Это было хуже всего.

Горелой вонью тянуло откуда-то от входа. Огонь, лижущий тонкие стены и подгрызающий подпорки стеллажей, был самым обыкновенным; горел бензин, небрежно разлитый у дверей и вдоль центрального прохода. Ещё пара минут, и всё здесь было бы объято пожаром – а может, погребено под рухнувшими полками. Яр одним движением поднялся с грязного пола. Разгулявшаяся было стихия подчинилась легко и как будто даже пристыженно; она ни в какое сравнение не шла со своенравным волшебным огнём. Лучше не думать о том, что случилось бы, не удержи Яр в узде собственный холодный гнев…

Низкий гул пламени сменился растерянной тишиной. Яр вытер о джинсы перепачканные в пыли ладони и медленно, словно навстречу свирепому ветру, приблизился к соседнему стеллажу. Поднял валявшийся под ногами амулет. Очень хороший, с мощным зарядом медицинской магии, щедро сдобренным превосходными чарами удачи. С такой штукой можно жить долгие и долгие годы, даже нося на себе неослабевающее проклятие.

Если её не снимать.

Тело, неловко лежащее на фанерных ящиках, не имело ничего общего с Виктором Сергеевичем. Застывшие в болезненной гримасе черты ничуть не напоминали улыбчивое круглое лицо; беспомощно раскинутые руки не могли принадлежать умелому и могущественному магу. Сам не зная, зачем, Яр поискал пульс на синевато-бледном запястье. Нечаянно коснулся нити сигнальных чар – тех самых, которые заставили Щукина сорваться в неизвестность посреди ночи. Не было желания гадать, какая из случайностей и ошибок оказалась роковой; наверное, как всегда, ни одна и все сразу. Тишина отдавалась в ушах назойливым звоном. Волхв-отступник сказал: «Удачно получилось». Почему? Чем ему мешал добродушный, слегка наивный Виктор Сергеевич? Если уж убирать с дороги, то крутого нравом Верховского…

Изумляясь собственному отстранённому спокойствию, Яр нашёл в кармане телефон – экран треснул наискось, но всё ещё реагировал на прикосновения – и отыскал в списке номер начальника. Длинные гудки отсчитывали струящееся мимо время. Который сейчас час?.. Не всё ли равно?..

– Александр Михайлович, – сказал в трубку Яр, услышав из динамика сонное «алло». – Нужно ваше присутствие. Сейчас.

– Может быть, скажешь, что случилось? – слегка ворчливо осведомился начальник. Голос его звучал настороженно: Верховский прекрасно понимал, что стажёр не стал бы беспокоить его среди ночи по каким-нибудь пустякам.

– Щукин мёртв, – проговорил Яр. Это оказалось несложно: слова – всего лишь слова, а боли он даст выход как-нибудь потом. – Я бы должен быть тоже. Мы можем поговорить лично?

Несколько мгновений трубка молчала. Потом Верховский тихо ответил:

– Да, разумеется. Дай мне знать, где ты.

В этот миг Яр был ему искренне благодарен. Отправив начальнику точку на карте, он осторожно устроил вероятностный амулет рядом с телом Щукина и отступил на несколько шагов. Может быть, Виктор Сергеевич всего лишь подвернулся под руку заметавшему следы отступнику. Может быть, его бы не тронули, не случись сегодняшней ночи… Яр сердито запихнул телефон обратно в карман. Там было странно пусто. Яр брал с собой амулет-детектор, а теперь артефакт куда-то делся – то ли выпал сам, то ли забрали, пока хозяин лежал в забытьи. Не было и перчатки, которая всё ещё могла бы указать путь к владельцу. Отсюда вообще много чего забрали: нет на месте ни ноутбука, ни контейнера с металлическими опилками, ни кое-каких ящиков, прежде стоявших тут же, на ближайшем стеллаже. Где теперь искать это всё?..

– Ярослав, – негромко окликнул Верховский. Он стоял в проходе между стеллажей, там, где пол покрывала копоть от неслучившегося пожара; входная дверь за его спиной была распахнута. Начальник казался собранным и сосредоточенным – и не скажешь, что его разбудили десять минут тому назад. – Ты сам-то как?

– В порядке, – Яр горько усмехнулся. – Насколько это применимо.

Верховский смерил его проницательным взглядом. Приблизился, на ходу натягивая на левую руку чёрную матерчатую перчатку. Яру следовало бы сделать то же самое, а не хвататься за амулет голыми руками. Наверняка и Липатов – или кто он там на самом деле – позаботился о том, чтобы не оставить отпечатков на зачарованном серебре…

– Осилишь пространственный прыжок? – нарочито спокойно осведомился Александр Михайлович. По застывшему лицу трудно было понять, что у него на душе, но неестественно ровный голос выдавал его с головой.

– Осилю, – Яр встал рядом с ним. Открывшее зрелище ничуть не изменилось, но на сей раз мысль раскалённой иглой пронзила разум: Щукин убит. Убит, мёртв, этого не исправить. Яр с силой прижал пальцы к вискам, пытаясь вернуть отстранённую сосредоточенность. Не хватало ещё сорваться прямо здесь, при начальнике. – Только догнать вряд ли смогу…

– Не надо никого догонять, – проронил Верховский. – Отправляйся в мой кабинет и жди там. Никуда ни шагу. Никому не звони и ни с кем не разговаривай, пока не поговорим мы с тобой. Понятны указания?

– Да, – помедлив, сказал Яр. Начальник не стал превращать свои слова в приказ. Не верил в здравый рассудок подчинённого – и, положа руку на сердце, правильно делал. – Вам… не нужна помощь?

– Здесь уже ничем не поможешь, – глухо отозвался Александр Михайлович. Он смотрел только на Щукина, словно безжалостно заставлял себя поверить в случившееся. – Выполняй. Я скоро буду.

Это обещание почему-то отозвалось в душе смутным чувством облегчения. Верховский, в отличие от самого Яра, действовал здраво. Он знал, что делать; он прекрасно понимал, что от стажёра здесь и сейчас толку не будет…

Пропахший гарью склад дрогнул и пропал. Вместо него из ночной полутьмы выступили стены логова. Громоздкий стол, пустое кресло, отблёскивающие в лунном свете стёкла книжных шкафов. Коричневое нутро кружки, редко свободной от позабытого чая, лоток для бумаг со скопившейся в нём кипой макулатуры, помятая пачка сигарет в стороне от рабочих документов. Верховский не курит; курил Щукин – изредка, когда доводилось серьёзно понервничать…

Яр рухнул на ближайший стул и наконец позволил себе спрятать лицо в ладони. Почти так же, как три года тому назад, только здесь не досаждал вездесущий назойливый Прохор. Мирная ночная тишина едва слышно звенела токами чар в сигнальных контурах; этот звук, упрямо утверждавший, что всё в порядке, колол слух миллиардами незримых мелких иголок. Всё не в порядке. Совсем не в порядке. И никогда уже не будет в порядке.

А может, никогда и не было.

Он долго не мог заставить себя уйти.

У Витьки не было никого, кроме престарелого дядюшки, поселившегося на краю обитаемой вселенной. Несметное множество приятелей, сослуживцев, случайных знакомых, растворённое среди миллионов столичных жителей, оказалось бесполезным: никому из этих людей не позвонить в неурочный час с дурными новостями. Попытки принять хоть какое-нибудь решение, даже самое незначительное, отдавались тупой болью в висках и не вызывали ничего, кроме колоссального отвращения к любому действию. Стало бы проще, если бы можно было просто сесть рядом с погибшим другом и долго-долго не двигаться с места. Пока не придёт кто-нибудь мудрый и не развеет все беды.

По какому-то недоразумению этим мудрецом полагали его.

Собрав волю в кулак, Верховский набрал номер дежурной опергруппы безопасников. Здесь явный криминал; это их работа, у них есть всё нужное, они сумеют восстановить картину произошедшего… Незнакомый голос диспетчера показался встревоженным. Должно быть, новенький; бывалые любой звонок в любое время суток воспринимают одинаково равнодушно.

Затем пришло в голову забрать амулет. Достойного объяснения этому порыву не нашлось; должно быть, подсказало чутьё бывшего оперативника. До прибытия группы минут двадцать, и всё ещё непонятно, что тут вообще, леший побери, произошло… Да, это сейчас самое важное: выяснить, что случилось. Витька… Витька на его месте поступил бы так же.

– Прости, дружище, – тихо сказал Верховский. Эту малость он мог себе позволить.