– Что за вещество вы используете для своей… мёртвой воды? – почти спокойно спросил Яр.

Наумов вновь замялся.

– Э-э-э… Я не знаю формулы, мне предоставляют уже готовый… состав… Какое-то органическое соединение…

– Психотропное?

– Ну… С этим связан тот самый эффект…

Яр встал и пинком отправил табуретку под стол. Всё, достаточно. Дальше злиться нельзя.

– Когда-нибудь я пойму ваш чёртов спятивший мир, – бросил он в пространство. Что ещё нужно вызнать, прежде чем улыбчивый экспериментатор всё забудет?.. – У тебя там на столе амулет-детектор. Он принадлежит мне. Где ты его взял?

Несмотря на прямой запрет, Наумов искренне изумился. Яр видел, как лопается нитка в узоре чар. Слишком неожиданным вышло заявление.

– Мне его привезли. Купили по моему заказу, он доставлен из-за рубежа и абсолютно законно растаможен, – убеждённо сказал учёный и в знак подтверждения закивал самому себе. – Очень дорого стоил, я месяц его выбивал…

– Где документы?

– Т-там же, в столе… В верхнем ящике… Я бы никогда…

Не врёт. Не позволяют активные, налитые светом чары. Или сам обманут, или амулет и вправду не тот. Яр на несколько минут выбросил артефакт из головы, полностью сосредоточившись на внушении. Едва ли не впервые совесть не грызла его за посягательство на чужую свободу воли. Верховский с чужих слов назвал этого типа гуманистом – но гуманист порвал бы в клочья договор с лабораторией, которая исподтишка проверяет разработки на людях. Наставница иной раз говаривала насмешливо, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Но никакого ада нет. Наказывать надо здесь и сейчас.

В верхнем ящике стола и впрямь лежали аккуратно упакованные в файл сопроводительные бумаги к артефакту. Выполненное от руки описание на незнакомом языке с неплохой зарисовкой, таможенные документы, заверенная контролем бумага на какое-то совершенно незнакомое имя. Липатов уволок амулет неполных двое суток тому назад; за это время он не успел бы состряпать даже фальшивку, а поблёскивающая лиловым печать – вполне себе подлинная, и затейливая подпись Громова тоже не выглядит подложной. Эти ли документы злополучным вечером требовал от Валерия Васильевича двуличный коллега?.. Нет, не сходится: вряд ли кто-то знал, что у Яра вовсе есть такая побрякушка, а даже если и знал, то не мог предсказать, что именно в ту ночь он прихватит её с собой. Тогда речь шла не о документах, а о самом артефакте? Вполне может быть… Стоила штучка баснословных денег, и это её ещё, скорее всего, выгодно купили. Вон с каким придыханием Наумов говорил про колдовскую стекляшку… Это она ценная, патент на чудодейственную жижу ценный, контакт с владельцем фармакологического цеха ценный – но никак не жизни безымянного парня и пожилой тётки.

Воистину, с иной совестью сторговаться весьма несложно.

Стеклянные двери вивария бесшумно разъехались перед Мишкиным носом. Скучавший на наблюдательной станции надзорщик встрепенулся при виде неожиданного посетителя; под вечер его покой нечасто тревожили офицеры контроля. Изо всех сил сохраняя безмятежный вид, Старов приветливо улыбнулся взволнованному дежурному и вежливо спросил:

– Можно у вас одолжить один экземпляр?

Тревога на усталом лице надзорщика сменилась недоумением.

– Э-э-э… В каком смысле – одолжить?

– Ну, взять на время, – волнуясь, расшифровал Мишка. Он предполагал, что встретит сопротивление, но задумку свою просто так бросать не хотел. – Вы не волнуйтесь, мне не опасный нужен. Кот-баюн по кличке Сатана, с октября тут сидит у вас. Я его не обижу, завтра верну в целости и сохранности. Хотите, удостоверение в залог оставлю?

– Не, не надо, – надзорщик ошалело помотал головой. – А… извините… вам зачем?

– Следственный эксперимент провести, – не моргнув глазом, соврал Мишка. – Дело распутываем сложное.

– О как, – парень озадаченно поскрёб подбородок и потянулся к внутреннему телефону. – Подождите, я спрошу… Баюн, да?

– Да. По кличке Сатана.

Надзорщик забрал трубку из гнезда и отошёл подальше, сколько позволил провод. Дожидаясь ответа, он одной рукой нервно листал пухлый журнал регистрации – должно быть, искал там упомянутого баюна. Переговоры вышли короткими и маловразумительными. Из отрывистых реплик дежурного Мишка понял только, что на том конце провода, в принципе, не против затеи, но сперва хотят поговорить с просителем лично.

– Ну… – положив трубку, надзорщик пожал плечами и потянулся к коробке с временными пропусками. – Вы сходите к Ларисе Ильиничне в третий сектор. Она, может, того – выдаст.

А может, и не выдаст. Времени уламывать властительницу вивария почти не оставалось. Едва ли не бегом промчавшись по коридорам, Мишка влетел в отведённый смотрителям закуток и выдохнул скомканное «здрасьте» в лицо невысокой полной женщине в синем рабочем халате. Лариса Ильинична степенно пригладила волосы, зачёсанные в высокий пучок, поправила очки и царственно вопросила:

– Это вам, молодой человек, потребовался наш Танюша?

– Кто-кто?

– Кот-баюн, – Лариса Ильинична обиженно поджала губы. – Экземпляр за номером восемнадцать-двадцать-ноль-три. Условная кличка – Сатана. Это вы про него спрашивали?

Мишка озадаченно крякнул.

– Ну да, я. Дадите на денёк? Завтра верну.

– Вам зачем?

Она, в отличие от дежурного, спрашивала не из любопытства – правда волновалась за подопечного. Старов торопливо изложил легенду про следственный эксперимент. Лариса Ильинична слушала недоверчиво, но, кажется, не имела оснований отказать. Когда Мишка иссяк, она только укоризненно покачала головой и потянулась за бланком.

– Под вашу ответственность, – угрожающе произнесла она, кропотливо переписывая номер служебного удостоверения. – Смотрите мне! Если вдруг с Танюшей что-то случится…

– Всё будет хорошо, – поспешно заверил Мишка. Повинуясь властному жесту смотрительницы, он снял со стеллажа тяжёлую клетку, с виду похожую на обыкновенную кошачью переноску, но на деле скрывавшую под пластиком зачарованные металлические листы. – Разве ж я его обижу? Я его сам с дерева снимал.

Строгий взгляд Ларисы Ильиничны немного потеплел. Достав из опломбированного шкафчика серебряную пластинку с номером вольера, она взмахом ладони активировала опутывающие помещение сигнальные контуры и первой вышла в коридор. Мишка торопливо потрусил следом.

– А почему Танюша? – полюбопытствовал Старов, шагая следом за смотрительницей. – Он же того – мужчина вроде… Или как?

– Ну кто-то додумался его Сатаной записать, – спутница фыркнула не то смешливо, не то сердито. – А какой же он Сатана? Милейшая нежить, интеллигентнейшая… Кровь не пьёт, мышей лабораторных не трогает, разве что настроение портит, если гладить слишком активно. Девочки его сначала Сатанюшей звали, а потом подсократили для удобства.

Добравшись до резервного сектора, который местные завсегдатаи именовали в лучшем случае кладовкой, а в худшем – отстойником, Лариса Ильинична прикосновением отперла входную дверь и зашагала мимо вольеров, разделённых перегородками из бронестекла. Большинство секций стояли пустыми; только в одной нежился в бочке с грязно-зелёной жижей довольный нежизнью болотник. И, разумеется, для интеллигентного Сатаны здесь отвели отдельную квартиру. Баюн, теперь вовсе не облезлый и даже, пожалуй, несколько перекормленный, вольготно дрых на перинке, расписанной улыбчивыми кошачьими мордами. Мишка обеспокоенно покачал головой: а ну как нежить совсем обленилась и не пожелает самостоятельно добывать себе пропитание?

– Держите, – смотрительница протянула ему пакетик с берушами. – Я сейчас вас впущу, вы его сразу в клетку и сверху заклятием тишины, понятно? Справитесь?

– Ага, – Мишка добросовестно заткнул уши и в знак готовности показал спутнице большой палец. Та кивнула и приложила к замку пластинку-ключ.

Сатана не очень-то сопротивлялся. Старов беспрепятственно сгрёб нежить под пушистое брюхо; местный любимец лениво приоткрыл один глаз и слегка растопырил пальцы на длинных лапах – напоминал, что мог бы выпустить когти, если б хотел. К заточению он отнёсся философски: высунул нос между прутьев, понюхал ставший недоступным воздух свободы и свернулся в клубок на войлочной подстилке. Мишка старательно окутал переноску чарами тишины.