Он делает паузу, резко прищуривая глаза, как будто я виновата в том, что он считает недостатками моего отца.

— Поэтому я играл с мелкими местными бандами, как со скрипкой, доказывая силу «Орекской Братвы». Доказывал, что могу вести за собой и быть достаточно сильным, чтобы, в конце концов, объединиться с «Болшевской Братвой» и поставить всех остальных на колени.

Эмоции в смятении, жаль, что у меня нет времени переварить это откровение. Потому что, как бы сильно я ни ненавидела этого человека, стоявшего передо мной, он также сыграл свою роль в моей жизни — в том, чтобы улучшить ее.

Без его гнусных действий я бы никогда не испытала на себе заботу и любовь папы.

Возможно, у меня не было бы ни понимания, ни уверенности в себе, чтобы вырасти в ту женщину, которой я стала.

У меня не было бы отца, который обожал и любил меня. Он защищал меня и в то же время предоставлял мне столько возможностей, которых иначе я бы не получила.

Но он украл мою мать. Украл часть моей невинности. Ни один ребенок не должен быть свидетелем убийства своих родителей.

Ни один ребенок не должен быть охвачен ужасом в разгар перестрелки.

Роман внезапно поднимает взгляд, фокусируясь на чем-то или на ком-то позади меня. Возможно, вернулся его придурок-лакей.

Когда я бросаю взгляд на Сергея, в его чертах сначала появляется удовлетворение, а затем что-то похожее на растерянность и, возможно, даже разочарование.

Сергей заговаривает первым, нарушая странно напряженную тишину.

— Ах, смотрите, что притащил кот.

— Ты выглядишь удивленным.

Этот голос… Каждая молекула моего существа замирает в шоке. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы подавить свою реакцию. Но внутренне низ моего живота опускается к ногам.

Мне следовало лучше знать, чем думать, что он позволит мне сделать это одной. Хотя я знаю Лиама не так давно, человек, который готов в один момент пуститься в бега — и все ради женщины, не помнящей, кто она такая, — не потерпит, чтобы его бросили. Даже если бы мои намерения были чисты.

Сергей прищуривает взгляд.

— Скажем так, я не ожидал, что ты так… здоров для человека, который отказался от лечения.

«Отказался от лечения?»

Я пытаюсь понять смысл их разговора.

Лиам встает рядом со мной, и тот же самый укол осознания бомбардирует меня. Кончики моих пальцев подергиваются от желания дотянуться до него, но мое замешательство подавляет это, крепко удерживая.

— Это потому, что у меня больше нет рака, — говорит об этом спокойно Лиам, так буднично, что шок проникает до мозга костей, и весь кислород задерживается в моей груди.

На лице Сергея появляется удивление. Его глаза-бусинки практически впиваются в плоть Лиама.

— Как это возможно? Ведь тебе оставалось жить всего несколько лет.

Пожатие плечами Лиама, возможно, и не является физическим, но оно присутствует в его голосе

— Я еще не был готов к смерти. Решил попробовать и попытаться исцелиться.

На этот раз он приподнимает плечо, слегка пожимая им.

— Кто бы мог подумать, что жизнь в джунглях, где свежий воздух, много солнечного света и правильное питание могут меня вылечить. — Он не задает это как вопрос, но в его голосе слышится нечто большее, чем намек на вызов.

Проходит несколько секунд ошеломленного молчания, затем Лиам предлагает обманчиво непринужденным голосом:

— Ты, кажется, разочарован.

Лиам позволяет паузе затянуться.

— Ты же не планировал заставить меня подняться на борт, чтобы доказать что-то другим братвам, а затем убить меня, поскольку я все равно умирал, не так ли?

Отвращение окрашивает выражение лица Сергея, и на моих глазах оно становится еще глубже.

— Дела братвы не для того, чтобы ты был посвящен в них.

От подробностей, с которыми меня только что ознакомили, мой разум взбунтовался.

«Лиам был болен раком и должен был умереть? Что еще он от меня скрывал?»

Голос становится резким и требовательным, Сергей переключается на другую тему.

— Это, конечно, заняло у тебя достаточно много времени. В чем причина задержки?

Лиам не колеблется, выражение лица у него невозмутимое.

— Ты знаешь, почему так долго. Вы послали мудаков, чтобы они нас убили.

Я не могу удержаться и таращусь на мужчину, который не бросает на меня даже мимолетного взгляда. Как будто я для него ничто.

И в этот момент меня осеняет, что именно Сергей спросил Лиама.

— Что за задержка?

О боже милостивый.

АЛЕКСАНДРА

— Я вижу, ты складываешь кусочки воедино.

Я перевожу взгляд на Сергея, и меня охватывает новый приступ ужаса.

— Дааа… — Он растягивает слово, шипя, как змея. — Доктор Кинг заключил с нами сделку, что он выйдет на пенсию ради меня…

— Ради нас, — резко вмешивается мой ублюдочный дядя, его голос — чистый мороз.

Глубокие морщины отвращения прорезают рот Сергея, когда он продолжает, даже не взглянув на моего дядю.

— Только бы ему дали возможность убить убийцу своей семьи. Несмотря на то, что Юрченко погиб, как только мы нашли тебя, ты стала следующей по значимости. Дочь виновного должна страдать.

Мой рот приоткрывается в неверии, легкие сжимаются в груди, пока я в ужасе смотрю на мужчину, которому отдала свое сердце. Человека, который, как я думала, по-своему дорожил мной.

А все это было ложью.

Я не только была преподнесена ему на блюдечке с голубой каемочкой, но и сама отдалась ему. Добровольно.

В голосе Сергея звучит притворное беспокойство.

— А… ты не ожидала этого, мисс Юрченко?

Лиам даже не смотрит на меня. Он не удосуживается даже взглянуть в мою сторону. Словно уже считает меня никчемной.

Предательство душит меня, покрывая толстыми слоями, в то время как другая агония опустошает мое сердце, оставляя на его месте бесплодную пустошь.

Теперь передо мной совершенно другой человек. Хотя черты его лица, как обычно, тверды как гранит и нечитаемы, это единственное сходство с тем врачом, который приходил на дом к пациентам в шортах и футболке. С тем человеком, который принимал различные виды оплаты в обмен на медицинскую помощь.

Одетый во все черное тактическое снаряжение, Лиам похож на человека, которым он, вероятно, был до того, как обосновался в Панаме.

Возможно, мне наконец-то дали возможность увидеть настоящего Лиама Кинга. Бугимена, как его называли.

Наемник, который вышел в отставку, чтобы убить меня.

Мой желудок скручивает, когда я выдавливаю вопрос из себя, обращаясь к Лиаму с каменным лицом

— Когда? Когда они были убиты?

В его глазах не мелькает ни капли узнавания. Как будто я вообразила, что в нем горит огонь. Отблеск тепла, когда он смотрел на меня.

Ласку, когда он занимался со мной любовью.

«Нет».

Горечь стремительно нарастает во мне, почти закипая.

«Нет, он имел меня».

И не только в этом смысле.

Ледяное презрение звучит в моем голосе, когда я повторяю:

— Когда они умерли?

Его губы едва шевелятся, каждое слово выдавливается сквозь стиснутые зубы.

— Два года назад.

Решимость выходит на передний план, оттесняя часть моей боли.

— Когда именно?

— Десятое марта. — Челюсть сжата, мускул на ней напрягается. — Два года назад, десятого марта.

Крошечная ниточка безропотного спокойствия трепещет во мне от его ответа, но она омрачена болью.

Я удерживаю стальной взгляд Лиама своим, пока слова вырываются из моего горла, царапая внутренности каждой душераздирающей правдой.

— Ты солгал мне.

Я презираю то, как мой голос дрожит от эмоций.

— Все было ложью.

— У тебя есть к нему чувства! — Сергей запрокидывает голову, глубокий смех эхом разносится по просторам ангара, привлекая мое внимание. — Это лучше, чем я ожидал.