Он издает еще один смешок, но потом его веселье угасает, черты лица проясняются и становятся расчетливыми.

Окинув взглядом Лиама, он хмурится, как разочарованный родитель.

— Я назначил за тебя награду, потому что ты не выполнил приказ. Я дал тебе время помучить ее и распорядиться ею по своему усмотрению.

Глаза опасно сверкают, голос Сергея приобретает более смертоносный оттенок.

— Ты забываешь, что ты больше не работаешь на себя. Ты отвечаешь передо мной. А я говорю, что никто, связанный с Юрченко, не заслуживает жизни. — Яд сквозит в каждом слове, губы кривятся от отвращения. — Теперь у меня нет другого выбора, кроме как закончить все самому.

Сергей поднимает пистолет, целясь прямо в меня, но за долю секунды до того, как он выпускает пулю, Лиам отталкивает меня с дороги. Я теряю равновесие, отлетая в сторону, в то время как жилет Лиама поглощает удар пули.

Все происходит как в тумане: Лиам быстро достает два пистолета и дважды стреляет в Сергея, тело которого уже рухнуло на пол.

Я тянусь к стене, чтобы устоять на ногах, но сильная рука обхватывает меня, и дуло пистолета упирается мне в висок. Мой ублюдочный дядя отходит назад, подальше от Лиама, к открытой двери ангара.

Крепко держа меня, он снова использует меня в качестве живого щита. Лиам продвигается вперед, но останавливается, когда Роман предупреждает:

— Не делай этого, Кинг. Если не хочешь, чтобы ее мозги разлетелись повсюду.

Лиам заметно колеблется, но не опускает оружие. Усмешка Романа полна злорадства.

— Я планировал устранить Сергея достаточно скоро. Ты только что оказал мне услугу.

Он подводит нас ближе к месту, где стоит вертолет.

— Твоя мать и сестра очень страдали. Ты знал об этом, Кинг?

Черты лица Лиама — чистый гранит, но его глаза… Боже, как они разрываются от боли из-за мерзкой насмешки Романа.

Ублюдок выплевывает свои ядовитые слова, и его голос сочится высокомерием.

— И тогда ты сыграл нам на руку.

Мы находимся всего в нескольких шагах от вертолета, и я чувствую, как разочарование густыми волнами накатывает на Лиама. Роман продолжает удерживать меня, держа перед собой, слегка приседая, чтобы сравняться с моим ростом.

— Я думал, ты человек слова, Кинг. — В его насмешливом голосе слышатся едкие нотки. — Ты должен был убить ее. А не трахать ее несколько месяцев подряд.

Эмоции борются внутри меня, бурля горячо и быстро. Для Лиама все могло быть ложью. Но для меня это не так.

Я все еще люблю его — даже если хотела бы этого не делать. Даже если была всего лишь пешкой в этой больной, извращенной игре, в которую они все играли.

Роман крепче обхватывает меня рукой, заставляя мои легкие гореть. Теперь, обращаясь ко мне, его голос становится ледяным

— Это было несчастье, что тебе удалось уйти, когда я убил твою семью, но теперь я оставляю тебя в руках убийцы. Человека, который все это время планировал убить тебя.

В шаге от основания вертолета Роман резко толкает меня вперед, подталкивая к Лиаму, и стреляет из своего пистолета.

Жгучая боль пронзает меня, тело дергается, и я падаю к ногам Лиама. Лопасти вертолета начинают хлестать, хлестать, хлестать, готовясь к взлету.

Толстая красная полоса тянется вниз по моей руке, спускаясь ниже запястья, в то время как изнуряющая боль пронзает мой левый бок. Мое зрение затуманивается по краям, и я инстинктивно тянусь к боку, только чтобы сдержать шипение, когда моя рука встречает влагу.

Лиам нависает надо мной, лежащей на земле, его глаза яростно обшаривают мое тело, прежде чем вернуться к моему лицу.

— Хватай его. — Мой приказ прозвучал гораздо слабее, чем мне хотелось бы.

Лиам едва бросает взгляд на вертолет, когда он взлетает и быстро уносится в ночное небо. Мускулы на его челюсти дико напрягаются, и я прилагаю все усилия, чтобы сесть прямо, плотно сжимая губы, чтобы подавить мучительный крик, который вызывает это движение.

Когда он протягивает ко мне руку, я отдергиваюсь от его прикосновения, и с моих губ срывается болезненный звук, прежде чем я успеваю его подавить. Лиам сурово опускает брови.

— Будь осторожнее.

Осторожнее? Я внутренне усмехаюсь. В меня только что стрелял мой дядя-убийца и оставил с человеком, который планировал пытать и убить меня.

Недоверие, должно быть, отражается на моем лице, потому что выражение его лица застывает.

— Мне нужно убедиться, что пули не задели ничего важного.

Выпрямив спину, я поднимаю подбородок.

— Больше нет необходимости играть в игры.

Злость и сожаление разрывают мое сердце, и часть меня жалеет, что все могло быть иначе.

— Все, о чем я прошу, — если ты собираешься убить меня, сделай это быстро, — закрываю глаза, готовясь к этому.

Потому что, хотя он и оттолкнул меня от пули Сергея, его союз не со мной. Это совершенно ясно.

Наступает тишина, и каждая клеточка моего тела с каждой секундой становится все более напряженной, пока я сижу, согнувшись от боли. Страх, что он продлит это именно так, как планировал, захлестывает меня с силой, подобной цунами.

Внезапно на рану в моем боку оказывается давление, похожее на две тонны, и обжигающая агония с удвоенной силой пронизывает меня насквозь. Мне хочется оттолкнуть его, но все мои усилия уходят на то, чтобы сжать губы и подавить крик боли.

Мои конечности слабеют по мере того, как в глубине поселяется чувство завершенности.

«Это конец».

Единственное утешение — надежда на то, что я воссоединюсь с мамой и папой. Что ни физическая, ни эмоциональная боль, которую причинил мне Лиам, не останется надолго.

Черпая последние силы, я пытаюсь каким-то образом примириться с этим. Понять, что для меня это конец, и, хотя я столкнулась с человеком, который приказал убить папу, мне не удалось убить ублюдка, который много лет назад убил моих родителей.

Искушение потерять сознание плотно охватывает меня. Смутно я слышу голос Лиама, который отдает приказ, но кому именно, я не знаю.

Я приветствую темноту, когда она настигает меня.

ЛИАМ

Я выстрелил в Сергея, но не убил его — специально.

Потому что мне все еще нужны ответы.

Прижимая свою рубашку к ее ране, я туго закрепляю ее ремнем. Алекс теряет сознание от боли, но пульс у нее все еще сильный, и потеря крови не вызывает беспокойства, поэтому я бросаюсь туда, где распростерся этот придурок.

Я нажимаю ногой на мокрое месиво на рубашке Сергея, где его пронзили мои пули, и его глаза закрываются от стона, наполненного болью.

— Кто, блядь, убил мою семью. — Голосом, похожим на колючую проволоку, я выдавливаю каждое слово, которое звучит скорее как утверждение, а не как вопрос.

Сергей начинает смеяться, но смех переходит в удушливое кряхтение, когда изо рта вытекает кровь. Его глаза говорят мне, что он знает, что нет смысла лгать. Это конец для него.

— Дэв послал людей убить их. Он инсценировал все так, чтобы это выглядело как Юрченко, как раз после того, как я послал людей убить его. — Его голос хриплый, то затихающий, то усиливающийся. — Ты был нужен нам на борту, чтобы показать другим Братвам, что мы сильнее всех.

Бум! Его тело дергается от того, что я выстреливаю ему в лоб.

«Все, о чем я прошу, — если ты собираешься убить меня, сделай это быстро».

Проклятье, ее слова крутятся в моей голове.

— Тебе нужен гребаный душ.

Не обращаю внимания на слова Святого. Черт, возможно, мне действительно нужен чертов душ, но я не мог оставить ее.

Мне удалось благополучно извлечь пули и убедиться, что они не нанесли внутренних повреждений. Одна из пуль задела край поджелудочной железы, но, к счастью, не пробила ее.

— Кинг. Иди, прими гребаный душ. — В голосе Святого слышится раздражение. — Я буду здесь, присмотрю за ней.