«Или ты сделаешь это?» Я стискиваю зубы от внутреннего голоса, насмехающегося надо мной, как чертов ублюдок.

На периферии я улавливаю движение. Мои видеомониторы темные, кроме одного — комнаты, в которой находится женщина.

Я пристально смотрю на экран, прежде чем нажать на кнопку управления, чтобы увеличить изображение и включить звук.

Хныканье. Маленькие, избитые руки сжимаются и разжимаются. Ее красивое лицо морщится в агонии, по щекам текут слезы. Проклятье.

Ловко ставлю пальцами пистолет на предохранитель, потом нажимаю на спуск и извлекаю обойму из пистолета. Надежно спрятав его в потайное отделение ящика стола, я выхожу из кабинета.

Я пожалею, что не довел дело до конца. Знаю, что пожалею. Но сейчас я нужен этой женщине. Пусть потом она злится на меня сколько угодно, но я дам ей еще одну дозу обезболивающего.

Ее очевидная тревога по поводу ее ситуации и известие о ее ранах скрутили мои гребаные внутренности в узлы. Не имея ни малейшего представления о том, кто она, черт возьми, такая и как сюда попала, ее пульс, возможно, несколько раз сбивался, но эта женщина настойчиво пыталась взять себя в руки. Ее скрытая сила видна даже человеку с самым близоруким зрением.

И независимо от того, что я планирую сделать, эта женщина — ее ситуация — взывает ко мне. Я мог бы свалить всю вину на свою обязанность врача соблюдать клятву Гиппократа, но это была бы чертова наглая ложь.

Что-то в ней уже внесло смятение в мои планы.

Я разберусь с последствиями — как моей собственной неспособности нажать на курок, так и того, что я пошел против ее желания получить больше обезболивания — в другой раз.

А пока мне нужно позаботиться о таинственной пациентке.

Роман Медведев

ГЛАВА ОРЕКСКОЙ БРАТВЫ

Сергей Виноградов — гребаный панк, который считает себя умнее всех. Он верит, что непобедим. Что укрепляет и улучшает наследие, оставленное его покойным отцом Михаилом.

Я встречаю его пристальный взгляд своим собственным, участвуя в извечном соревновании по мерению членов между мужчинами.

Внутренне я усмехаюсь над его манией величия.

— Я говорил тебе, что хочу искоренить все следы, но тебе нужно было действовать изо всех сил, как маленькому хулигану на детской площадке.

Челюсть Сергея сжимается от моего вопиющего оскорбления, но он ничего не отрицает. Потому что знает, что это правда.

— Ты позволил единственной вещи, которую я хотел, ускользнуть от тебя.

Губы Сергея плотно сжимаются, пока он произносит каждое слово с рычанием.

— Не стоит беспокоиться. У меня все было под контролем с самого начала.

Он наклоняется ближе, бросая на меня то, что, как я предполагаю, тот считает угрожающим прищуром, но меня это не пугает.

— Тебе нужно помнить о конечной цели.

Моя улыбка наполнена чистой злобой.

— О, я помню цель с предельной ясностью. Мы объединим наши организации и будем править вместе. — Я опрокидываю рюмку водки и поднимаюсь со своего места.

В его выражении лица мелькают неуверенность и раздражение.

— Куда, блядь, ты собрался?

Я застегиваю пуговицу пиджака.

— Наш разговор окончен, не так ли? — прежде чем он успевает произнести еще одно бесполезное слово, я открываю дверь. — Мы будем на связи.

Затем, поскольку я не могу удержаться, добавляю: «Партнер», прежде чем закрыть за собой дверь.

Спускаюсь по ступенькам на улицу, мои люди окружают меня со всех сторон, и я напоминаю себе, что это необходимо.

Иметь дело с таким долбанным ссыкуном, как Сергей, необходимо для достижения моей конечной цели.

Ему не нужно знать, что мой план предусматривает его устранение, когда все будет сказано и сделано.

Потому что, в конце концов, я получу то, чего заслуживаю.

Я получу власть, контроль, известность и признание, которые мне причитались.

То, чего у меня никогда не было из-за него.

Она

Во сне мне восемь лет, и мои глаза прикованы к лицу матери.

Она смотрит на меня, ее волосы влажные от окровавленной раны на лбу.

Воздух пропитан запахом мочи. Я подслушала однажды, как некоторые соседские мальчишки говорили о том, что видели, как люди мочатся, когда им было страшно.

Теперь я поняла, что они имели в виду.

Мама умерла, и у меня никого не осталось. Ее глаза раньше были такими красивыми, а теперь они смотрят в пустоту.

Хочется заплакать, как ребенку, но знаю, что это бессмысленно. Мои губы дрожат, когда я глажу ее волосы.

— Я люблю тебя, мама.

Надеюсь, она слышит меня с небес. Надеюсь, она скучает по мне так же сильно, как я уже скучаю по ней.

Кровь течет из ее раны на груди на мое платье, и я приветствую это, потому что это последнее, что у меня остается от нее.

Это все, что у меня осталось.

Мои щеки мокрые, но я не пытаюсь их вытереть. И держу ее так долго, как только могу.

Мозолистые кончики пальцев нежно касаются линии моих волос, прежде чем хриплый мужской голос приказывает мне отдохнуть.

Мгновение спустя я радуюсь облегчению от боли мучительных ран моего тела и сердца. Когда нежные пальцы мужчины прокладывают дорожку между моими бровями, мое напряжение ослабевает еще на долю секунды.

— Спи. — Его успокаивающий голос убаюкивает меня, позволяя отключиться от душевной боли.

Забвение овладевает мной, когда кончики его пальцев снова проводят по линии моих волос, оставляя после себя только одно ощущение.

Безопасность.

ЗАМЕТКА В ДНЕВНИКЕ

Восемь с половиной лет

На днях мужчина подарил мне этот симпатичный дневник, потому что сказал, что боится, что я слишком много держу в себе. Он сказал мне, что в конечном итоге будет еще больнее, и лучше все записать. Так что, думаю, я начну.

Я все еще скучаю по маме так сильно, что у меня болит сердце. Иногда плачу по ночам, потому что она дарила мне особые поцелуи и пела колыбельную. Но теперь она на небесах.

Думаю, что она видит меня. Думаю, мама смотрит на нас и знает, что теперь со мной все в порядке. Что я в безопасности.

Я думаю, он тоже волнуется, потому что мы часто переезжаем, но делает это весело. Мужчина спросил меня, скучаю ли я по своим друзьям, и когда я сказала, что у меня их нет, потому что они смеются надо мной и называют меня глупыми именами, типа Зануды, он разозлился.

Никогда раньше не видела его таким злым. Я сказала ему, что все в порядке и что моя мама всегда говорила, что они просто завидуют, потому что я умнее их и всегда стараюсь в школе.

Он наклонился и сказал мне, что у него есть секрет, который тот хочет мне рассказать, но я не смогу его повторить, пока не стану намного старше. И добавил, что секрет включает в себя плохое слово. Затем прошептал, что другие дети завидуют мне, потому что я собираюсь вырасти охеренной.

Я хихикнула, когда мужчина это сказал, но остановилась, потому что его лицо стало серьезным, и тогда он сказал мне об этом. Сказал, что знал это с того момента, как увидел меня.

Это был первый раз, когда я обняла его, и думаю, что этим застала его врасплох. Ему понадобилась секунда, чтобы обхватить меня руками и обнять в ответ, но когда он это сделал, это было так крепко, что я подумала, что мои ребра могут немного треснуть.

Но это было приятно. Не такие, как мамины объятия, другие. Могу сказать, что он не часто обнимается, так что я рада, что дала ему обнимашки.

Однажды я прочитала книгу, в которой говорилось о том, что некоторые люди никогда не получают объятий, и обычно они больше всего в них нуждаются. Думаю, может быть, он один из таких людей. И еще думаю, что моя мама будет гордиться мной, если я буду часто его обнимать.

Но не все сразу, конечно. Наверное, безопаснее делать это время от времени и приучать его к этому. Так же, как если бы мы пошли купаться, а океан был прохладным. Я никогда не могла сразу прыгнуть в воду. Мне приходилось работать над этим.