Мой взгляд останавливается на венах на ее руках, хорошо заметных даже после перенесенных травм. Облегченно вздохнув, я беру еще одну пару перчаток и необходимое оборудование для забора крови.

Как только я достаю тесты и беру необходимые образцы крови, выхожу из комнаты, направляясь к себе, чтобы принять душ и быстро переодеться.

Через несколько минут я устраиваюсь в кресле напротив того места, где лежит женщина, чтобы лучше наблюдать за ней.

Я сделал свою часть работы. Теперь все зависит от нее.

Если она выкарабкается, мне понадобятся серьезные ответы.

ДОКТОР ЛИАМ КИНГ

36 ЧАСОВ СПУСТЯ

Как раз в тот момент, когда я проверяю ее раны, чтобы убедиться, что нет никаких признаков инфекции, глаза женщины распахиваются. Быстро моргая, она, похоже, пытается сфокусироваться на окружающей обстановке.

Ярость и боль отражаются на ее лице. Незнакомка тут же тянется рукой к месту установки капельницы, и я крепко сжимаю ее запястье, чтобы она не выдернула иглу.

— Остановись.

Я хочу, чтобы женщина послушалась моего приказа, но та не слушается. И она намного сильнее, чем должен быть человек в ее состоянии, и мне приходится крепче сжать ее запястье, так сильно, что я боюсь поранить ее.

— Перестань двигаться, или снова откроются твои раны.

Пока она борется с моим захватом, один рывок, должно быть, причиняет ей невыносимую боль, потому что ее глаза закатываются, а тело обмякает.

Твою мать. Ее пульс бьется ровно, что уже намного лучше, чем раньше, но у меня такое чувство, что она повредила одну из своих ран.

Я выжидаю мгновение, прежде чем схватиться за ограничители, которые мне не приходилось использовать уже много лет. С тех пор как мне пришлось обрабатывать рану Сандро, местного кузнеца.

Пробегаю глазами по ней, внимательно осматривая женщину, и замечаю, что рана на ее боку снова открылась. Проклятье. Я удерживаю ее противоположную руку и ногу, прежде чем устранить беспорядок, который она навела в моей работе на передней части раны. Как только заканчиваю, фиксирую ее вторую руку и ногу.

Сделав шаг назад, я смотрю на то, как она лежит. Ее пальцы периодически подергиваются, но лицо остается спокойным.

Потом снимаю латексные перчатки и выбрасываю их в мусорное ведро. Сжав напряженные мышцы затылка, я медленно выдыхаю, желая, чтобы напряжение спало хотя бы на долю секунды.

Конечно, это бесполезно. Особенно когда мой взгляд устремлен на женщину, лежащую с ограничителями в моей смотровой комнате.

— Из всех вещей, которые могут быть выброшены на берег перед моим домом…

Она

ВОСЕМЬ ЛЕТ

ЮЖНАЯ АФРИКА

Пули летят, настигая нас со всех сторон, пока мы бежим.

Мы с мамой мчимся к ряду домов впереди нас, где можно укрыться, но пули, кажется, становятся еще ближе.

Я чувствую это раньше, чем слышу. В одно мгновение моя мать становится мертвым грузом, ее рука все еще в моей, прежде чем я слышу грохот выстрелов. Ее тело наваливается на мое, прижимая мои ноги к земле.

Используя все свои силы, я выворачиваюсь из-под нее. Потом хватаю в охапку платье моей матери и тащу ее за собой, пока ползу. Дюйм за дюймом, мимо тел других людей и луж крови, вытекающих из-под них, мои колени скребут по грубой грязи, усеянной камнями. Кажется, прошла целая вечность, пока я добралась до ряда домов.

Я вся в поту и грязи, мои легкие и мышцы горят. Когда ее платье начинает рваться, я из последних сил хватаю ее за волосы и протаскиваю ее остаток пути.

Молча я извиняюсь перед ней. «Прости меня, мама. Прости, что не смогла бежать достаточно быстро, чтобы доставить нас в безопасное место».

Паника смешивается со страхом, напоминая мне, что теперь я совсем одна. Когда мои глаза начинают гореть, я борюсь со слезами, и вместо них вспыхивает гнев. Я не позволю им так просто убить меня.

Я отказываюсь.

Крошечная ниша под лестницей манит меня, темная и тенистая, и я тащу ее туда, укладывая ее руки и ноги вместе.

В воздухе витает запах пота и пороха. Пытаюсь успокоить свое колотящееся сердце и разум, потому что мне нужно разработать план. Я должна быть умной.

Не знаю точно, сколько времени я сижу с маминой головой на коленях, пытаясь пригладить ее спутанные волосы, которые прилипли к рваной ране на лбу. Кровь от пули, пробившей ее грудь, вытекает, пачкая мое платье.

Вид мужских сапог пугает меня, но я сдерживаю свой страх. Затем собираю всю свою храбрость и смотрю в лицо тому, кто, я уверена, намерен меня убить. Пусть мне всего восемь лет, но я поклялась дать отпор.

Он держится очень спокойно, руки свободны от оружия. Высокий и красивый. Почему-то я чувствую, что он не местный. Его нос и щеки выглядят так, будто их тщательно вырезали. Волосы подстрижены очень коротко.

Мужчина смотрит на меня пронзительными голубыми глазами, изучая меня, как будто я какое-то уникальное существо, которого он никогда раньше не видел.

Его акцент отличается от того, что я привыкла слышать.

— Ты очень храбрая.

Его губы приоткрываются, словно он собирается сказать что-то еще, но резко поворачивается. Теперь, внезапно оказавшись с двумя пистолетами в руках, он стреляет по трем вооруженным мужчинам, которые вбегают сюда, и мгновенно убивает их.

Потом мужчина поворачивается назад ко мне, выражение его лица свирепое.

— Я могу спасти тебя, но ты должна пойти со мной. Быстро. — Он засовывает один пистолет в кобуру под расстегнутой рубашкой и протягивает мне руку.

Знаю, что неразумно идти с незнакомцами — мама всегда говорила мне об этом, — но что-то в этом человеке говорит мне, что я могу ему доверять. С ним я буду в большей безопасности.

В последний раз смотрю на мамино лицо и слегка целую ее в нос. Так же, как она делала со мной, когда говорила, что любит меня.

— Я люблю тебя, мама, — тихо шепчу я.

Затем встаю и беру мужчину за руку.

ДОКТОР ЛИАМ КИНГ

ЧЕТЫРЕ ДНЯ СПУСТЯ

— Зрачки в норме. — Я убираю фонарик в карман, продолжая говорить в свой микро-диктофон. — Пульс на нижней шкале, но в остальном нормальный.

Это может быть нормой для нее, как это часто бывает у тех, кто религиозно относится к своим физическим упражнениям.

Пока проверяю показатели женщины, я размышляю, очнется ли она сегодня. В течение последних двух дней она то приходила, то теряла сознание. Но после первого эпизода это ограничивалось морганием глаз, после чего та закрывала их. Ее тело прошло через стресс, и оно само по себе делает то, что ему нужно, чтобы исцелиться.

Единственное маленькое утешение — ко мне не заходил ни один пациент. Я не знаю, как объяснить появление загадочной женщины, которая привязанная лежит в одной из смотровых комнат.

Как только я откладываю свой стетоскоп в сторону, краем глаза улавливаю движение. Широко раскрытые голубые глаза смотрят на меня, обладая острой осведомленностью, сдобренной настороженностью.

Выключив диктофон, убираю его в карман как раз в тот момент, когда женщина приоткрывает губы, чтобы заговорить.

Ее голос срывается на нескольких слогах.

— Где я?

— Вы в моей клинике, в моем доме.

С небольшой паузой я спрашиваю:

— Хотите воды?

Женщина обводит взглядом комнату. У меня создается впечатление, что она каталогизирует все, что видит, прежде чем вернуть свое внимание ко мне.

— Почему я привязана?

— Потому что вы разволновались, что привело к открытию одной из ваших ран. Это было сделано для вашей безопасности. — Киваю, указывая жестом на ограничители. — Я могу снять их, если вы пообещаете не волноваться.

— Кто вы?

— Доктор Кинг.