– Где это написано?

– А тебе всё написать надо, – краем рта процедил Чернов. – Так не делается, понятно?

– Нажалуйся Верховскому, – так же тихо предложил Яр. Пока он объяснялся с настырным младшим офицером, Липатов окончательно скрылся в толпе. – Будь добр, денься куда-нибудь. Я спешу.

Это было ошибкой. Чернов, получив подсказку, намертво перегородил собой прогал в плотном потоке и принялся двигаться вперёд издевательски мелкими шажками. Яр едва не приказал младшему офицеру убраться.

– Прекрати, пожалуйста, – как можно спокойнее попросил он.

Чернов повернул к нему голову и наигранно изумлённо вскинул брови.

– О чём это ты?

И ведь возразить ему нечего! Яр прикрыл глаза, пытаясь обуздать разгоравшуюся злость. Пора признать: сегодня ничего не вышло. Не загонять же Липатова в угол, выпытывая, зачем он ходил на новогодний вечер! Надо как-то перехитрить хитреца…

– Молодые люди, присоединяйтесь! Пьём за новый год!

Константин мигом заулыбался и охотно принял предложение. Яр тоже механически взял протянутый кем-то бокал; он был слишком рад оказаться наконец в полном воздуха фойе вместо душной толчеи. Никто из стоявших кру́гом людей не был ему знаком. Какие-то управские служащие, молодые, явно не в высоких чинах. У праздников по обе стороны границы есть одна общая черта: они ненадолго стирают условности между людьми и дозволяют то, что в повседневной жизни кажется неуместным.

– С наступающим!

Стекло зазвенело о стекло. Мягкий верхний свет понемногу мерк: тем, кто спешил на выход, позволили найти дорогу, а остающимся милее был полумрак, почти сравнявшийся с заоконной снежной мглой. Яр ещё раз обвёл взглядом просторный зал, пытаясь различить среди публики фигуру Липатова. Не нашёл; контролёр либо затерялся в толпе, либо вовсе убрался прочь, побрезговав угощением. Поди найди теперь, и всё из-за недоумка Чернова…

– Я полагаю, будущий год будет успешным, – важно вещал Константин. Он снисходительно глядел сквозь очки на внимавших ему людей, словно представлял из себя невесть какую громадную величину. Легко строить из себя леший знает что, когда поблизости нет языкастого Дениса Григорьевича. – Все предпосылки к этому имеются, и если вы читали доклады экономистов…

– Ваш коллега всегда такой словоохотливый? – шепнула Яру на ухо стоявшая рядом девушка. Симпатичная: невысокая и светловолосая, с озорной улыбкой на ярких губах.

– Только когда выпьет, – так же тихо ответил Яр. – Но он тот ещё трезвенник.

Девушка серебристо хихикнула и обожгла его дразнящим взглядом.

– Дайте угадаю: вы из правопорядка?

– Нет, – Яр усмехнулся, включаясь в игру. – А вы – из коммуникаций?

Она потрясённо округлила глаза.

– Как вы догадались?

– Пальцем в небо, – почти не солгал Яр. Было в ней что-то такое, что выдвинуло это предположение на передний план. – Мы с Константином трудимся в отделе контроля.

Алые губки сложились в почтительно-изумлённый овал. Яр будто бы невзначай отступил от гудящего беседой круга. Ещё не определился, зачем именно. Шанс выяснить, зачем Липатов приходил на вечер, он упустил; оставаться нет никакого резона. Желает ли он уйти в одиночестве?..

– Ну вот, теперь я знаю имя вашего коллеги, – справившись с удивлением, девушка вновь обольстительно улыбнулась и тоже слегка отодвинулась от сборища. – А ваше?

– Яр… хм, простите… Ярослав, – почти естественно прокашлявлись, он глотнул приторно-сладкого вина. – Могу вернуть вопрос?

– Меня зовут Света, – густо обведённые чёрным глаза лукаво сверкнули, – но у журналиста всегда много имён. Про нас говорят, что мы непостоянны, как наши псевдонимы.

– Это удобно.

Света со значением вскинула строго очерченные брови. Умна. Может быть, ей даже не придётся ничего забывать.

– Под новый год возможны любые чудеса, правда?

– Я в чудеса не верю.

Они отступили ещё на полшага в расцвеченную бликами полутьму. Висящая в воздухе душная музыка поглощала звуки; чтобы слышать негромкие слова, приходилось держаться близко. Так, что чужое дыхание тепло касалось кожи.

– Как же так? Вы ведь маг, правда? Как в старину говорили, чародей…

– Не могу позволить себе полагаться на случайности.

Он не чувствовал за собой никакой вины. Было бы бесчестно внушать ей пустые надежды – но ей нужно ровно то же, что и ему. Не любовь. Если бы он способен был полюбить – он выбрал бы ту, которой не всё равно.

Целуя журналистку Светлану в каком-то тёмном закоулке, Яр вдруг явственно почувстовал на себе чужой взгляд. На миг в тёмном зеве коридора возникла высокая статная фигура – и почти сразу исчезла; шум шагов растворился в приглушённом тяжёлом ритме далёкой музыки. Яр мгновенно выбросил незнакомца из головы. Сегодня у всех праздничное настроение. Сегодня самое время для всяких потайных дел. Небрежным щелчком пальцев он окружил себя и девушку завесой тишины. Жаль, голос совести нельзя заглушить так же просто.

Для редких неформальных встреч Авилов неизменно избирал безликие кофейни, полные света, деловитых посетителей и запаха пережаренных зёрен. Иной раз он говорил, что к подобным заведениям-однодневкам не успеваешь прикипеть душой, иной – что в присущей им суете проще затеряться, но Верховский подозревал, что депутат ранжирует таким образом своих многочисленных визави. Рядовые исполнители, вроде начальника отдела контроля, удостоивались коротких отчётных разговоров за стаканом кофе; птицы поважнее или те, от кого Авилову было что-то нужно, получали приглашения на неторопливые ужины в ресторанах. Кому, помимо помощников, позволялось нарушать уединение Кирилла Александровича в рабочем кабинете, Верховский мог только гадать.

– Вполне пристойно, – снисходительно заметил депутат, смакуя кофе, укрытый пышной пеной и щедро разбавленный молоком. – Как находите?

– Не лучше, чем везде, – Верховский пожал плечами. Он остался верен себе и пил одну лишь терпкую горечь, так благотворно действующую с утра на затянутый сонным туманом разум.

Авилов мягко рассмеялся.

– Вы придирчивы и беспристрастны, как и подобает блюстителю закона, – польстил он. – Что ж, давайте к делу. Как ваши успехи?

– Успехи… – Верховский неопределённо качнул головой. Не то чтобы он не продумывал заранее, что станет говорить самому могущественному человеку сообщества. Авилов не любил бравых рапортов в стиле магбезопасности – он предпочитал словесные игры. – Кирилл Александрович, вы много знаете о некромантии?

Он почти воочию видел, как Авилов в уме стремительно разбирает эту нехитрую фразу на составляющие – смысл, формулировку, тон голоса, мимику и жесты собеседника. Этого человека можно обмануть либо идеальным хладнокровием, либо полным отсутствием какой-либо хитрости.

– Как добропорядочный гражданин, я не должен иметь о ней ни малейшего понятия, – Кирилл Александрович располагающе улыбнулся, словно ожидая похвалы за правильный ответ. Это тоже было игрой. – Надеюсь, я не слишком вас разочаровал?

– Нисколько, – Верховский усмехнулся. – Кто-то в редакции «Зеркала» считает, что всеобщее незнание есть возмутительная несправедливость.

– Это суждение напоминает мне о старых знакомствах. Если не брать во внимание контекст, конечно же, – Авилов задумчиво смял бумажный пакетик из-под сахара и покатал шарик меж холёных пальцев. – Вы имеете в виду недавнюю статью?

– Мне хотелось бы узнать, что двигало её автором.

– Погоня за читательским интересом, конечно же. Неужели вы не знаете, как работает эта индустрия?

Авилов явно приглашал собеседника к размышлениям. Что ж, Верховский уже прошёл этим путём.

– Должно быть, это крайне мощный стимул. Журналисту пришлось предпринять серьёзные изыскания. Впрочем, чего не сделаешь ради прибыли?

– Того, что не окупится, – подсказал Авилов. Тоже совершенно очевидно.

– Потому я и полагаю, что сильно напрягаться автору не пришлось, – хмыкнул Верховский. – У него был информированный источник сведений.