и не думал, что это возможно.

— То есть, мне жаль. — Женщина запинается на словах, щеки заливаются более густым румянцем. — Это глупая девчачья затея, и, — она издает едва слышный смешок, — это не совсем входит в твои должностные обязанности, так что просто забудь об этом.

Ее попытка улыбнуться царапает по мне, как самая грубая наждачная бумага.

— Все в порядке.

«Что?»

— Что? — Она повторяет мою внутреннюю реакцию, голубые глаза расширены от удивления.

«Христос Всемогущий».

Я крепко сжимаю челюсть и перевожу свое внимание, быстро собирая все принадлежности, потом бормочу:

— Дай мне минуту, чтобы все убрать.

— О. Вау. Спасибо, доктор Кинг.

Я крепче сжимаю губы, чтобы удержаться от того, чтобы не ляпнуть: «Лиам». Чтобы не раздуть еще большее дерьмо, услышав мое имя на ее губах.

Почему это вообще имеет значение, почему меня это искушает, не имеет ни малейшего смысла. А это значит, что мне нужно быть более осторожным, чем когда-либо.

Мои движения лаконичны и быстры. Я беру свежую бритву и старый тюбик с кремом для бритья, прежде чем вымыть и наполнить теплой водой судно. Положив все эти предметы на столик рядом с ее кроватью, я лаконично приказываю.

— Не пытайся перенапрягать руку, если это слишком больно. И скажи мне, если я причиню тебе какой-либо дискомфорт.

Мышцы напрягаются под моей кожей, я тянусь к ее руке и осторожно поднимаю ее. Когда она делает неглубокий вдох, я в тревоге устремляю взгляд к ней, но ее взгляд прикован к бритве.

Она произносит слова медленно, с нотками удивления.

— Ты можешь просто воспользоваться теплой водой.

Голубые глаза переходят на мои, и она сосредоточенно хмурит брови.

— Я просто… вспомнила об этом. Что раньше я брилась просто под теплой водой в душе.

Я сжимаю пальцы вокруг бритвы, пластик впивается в кожу.

— Что-нибудь еще?

«Например, как, черт возьми, ты докатилась до такого состояния?»

Взгляд темнеет от разочарования, ее голос приглушен.

— Нет.

Я прочищаю горло.

— Со временем все вернется.

Она позволяет мне немного приподнять каждую из ее рук, ровно настолько, чтобы провести бритвой по области под мышек. Я не тороплюсь, игнорируя внутренний голос, который говорит мне, что я еще больше все порчу. Еще больше замутняю и без того застойные и грязные воды этих обстоятельств.

Приподнимаю низ ее халата, чтобы открыть одну длинную ногу, загорелую и упругую, и сосредоточиваюсь на том, чтобы оставаться как можно более профессиональным.

Но мое намерение превращается в дерьмо, как только я кладу руку на ее лодыжку, сбривая волосы, покрывающие ее стройную икру. Контраст моей более темной загорелой кожи с более золотистым загаром ее ноги привлекает мое внимание.

Когда слегка приподнимаю ее ногу, чтобы побрить нижнюю часть, я перевожу взгляд на ее лицо и вижу, что она смотрит в потолок, словно избегая зрительного контакта. Пальцы крепко сжаты, кожа на костяшках почти белого цвета, туго натянутая. Кажется, что она борется со смущением.

Я решительно возвращаюсь к своей задаче, ведя пальцами выше ее колена, пока продолжаю брить ее. Когда приподнимаю ее бедро, чтобы добраться до нижней части, халат сдвигается, и неоспоримый жар, исходящий от ее киски, опаляет меня, словно насмехаясь надо мной.

«Очнись, ты, ублюдок».

Я так сильно сжимаю челюсти, что у меня начинают болеть коренные зубы. Мне нужно покончить с этим, чтобы оставить ее отдыхать и установить некоторую дистанцию между нами.

Каким-то образом мне удается побрить всю ее ногу, прежде чем перебраться на другую сторону каталки.

«Почти готово».

Торопясь закончить дело, я сдвигаю ее халат, чтобы открыть другую ногу, но собираю слишком много ткани. И обнажается больше, чем длинная, худая конечность, и каждый мускул в моем теле замирает на краткий миг.

Я поднимаю на нее глаза и вижу, что она все еще смотрит в потолок. Похоже, та не знает, что передо мной открылся такой соблазнительный вид.

И я, как ублюдок, притворяюсь, что не знаю, что только что сделал.

Между медленными, аккуратными взмахами бритвы, ополаскиваю лезвие в теплой воде, украдкой скользя взглядом по краю ее обнаженной киски. Я почти могу различить легкий блеск на ее внешних губах. Как будто она тоже чувствует, чтобы, черт возьми, это ни было между нами.

Ужас начинает накатывать на меня, и вслед за ним приходит ощущение, что я облажался так, что потом это будет преследовать меня.

Я сосредоточенно щурюсь, внутренне ругая себя за то, что должен закончить брить ее чертову ногу и перестать пялиться на нее как подонок. Когда делаю последнее движение бритвой и пальцами обхватываю ее изящную лодыжку, что-то заставляет меня поднять взгляд, и тут я вижу это.

Ее соски настойчиво торчат сквозь ткань халата, словно борясь за мое внимание. И я знаю, что, возможно, это просто реакция на то, что она чистая и о ней заботятся, но, черт побери… Меня это заводит так, как я никогда не до этого.

Ее грудь поднимается и опускается с неглубокими вдохами. Вверх. Вниз. Вверх — соски плотно прижимаются к ткани. Вниз — лишая меня возможности увидеть их полное очертание под халатом.

Отпрянув от нее, я сжимаю судно с водой и бритву так, что побелели костяшки пальцев, и бросаюсь к стойке, чтобы избавиться от всего.

— Надеюсь, это поможет. — Мой голос резкий, с нотками ледяного холода.

Оборонительный. Потому что мне нужно убраться отсюда — подальше от нее. Если буду прикасаться к ней чаще, чем это необходимо, то я окончательно испорчу себе жизнь.

Это слишком рискованно.

«И какого хрена я веду себя как чертов подросток из-за этой женщины?»

Она прочищает горло.

— Спасибо, доктор Кинг.

Благодарность окрашивает ее голос, хотя он слегка хриплый.

— Благодаря тебе я чувствую себя более человеком. Гораздо меньше похожей на мохнатого мамонта.

Она издает крошечный, самодовольный смешок, но в ее словах чувствуется нервозность.

— Тому, что ты сделал для меня, наверное, позавидовали бы многие женщины. Я не уверена, что о тебе говорят, но если так, то им очень повезло…

— Мне нужно сделать кое-какую работу в моем кабинете в конце коридора. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. — Я отрывисто киваю, не позволяя своим глазам задерживаться на ней дольше, чем на мгновение. — А теперь, если ты меня извинишь…