Чушь. Придёт же в голову…
Плакальщик непринуждённо увернулся от пущенных одна за другой четырёх огненных стрел. В тесном коридоре некуда спрятаться, здесь нет книжных шкафов и сколько-нибудь серьёзной мебели. Шагов с пяти эта дрянь начнёт вытягивать жизнь, если тронет – всё, могила. Верховский чиркнул ладонью в воздухе, стеной огня отгораживая себя и плакальщика от заметавшихся по коридору научников. Это всего на несколько мгновений, пока будет подпитывать пламя вложенная сила. Треклятый виварий весь обложен негорючей плиткой, поджечь-то толком нечего…
– Я тебя знаю, – коснулся слуха шелестящий шёпот. – В прошлый раз ты не боялся…
В прошлый раз чудовище сидело за стеклом и за крепкими чарами. Уж не этот ли деятель порушил барьеры, углядев слабое место в истончившихся защитных контурах? Верховский ещё разок отбросил пошатывающегося на длинных ногах плакальщика. Его можно скрутить парализующими, только соорудить их надо на совесть…
Мимо уха свистнула, разворачиваясь, ловчая сеть. Марина не оставляла попыток уберечь ценный экземпляр. Плакальщика её чары едва побеспокоили; против нежити такого калибра сетки – всё равно что паутинка против носорога. Заготовка для парализующих чар вышла неплохо, но с такого расстояния можно и промахнуться, а второй попытки не будет… Решившись, Верховский шагнул навстречу плакальщику. Ещё раз, ещё, ещё… Кожу обожгло холодом; костлявые пальцы совсем рядом, вот-вот дотянутся. Зато и промазать отсюда никак не выйдет. Что-то болезненно дрогнуло в груди; плакальщик потянул-таки из живого вожделенную силу, будто бы нехотя, почти брезгливо. Но тугие петли заклятия уже сорвались с замерзающих пальцев. Долговязое неживое тело замерло на месте, покачнулось по инерции и тяжело рухнуло на кафельный пол, будто в несуразно длинных ногах разом лопнули сухожилия. Верховский на всякий случай ещё разок отпихнул его подальше, опустился рядом на колени и тщательно поджёг, стараясь не отвлекаться на струящуюся под кожей тягучую боль. Остальных разбежавшихся придётся добивать Витьке. Тут как бы самому не записаться в обитатели вивария…
– Он вас достал? – выдохнула над плечом Марина.
Верховский медленно поднялся, отступил на пару шагов от весело пляшущего пламени. Достал, само собой. Должна бы знать, специалист-то по нежити…
– Нет, всё в порядке, – хрипло соврал Верховский. – Отойдите, он может быть активен.
– Это был наш основной объект, – сокрушённо сообщила Марина. – С ним ещё Лидия Николаевна работала…
– Значит, новый найдёте, – устало огрызнулся Верховский. – Новый год, новый объект…
Марина нервно хихикнула в ответ. Она так и стояла рядом с гибнущим плакальщиком, будто рассчитывала зафиксировать какие-то важные наблюдения. Верховский решительно взял её за плечо и потянул в сторону выхода.
– Пошли отсюда. И лаборанта своего заберите.
Её всё ещё била крупная дрожь. Входные двери приветливо разъехались, почуяв людей; надзорщик, по крайней мере, включил подачу электричества по резервным контурам. При виде вернувшихся горе-страж вивария опасливо высунулся из-за наблюдательной станции. Верховский проглотил просившиеся на язык нелестные эпитеты в его адрес. Что с него взять, наверняка какой-нибудь зелёный младший специалист, не сумевший отбрехаться от новогоднего дежурства…
– Медкабинет есть тут у вас?
– Д-д-да, у лифта налево…
– Чары иди обновляй, дежурный, – велел Верховский и побрёл в указанном направлении.
В медпункте наверняка найдётся что-нибудь тонизирующее. Надо принять и идти обратно, помогать Витьке… Сунув руку в карман, Верховский нашарил сигнальный амулет и дважды сжал его в ладони. Серебряная пластинка, чуть помедлив, ответила двумя импульсами тепла. Стало быть, Щукин в относительно добром здравии. Хорошо…
На магию сил уже не было, и хлипкую дверь медкабинета Верховский без затей распахнул пинком. Печально хрустнули в пазах тоненькие штифты. Ерунда по сравнению с тем, что творится в остальном экспериментальном блоке. Аптечные шкафы были заперты посерьёзнее, на магические кварцевые замки. На прикосновение они никак не среагировали; ещё бы, оперативникам безопасности нечего делать на этом этаже… Верховский тяжело рухнул на притулившуюся у стены кушетку, запрокинул голову и прикрыл глаза. Не так уж и плохо. Бывало сильно хуже. Форму, попорченную огнём, когтями и кровью, жалко больше, чем свою шкуру.
Тихо клацнула дверца шкафчика. Сквозь вонь от палёной ткани пробился едва уловимый цветочный аромат, а потом почти сразу запахло травами. Знакомый укрепляющий настойчик, каким укомплектованы все походные аптечки. То, что надо… Верховский ещё раз дотянулся до амулета, и тот снова жизнеутверждающе дважды вспыхнул теплом. У Витьки всё хорошо… Значит, есть ещё время…
– Вот, выпейте, пожалуйста, – холодный стакан ткнулся ему в ладонь.
Верховский кивнул и покорно выхлебал разбавленный сладковатый настой. К магии прямо сейчас прибегать не стоит, но хотя бы не тянет сдохнуть на месте. Он благодарно кивнул и отставил стакан на накрытый стеклом фельдшерский стол.
– Спасибо.
– Да за что? Вам бы ещё перевязку сделать…
– Есть тут у них противоожоговое? Хотя бы пантенол?
Марина отвернулась и принялась сосредоточенно рыться в шкафу. Саднящими пальцами Верховский кое-как стянул с себя безнадёжно испорченную рубашку. То ли он не успел всерьёз обжечься, то ли по сравнению с тем, что довелось пережить в Ягодном, теперь всё казалось ерундой. Сквозь неплотно прикрытую дверь донёсся звучный Витькин бас; выбрался, чёрт заговорённый, и уже третирует надзорщика. Видать, даже не пострадал особенно…
– Больно будет.
– Это вы мне говорите?
Смоченный спиртом ватный тампон слегка обжёг ссадину на плече. Ерунда. Рабочие моменты. Противоожоговая мазь, жирная, упоительно холодная, маслянисто ложилась на стремительно краснеющую кожу. Марина раздобыла где-то бинт и теперь тщательно, со знанием дела заматывала ему предплечья. Старые шрамы ничуть её не пугали.
– Хорошо справляетесь. Сестринское дело осваивали?
– Да вот с вами же и научилась… Семён Васильевич показал, как надо.
– Какой я, однако, полезный.
Она невесело усмехнулась. Проворно распустила кончик бинта на два хвостика, обвязала ему вокруг запястья. Потянулась за следующим мотком.
– Не надо.
– Почему?..
– Это и так заживёт, не страшно.
Марина недоверчиво воззрилась на его ладони, блестящие от мази. В доказательство своих слов Верховский сжал и разжал кулаки – даже почти не поморщился. Поймал её за руку.
– Вот. Видите?
– Я…
Она растерянно замолкла. Медпункт в разгромленном виварии немногим лучше кухни, но на эти мелочи уже плевать. Ладони саднят – и на это тоже плевать. И на витающую в воздухе горелую вонь. И на мельтешение за дверью, на которой нет теперь даже замка. И на то, что оба потом пожалеют.
Иначе они пожалеют вдвойне.
XXIV. Воля богов
– Ох, не могу больше! Твоя взяла!
Яр ослабил хватку. Вырвавшись на волю, Дранок набрал полные горсти снега и принялся тереть раскрасневшееся лицо. Рубаха на спине у малоумка вся насквозь мокрая; как бы не простыл после потешной драки… Сам Яр давно сбросил рубашку: было и жарко, и жалко. С себя грязь смыть проще, чем с грубого льна.
– То не дело, – недовольно протянул Влас. – Бросил кулаками махать – почитай, убит. Кабы то не Пройда был, а тать лесной, что б тогда?
Яр невольно поморщился. Влас, сам того не зная, заново придумал его детское прозвище, но в устах сокола оно казалось недобрым. Храмовый неторопливо приблизился, едва заметно увязая в неглубоком снегу; Яр поспешно отвернулся, делая вид, что оглядывает округу. Смотреть здесь не на что: сколько хватает глаз, тянется из ниоткуда в никуда бескрайняя плоская равнина, сливающаяся с низким серым небом. Совсем рядом – Журавлиные степи, чужая земля, куда ильгодчанам без особой грамоты ход заказан. Единственная дорога, столичный большак, грязно-бурой полосой прорезает сплошную белёсую пелену; мокрый снег превратил укатанную тележными колёсами землю в вязкую кашу. До Гориславля отсюда два-три дня пути, но, пока раскисшая грязь не схватится морозами, никак не вылезти из этой глуши. Если б не долг, не хотелось бы вовсе туда возвращаться. Новая столица Яру не полюбилась; может, потому, что он слишком хорошо помнил старые стены Белогорода, а может, потому, что Гориславль так и остался для него чужим и враждебным. Ну да где теперь по-другому?
