– Голубой и оранжевый соответственно. Это есть в учебниках.

– К повышению категории готовитесь? – Валерий Васильевич благосклонно закивал. – Вы всё правильно говорите, но ведь знать и видеть – разные вещи.

Яр молча пожал плечами. Контролёр казался каким-то трогательно-уязвимым с этой своей страстью к колдовскому искусству. В сущности, за что его презирать? За то, что не умеет, как Липатов, носиться сломя голову по Москве и области, отыскивая приключений на свою задницу? Так Щукин верно сказал: непонятно ещё, что нужнее простому обывателю…

– Вы знаете, Ярослав, с вами очень приятно работать, – вдруг сказал Громов всё с той же рассеянной улыбкой на лице. – Редко бывает, что стажёры так ответственно относятся. Другие обычно… ну…

– Просятся на ловлю нежити? – подсказал Яр, пряча усмешку.

– Да-да, именно, – Валерий Васильевич вздохнул с облегчением. – Не все понимают суть нашей работы… Н-да… Мы ведь в первую очередь должны беспокоиться о людях, а не о нежити.

– Без нежити о людях не побеспокоишься.

– Да, но она не главное. Главное – разумно ограниченная свобода, правда?

Это был слишком сложный вопрос.

Часовая стрелка подобралась вплотную к шести вечера. В почте теснились письма, занимавший половину кабинета роскошный стол был сплошь устелен бумагами, из-за приоткрытой створки шкафа выглядывала коробка с добытыми упрямством и хитростью архивными бумагами. Всё это за год с небольшим мало-помалу превратилось из ужаса в рутину. Верховский отчасти понимал теперь, почему здесь так легко терялись дела. Помнится, благородное желание заставить подчинённых отрабатывать каждое обращение поутихло в первые же месяцы: из начальственного логова масштабы бедствия видны намного лучше, чем из каморки оперативников. Этот нескончаемый поток надо черпать в сорок рук, а люди – его люди – нуждаются в отдыхе. И сам он, как ни странно, тоже.

Верховский заставил себя погасить мониторы, поднялся из обманчиво-мягкого кресла и набросил на плечи пиджак. Сентябрь в этом году сухой и ласковый; ночи всё ещё тёплые – ни утром, ни поздно вечером не тянет достать из шкафа пальто. Упражняясь в пространственной магии, Верховский заставил дверь бесшумно приоткрыться. Несложный трюк, не требующий серьёзных познаний в физике; не чета тому, с которого началось когда-то знакомство Ногтя с сообществом. Прояви Лидия чуть больше благосклонности, может, и он сам уже умел бы виртуозно спорить с инерцией… Однако вышло так, как вышло. Длинная извилистая тропка, приведшая бывшего бродягу в начальственное кресло, и без того сложена чужими прихотями и чужим могуществом. Верховскому не по душе пришлась эта мысль; несмотря на всю её простоту, прежде она не вставала перед ним в такой неприглядной ясности.

– Громовержец! Хватит по бумажкам носом возить! – донёсся из отдела скучающий голос Липатова. Похоже, Денис решил лишний раз испортить всем настроение. – Покажи приёмчик, а?

Громов залепетал в ответ что-то трудно различимое. Остальные, само собой, молчали: молодёжь у Супермена ходит по струнке, Субботин выше обыденных дрязг, а Витька до последнего будет надеяться на полюбовное разрешение ссоры. Как всегда.

– Ну чё ты мямлишь, ей-богу! – послышался короткий сухой треск, как от мощного электрического разряда. Денис принялся демонстрировать приёмчики сам. – Ты аж целой пятой категории маг! Покажи класс!

Верховский прикрыл глаза и принялся считать до десяти, унимая раздражение. Как на сей раз прищучить распоясавшегося Супермена? Как бы его вообще призвать к порядку? Хотя бы на недельку?

– Я-я-я-я занят, – проблеял Громов. – Уже шесть, а работы полно…

– Что ж ты так плохо работаешь? Умные люди посчитали – трудовой день должен быть с девяти до шести, с перерывом на обед. Укладываться должен!

– Денис Григорьевич, мешаете, – вмешался ещё один голос. Верховский досадливо поморщился: мало было одной занозы в заднице – теперь их две, и обе всегда рады нарваться на ссору.

– А ты не отвлекайся, читай, читай! Бумаги в отделе много…

Липатов вдруг поперхнулся гоготом и смолк на полуслове, будто звук выключили. Верховский решительно толкнул дверь. Только магической дуэли ему тут не хватало.

– Зарецкий! – громыхнул Витька, поднимаясь из-за стола. Липатов метал глазами молнии и сосредоточенно скрёб пальцами по горлу – снимал чары немоты.

– Что – Зарецкий? – проворчал стажёр, нахально глядя снизу вверх на подошедшего Щукина. – У меня тут случай сложный, сосредоточиться не могу.

– Это ж не повод заклятиями кидаться!

– Я думал, Денис Григорьевич сможет отразить. Он же боевой маг.

– Замечание, Зарецкий. И впредь никаких потасовок у меня в отделе, – вмешался наконец Верховский, наскоро рассудив, кто в чём неправ. Липатов, почти сладивший с чарами, злорадно ухмыльнулся. Зря. – Денис, завтра начнёшь день с тренировки. Что за дела? В следующий раз проклятие пропустишь?

– Да кто б знал, что щенок кусается, – сипло выплюнул Супермен, испепеляя взглядом невозмутимого стажёра. Вернее, Стажёра: более затейливого прозвища новичок у Липатова не заслужил. – Сидит себе, фигнёй страдает… Я думал, он вообще минус.

– Александр Михайлович, я тоже завтра утром на тренировку хочу, – невинно заявил Зарецкий, глядя на начальника кристально честными глазами. Вот наказание…

– Сходишь вечером, – отрезал Верховский. – Витя, проконтролируй. Обоих.

Щукин обвёл притихший отдел тяжёлым взглядом и побрёл к себе за стол – с явным намерением работать дальше. Верховский неслышно вздохнул. Да сколько же можно!

– Шесть вечера, – повысив голос, сообщил он. Контролёры, как по команде, дружно вскинули головы. – Пора по домам. Особенно тем, у кого завтра тяжёлый день.

– Так дела же ещё, – попытался было возразить Старов и тут же примолк под пристальным начальственным взглядом.

– Они кому-то грозят немедленной смертью?

– Н-нет…

– Вот и прекрасно. Отдыхаем, коллеги. Мы нужны родине бодрыми и полными сил.

Он проследил, чтобы все, включая Щукина, вымелись с рабочих мест, и вышел из кабинета последним. Подождал немного, чтобы пропустить коллег вперёд. Устал от них. Даже с Щукиным говорить не хочется. Однако до блаженного спокойствия было ещё далеко: в вестибюле Верховского нагнал Терехов.

– Вы сегодня рано, – заметил главный безопасник. Смотрел он, как всегда, с хитроватым прищуром, словно в чём-то подозревал собеседника.

– Прививаю культуру труда и отдыха, – отозвался Верховский, растянув губы в неискренней улыбке. – Подаю пример коллективу.

– И как коллектив? Следует?

– У него нет выбора.

– Ошибаетесь, Александр Михайлович, выбор есть всегда, – веско произнёс Терехов. Он почти не повышал голоса в вечернем гаме; поток стремящихся на свободу служащих по широкой дуге огибал двух беседующих начальников. В такие мгновения Верховский сполна чувствовал на собственной шкуре нелестную репутацию своего отдела. – Вы это поймёте со временем. Знаете, чем мы от вас отличаемся?

Бывший безопасник вежливо приподнял брови, безмолвно отвечая бывшему контролёру.

– Безопасность – структура иерархическая, – сообщил очевидное Терехов. – Примерно как полиция или какие-нибудь пехотные войска. Есть приказ – надо делать… Не мне вам объяснять, – он лукаво усмехнулся, разом напомнив о всех прежних неприятных разговорах. – А контроль больше похож на диверсионную группу. Каждый сам себе боевая единица, сам себе аналитический центр и – если надо – сам себе командир. Поэтому у нас больше ценится дисциплина, а у вас – умение соображать.

Это он точно сказал про диверсионную группу. Сам-то, интересно, чем был занят в свою бытность таким… диверсантом?

– Вы хорошо знаете внутреннюю кухню, – дипломатично сказал Верховский, просто чтобы не молчать под испытующим взглядом.

– Конечно. Я когда-то надеялся занять ваше нынешнее место, – без обиняков сообщил Терехов. – В безопасности непросто служить с общегражданской присягой. А вам, насколько мне известно, тоже не заменили клятвы при переводе?