– Ну ты ж маг, не поймёшь, – снисходительно бросил научник и покровительственно похлопал прибор по желтоватому пластмассовому корпусу. – У него разрешающая способность знаешь какая! Каждый чих улавливает, даже спонтанную магию. Четыре массива кварцевых детекторов, прецизионная шлифовка, чары разве что в микроскоп рассматривать! Если на этот ваш мусор хоть выругался кто – обязательно почует…

Индикаторы на крохотном допотопном экране неуверенно дрожали где-то рядом с нулём. Лаборант сосредоточенно пощёлкал настроечными рычажками, поигрался с ценами делений шкал и в конце концов озадаченно пожал плечами.

– Не знаю, ребят. Чего-то есть, но на уровне фона, не больше.

– Может, тут от защитных контуров помехи? – отчаянно предположил Витька.

Научник возмущённо фыркнул.

– Какие помехи? Всё откалибровано под местный фон! Колдовство совсем уж слабое, вот и всё… Может, остаточные какие-то или просто зацепило, когда рядом работали.

– Вы эту цифру впишите, пожалуйста, в заключение, – попросил Верховский, указывая на экран интерферометра. – И картинку со сканера распечатайте. В цвете.

– Да зачем, Сань? – понуро спросил Щукин. – Не возьмут контролёры. Это правда мусор какой-то…

– Мусор, – согласился Верховский. – Например, остатки уничтоженных амулетов.

Витька недоумённо переглянулся с научником.

– И чем, по-твоему, их вот так… В труху?

– А вот с этим, – Верховский решительно прикрыл ящик куском целлофана, – пусть разбирается контроль. Их работа, в конце концов.

В отделе контроля в обеденный час обретались двое: блаженного вида незнакомый мужичок, с лупой изучавший устроенную на бархатной подушечке артефактную брошку, и исполненный горделивого достоинства Субботин. Последний немедленно воззрился на незваного гостя со снисходительным презрением. Верховский вернул ему взгляд с процентами.

– Добрый день, Борис Андреевич, – ядовито сказал он, демонстративно перехватывая громоздкий ящик. – Примите, пожалуйста, в проработку. Имеем потенциальный случай применения мощной магии.

– Добрый день, – Субботин сделал небольшую паузу, словно давал себе время припомнить, как зовут явившуюся к нему чернь. Не припомнил. – Я, кажется, уже говорил вашему коллеге…

– Вот экспертное заключение, – нагло перебил Верховский и сунул контролёру под нос накарябанную научником бумагу. – Есть слабые следы чар, возможно, остаточные.

– А на чём их нет, уважаемый? – ласково поинтересовался Субботин. Бумагу он проглядел по диагонали и отложил в сторону.

– Например, на обычных металлических опилках, которые никогда не были амулетами, – подсказал Верховский. – Напомните, к какой категории относится магия, способная уничтожать артефакты?

– Не ниже второй, – скучным голосом отозвался контролёр. Он нехотя простёр над ящиком могучую длань и сощурился, пытаясь разглядеть что-то, чего не заметили приборы. – Хорошо, примем к рассмотрению. Чем ещё могу быть полезен?

Да ничем, ей-богу, лишь бы не вредил. Прохладно распрощавшись с Субботиным, Верховский вышел в коридор и глубоко вздохнул, прогоняя раздражение. Лицемеры. Примут они к рассмотрению, как же… Пока кто-нибудь высокопоставленный не выдаст пинка, будут затягивать изо всех сил. Ещё бы: если вскроется что-нибудь неприглядное, контролю тоже достанется. Кто лицензию-то выдавал? Знают, заразы, что очень быстро выйдут на самих себя, вот и прикрывают задницы…

Смена покатилась по рутинным рельсам. Стремительно догорал за окнами короткий зимний день; Верховский вяло перешучивался с сослуживцами, перебирал скопившиеся документы и украдкой листал учебник теоретической магии. Ерёменко грозился выбить ему направление на аттестацию, правда, не обозначил, когда именно. Можно и самому подсуетиться, но за наставничество придётся отвалить приличную сумму, а деньги он предпочитал копить. Не так, как раньше – потому что не знал, что с ними делать, а целенаправленно. Хотелось будущего. Пусть даже не прекрасного и эфемерного, о каком он грезил прежде, но понятного и предсказуемого. Спокойствие – весьма качественная замена счастью.

– Саш, вот отчёт, – Сирена, сахарно улыбаясь, положила перед ним закрытую неактивной печатью папку. – Проверь, что всё в порядке…

– Ага, спасибо.

Верховский придвинул к себе бумаги и принялся торопливо их листать. Свёрстано было на совесть, с соблюдением всех мыслимых правил. Старательная она, эта Сирена… Недалёкая, но исполнительная и насквозь понятная. Вряд ли ей доступны материи сложнее рецепта борща, но ведь и от рецептов есть польза…

– А ты чего домой не уходишь? – кокетливо поинтересовалась диспетчерша. – Ребята вон уже собираются.

– И я сейчас соберусь, – пробормотал Верховский, подписывая отчёт. – У тебя ведь тоже смена кончилась?

– Да-а-а, – многозначительно протянула Сирена. – Как-то сегодня всё гладко, я и не устала совсем…

Харитонов глумливо усмехнулся из-за её спины. Верховский сделал вид, что не заметил: на коллег обижаться – себя не уважать. Сирена пугливо оглянулась, смутилась, перепорхнула обратно к себе за стол и принялась с удвоенным усердием возиться с сумочкой. Дождалась, пока из кабинета выметутся оперативники, выскочила аккурат следом за Верховским. Похоже, решила во что бы то ни стало добиться внимания.

А почему бы, собственно, и нет? Какая, в конце концов, разница?

– Тебе в какую сторону? – поинтересовался Верховский, вежливо придерживая перед коллегой дверь в вестибюль.

– Я на метро, – с готовностью отозвалась Сирена, часто цокая по полу высокими каблуками. – Ты же тоже на общественном ездишь?

– Ага. В пригород.

– Далеко, – она сочувственно изогнула брови. – А я на Кантемировской снимаю. Дороговато, конечно, зато до работы поближе…

Через вестибюль вдохновенным вихрем пронеслась стайка научников; воздух вокруг них так и искрил заумными терминами. Верховскому показалось даже, что он узнал долговязого лаборанта-артефактора. Странные они всё-таки. Непонятные. Не от мира сего. И Лидия в том числе; даже, наверное, в большей мере, чем все прочие. Она, наверное, порадовалась бы, если бы узнала, что Верховский нацелился на пятую категорию и, может быть, повышение в звании… Надо будет позвонить ей – из элементарной вежливости. Когда время появится.

– …Третий день барахлит, не знаю, что и делать, – Сирена притворно вздохнула и выжидательно воззрилась на Верховского.

Он уловил хвост этой фразы только потому, что потом коллега замолкла. Что там у неё поломалось?.. Впрочем, какая разница – она не за этим завела разговор.

– Ну, могу посмотреть, – осторожно буркнул Верховский, принимая правила игры. – Только у меня с собой ничего нету.

– Ой, да у меня всё дома есть, – воодушевлённо заверила Сирена и лукаво улыбнулась.

Толкнув тяжёлую входную дверь, Верховский первым вышел в истекающий бледным светом фонарей зимний вечер. Холодно. И ещё скоро новый год. Ничего не значащий, но отчего-то торжественный способ что-нибудь поменять в застоявшемся жизненном укладе.

Может быть, и вправду пора?

По краю заброшенного поля рос ясенец. Сухой жаркий ветер ласкал высокие стебли, усыпанные звездчатыми розовыми цветами, далеко относил тяжёлый масляный аромат. Ясенца было много; предоставленный сам себе, он обильно разросся вдоль кромки бывшей пашни, от безымянного перелеска до высокого обрывистого берега Малой Вихоры. Яр протянул руку к ближайшему стебельку и стряхнул с пальцев искру волшебного огня. Пламя невесомо вспорхнуло над хрупкими цветками и истаяло в солнечном свете, оставив растение невредимым.

Тут когда-то не было никакого ясенца. Давным-давно деревенские, собравшись вместе, вырубили над обрывом редкие березняки, выжгли оставшиеся пни и поровну разобрали новую удобренную золой пахоту. У отца тоже была здесь делянка. На высоком берегу, под жаркими солнечными лучами в тучные годы обильно вызревала озимая пшеница; Яр помнил, хоть и смутно, золото спелых колосьев, раскалённый полуденный зной и стрёкот кузнечиков, сливающийся с далёким рокотом речных вод. Теперь на одичавшей пашне растут только сорные травы. Перешагнув через старую борозду, служившую когда-то межой, Яр медленно двинулся сквозь заросли осоки. Палящее солнце поднималось в зенит.