– Тогда почему место считается опасным?

– Так всё равно шишига – не леший, – Щукин пожал плечами. – Это она русалку, допустим, приструнить может, а если на здешний фон какой-нибудь упырь приблудится… Под ноги смотри!

Яр послушно обошёл укрытую снегом корягу. Спросить или не спросить?..

– Виктор Сергеевич, – начал он и запнулся. Не будет ли откровенным хамством выпытывать подобное? – Кто вас проклял?

Щукин разом помрачнел. Яр и не ожидал иного: вряд ли могли быть тёплыми воспоминания об истории, закончившейся проклятием.

– Давнее дело, – буркнул Виктор Сергеевич, делая вид, что в мире нет ничего интереснее чёрно-серого лесного пейзажа. – Нежить. Полудница. Ты таких, небось, не видал…

Видал. Та конкретная, похоже, была серьёзно истощена, раз не убила на месте. Яр скользнул взглядом по жирным, похожим на пиявок жгутам чар, тут и там хаотично выглядывающим на тусклый дневной свет.

– А формулировку не помните?

– Я её и не знаю, – невесело хохотнул Щукин. – Она, шельма такая, сначала голову мне задурила… Сам, конечно, виноват: нечего было языком трепать почём зря. Так что учись на моих ошибках.

Яр помолчал, тщательно подыскивая слова.

– А если я попробую снять? – осторожно предложил он. – Не тут, где-нибудь… где поспокойнее. Я думаю, я бы смог.

Виктор Сергеевич рассмеялся добродушно и печально.

– Не сможешь, и не думай, – вздохнул он. – Ты у нас, конечно, талантливый не в меру… Но такое – нет. Поумнее тебя люди работали – не сумели, а ты небось и не пробовал-то ни разу.

Не пробовал. Но это и не непрямой массаж сердца, чтобы можно было тренироваться на манекенах… Поверил бы Щукин, если бы воочию увидел волшбу? Доверился бы – или поволок бы стажёра прямиком в зал суда? Второй вариант, вопреки всякой логике, кажется невозможным…

Но у Яра нет права рисковать. Хоть бы и жизнью этого неизвестного волхва, изловившего в перелеске самую настоящую тень. Лидия Николаевна много рассказывала о жестокости здешнего правосудия.

– Чего смурной такой? – фальшиво весело спросил Щукин, замедляя шаг. – Ещё четыре точки – и домой!

– Задумался просто, – ответил Яр честно, но без лишней откровенности. – Виктор Сергеевич… Вы бы, может, обратно к платформе шли? Я тут сам закончу…

– Ты мне это прекрати! – неожиданно резко огрызнулся Щукин. – Я тебе что, барышня кисейная? Шагай давай, а то до темноты не управимся!

Прибавив шагу, он вперевалку заковылял по сугробам. Нити старого проклятия недобро поблёскивали в тускнеющем дневном свете.

– Дело изъято, – сухо сообщил архивариус, возвращая Мишке записку с номером.

– То есть как это? – по инерции спросил Старов.

Ежу понятно, как это: забрали в какой-нибудь ещё более секретный архив, а то и совсем уничтожили. Только почему именно это дело?

– Ну вот так, – архивариус равнодушно пожал плечами. В стёклах его очков отражались бесконечные ряды заполненной мелким шрифтом таблицы. – Коллег своих спрашивайте. Ещё что-нибудь?

– Да, вот этот номер посмотрите, пожалуйста, – уныло попросил Мишка, выкладывая на конторку второй листок.

Не то чтобы он чувствовал, будто чем-то обязан Зарецкому – не начальник же велел в делах копаться, в конце-то концов! – но от ощущения неправильности происходящего зубы сводило, словно Мишку лимон грызть заставили. Ярослав теперь скажет, что само по себе изъятие дела – верный знак, что тут что-то нечисто, а Старов искренне желал доказать ему обратное. Прежде Мишка не замечал за собой склонности ревновать к чьей-то правоте, но именно высокомерному стажёру уступать не хотелось. Наверное, потому, что это одновременно значило разочароваться в людях.

– К этому могу дать доступ, – великодушно сказал архивариус. – Только учтите, часть материалов не оцифрована, а физические копии сейчас у кого-то из ваших коллег.

– Хорошо, спасибо, – Мишка обрадованно закивал и выложил на истёртую столешницу свеженькое служебное удостоверение. Ещё даже уголки не успели обтрепаться и нет-нет да кололись сквозь нагрудный карман.

– Пятый компьютер. У вас двадцать минут.

Мишка вчитывался в машинописные строки со всей въедливостью измученного источниковедением выпускника истфака, но никак не мог сообразить, что тут могло заинтересовать Зарецкого. Обыкновенное дело по наследству, каких сотни. И вёл его со стороны контроля не Липатов, а вовсе даже Громов. Правда, никаких медицинских документов в материалах не нашлось – а Ярослав говорил именно о странных обстоятельствах смерти…

– Безумие, – сердито пробормотал Старов себе под нос, кропотливо конспектируя важные, на его взгляд, подробности. Сам не знал, к чему относится это замечание: к туманной затее Зарецкого или к скупым выдержкам из описания состояния пострадавшей.

В отделе, несмотря на обеденное время, недоставало только Дениса, уехавшего разбираться с каким-то нелегалом, да вечно пропадающего на совещаниях руководства. Чувствуя себя измазанным в чём-то грязном и чрезвычайно липком, вроде дёгтя, Мишка подошёл к столу Ярослава и положил перед коллегой сделанные выписки.

– Одно изъято, второе – вот, – коротко отчитался он. Зарецкий благодарно кивнул и тут же схватился за тетрадный лист. – Оригиналы и неоцифрованные документы – у Кости, если тебе нужно.

Ярослав метнул неприязненный взгляд в сторону Чернова; тот не остался в долгу. Вот ведь идиоты, оба! Если бы всерьёз хотели что-нибудь путное выжать из этого странноватого дела, засели бы вместе на вечерок помозговать, а так – останутся с носом. Даром что Костя – ходячая энциклопедия, а соображает лучше Ярик, который, в свою очередь, иногда не знает элементарных вещей. Но нет, органически друг друга не переносят, а кому от этого лучше-то?

В повисшем молчании Субботин поднялся из-за стола и, не говоря ни слова, вышел из кабинета – наверное, обедать. Громов, кажется, вовсе не вникал, что вокруг него происходит: копался себе в каких-то артефактологических справочниках. Мишка, не удержавшись, покосился на бумаги, с которыми работал Валерий Васильевич. Больше всего они походили на любительское описание колдовской поделки с грубо выполненным эскизом посреди страницы: оплетённый серебристой проволокой кварц, внутрь которого иллюстратор поместил бледно-синюю искорку чар.

– А второе изъято, – задумчиво протянул Зарецкий, отложив наконец Мишкины заметки. – Интересные дела.

– По-моему, совсем не интересные, – честно сказал Старов. – Чего ты так в них вцепился? Скучно стало после экзаменов?

– Не скучно, – мрачно заявил Зарецкий. – Это вроде вызова. Если кое-кто думает, что сможет безнаказанно от меня избавиться…

Он не договорил: Липатов, лёгок на помине, пинком распахнул дверь кабинета, гаркнул что-то приветственное и прямо с порога метко запустил в Валерия Васильевича смятой в комок бумагой. Ярослав мгновенно вскинул руку; снаряд сменил траекторию и неторопливо приземлился на линолеум, не причинив никаких разрушений.

– О, Громыч, хорошо ты щенка надрессировал, – насмешливо бросил Денис. Валерий Васильевич поднял голову от справочников и непонимающе захлопал глазами из-за толстых линз. Не утруждая себя объяснениями, Липатов небрежным жестом заставил комок бумаги запрыгнуть под нос к Громову, прямо на страницы раскрытой книги, а затем размашисто прошествовал к своему столу и швырнул на клавиатуру нехитрую полевую аммуницию: связку амулетов и пару прорезиненных строительных перчаток. – Слышь, Стажёр, а палку приносить будешь?

– Чтобы вы эволюционировать начали? – огрызнулся Зарецкий. – Ради такого напрягусь, пожалуй.

Старов только вздохнул. Как бы объяснить парню, что с таким отношением к людям никаких поводов для вражды не надо?

– А ты чего борзый такой? – поинтересовался Липатов, выпутываясь из куртки. – Думаешь, на четвёрку сдал – всё теперь, за человека считаться можешь?

– Некоторым для этого и тройки маловато.

– А некоторым выше двойки не прыгнуть, – хмыкнул Супермен и тут же объявил: – Так, ладно, мелкота, сидеть бояться, пока я пожрать не схожу. Придумаем, чем вас занять, чтоб фигнёй не страдали.