– Предположим, – спокойно кивнул Авилов. – Что из этого следует?
– Штраф по третьей статье, если следовать букве закона, – Верховский пожал плечами и на пару мгновений отвлёкся на неторопливый снегопад за окном. Белые хлопья лениво оседали на крышах припаркованных рядом машин; чтобы выехать, придётся как следует помахать щёткой. – Но мне интересны не сами явления, а связи между ними. Помните примечательный случай с хранилищем вещдоков? Прошлой осенью?
– Припоминаю.
– Тогда, должно быть, помните и то, с чем именно он связан.
– Да, – Авилов нахмурился. На сей раз – всерьёз. – И каковы ваши выводы?
Верховский помедлил с ответом. Он тоже бросил раздумывать над словесными экивоками и сосредоточился на сути.
– До выводов ещё далеко. Я пытаюсь отделить совпадения от закономерностей, – сказал он, исподволь наблюдая за собеседником. Может статься, в какой-то момент тот выдаст свою осведомлённость – или хотя бы чрезмерный интерес. – Есть основания полагать, что та самая ампула несла на себе следы некромантии.
– Вы видели собственными глазами?
– Нет, но в этом случае нет резона не доверять моему сотруднику, – Верховский невольно усмехнулся. – Хорошо, конечно, если всё это – разрозненные случайности, но, боюсь, дело обстоит несколько сложнее.
Авилов пытливо взглянул в глаза начальнику магконтроля. Как на допросе.
– Давайте начистоту, – веско сказал он. – Какие у вас есть соображения? Все без исключения, связанные с инцидентом с ампулой.
Начистоту?.. Не то чтобы Верховский намеревался что-то утаивать от патрона, но и подробно обсуждать сшитые на живую нитку догадки не слишком хотелось. Впрочем, кто сильнее Авилова заинтересован в поддержании общественного спокойствия? Иногда кажется даже, что любой ценой. Верховский глотнул остывающего кофе, приводя в порядок затуманившиеся было мысли, покосился на хитросплетения чар тишины – редкого бледно-золотистого оттенка, почти как у Лидии – и принялся излагать.
– Я думаю, вся эта история тянется уже не первый десяток лет, – осторожно сказал он. Кирилл Александрович обеспокоенно нахмурился. Ему неприятно слушать о том, что у него под носом много лет цвело и пахло… вот такое. Но ему не в чем себя обвинять: он должен понимать, что один человек не может держать под контролем абсолютно всё. – Я наблюдал некоторые её проявления по долгу службы и пытался разобраться сам, пока меня не отстранили. Это, кстати, тоже наводит на мысли…
– Вы полагаете, что руководство безопасности прикрывает преступников? – Кирилл Александрович намеренно понизил тон, чтобы слова не казались предупреждением. В конце концов, он сам просил об откровенности.
– Я полагаю, что кому-то невыгодно давать делу ход, – поправил Верховский. – По неизвестным мотивам. Из-за этого я знаю немного. Моя основная зацепка – некто Рябов, в прошлом научник, работал в одной из ведомственных лабораторий в конце девяностых. Вокруг него слишком многое сконцентрировано. Во-первых, его ученик, Владислав Журавлёв, стопроцентный нелегал. Я почти уверен, что он много лишнего перенял у наставника и что он всё ещё в Москве, заглядывает время от времени в своё прежнее жилище. Во-вторых, некий хрупкий душевным здоровьем приятель… Если помните, был у нас такой чудик – устроил переполох на кладбище. Потом, кстати, "Зеркало" писало всякое по этому поводу…
Авилов невразумительно хмыкнул.
– Припоминаю.
– Дальше будут догадки, – предупредил Верховский. Вопреки здравому смыслу ему казалось, что на эту тему они с патроном уже разговаривали. – Учитывая, на каком профанском уровне этот несчастный владел некромантией, я предположил, что сам он ничего глубоко не изучал, зато мог нахвататься приёмчиков у Рябова. Они были дружны, работали когда-то вместе: один – лаборантом, второй – бухгалтером.
– То есть Рябов был, по-вашему, нулевым пациентом? – задумчиво уточнил Кирилл Александрович. – Если уподоблять некромантию заразе.
– Да, именно. Он был магом, но много чего знал, а от теории до практики… Источником нынешних проблем вполне может быть Журавлёв, – Верховскому не понравилась собственная формулировка, и он позволил себе досадливо поморщиться. – Вернее, он мог приложить руку к этим чёртовым ампулам. По чьему наущению – у меня пока нет предположений.
– Вы сказали «к ампулам», – Авилов пытливо прищурился. – Их больше, чем одна?
– Да, – Верховский уверенно кивнул. – Я точно знаю ещё, как минимум, об одной. Сам нашёл осколки. Экспертиза показала остаточный фон в холодных тонах; я думаю, это могла быть та же субстанция…
– Мёртвая вода, – подсказал Кирилл Александрович. – Для краткости.
– Пусть будет мёртвая вода. Непонятно, кто тогда орудовал – нежить или умертвие, но на нежить эта дрянь вполне может действовать, – Верховский чуть наклонил голову: дальше начиналась совсем уж зыбкая почва. – И это, я полагаю, связано с ясногорским инцидентом. Натуральный массовый психоз среди нежити. Пропавший напрочь инстинкт самосохранения. Перебежки на дальние расстояния без вменяемой цели. Как бешенство, только на вирусы тварям чихать с высокой колокольни… – собственные слова на миг разбудили воспоминание: засыпанная снегом полуразрушенная кирпичная башня, хищная остроконечная звезда из обломанных досок, клочья серого неба там, где должен был быть колокол. Нет, Графиня здесь ни при чём, она не делала ничего необычного и вообще с тех пор никак себя не проявляла… – Может быть, это следы полевых испытаний или неуправляемый эксперимент. Магконтроль тогда своеобразно отнёсся к проблеме…
– Не будем на этом останавливаться, – мягко, но непререкаемо потребовал Авилов. – Исключите из своих построений тульское дело. Оно абсолютно точно не связано с некромантией.
– Вы уверены?..
– Да. Вам не следует проявлять к нему излишний интерес, – с расстановкой произнёс Кирилл Александрович. – Оно закрыто. Оно не будет иметь последствий. Пусть остаётся в архивах.
Если он это говорит, скорее всего, так и есть… Авилов знает больше, чем любой другой управский чиновник, даже самый высокопоставленный. Но с его словами что-то не так… Слишком уж стройно ложился ясногорский инцидент на вырисовывающуюся теорию…
– Продолжайте, – приказал Авилов.
Верховский встрепенулся, точно выныривая из дрёмы, и вновь глотнул кофе.
– Есть ещё кое-что. Тоже на уровне догадок, – он сделал над собой усилие и отвернулся от сосредоточенного лица патрона. За окном по-прежнему валил снег; взгляд тонул в пушистых белых хлопьях, как раскалённая сталь тонет в холодной воде. – Небольшая шайка одарённых, впутавшаяся в наркоторговлю. Больше десяти лет назад мы их раздраконили, и вроде бы дело с концом… Если бы не два обстоятельства, – Верховский слегка замялся. Об этом говорить было трудно, но, леший побери, Авилов просил начистоту! – Во-первых, один из нашей группы. Он сейчас руководит оперативниками, подполковник Ерёменко, может, знаете… В кабинеты он загремел как раз из-за ранения. Выглядело совершенно глупо, как будто он на какой-то миг выпал из реальности… Значимых следов воздействия медики потом не нашли.
– Допустим, – Авилов огладил чисто выбритый подбородок и нетерпеливо качнул головой. – А во-вторых?
– Во-вторых – пострадавший, – собравшись с духом, проговорил Верховский. – Которого успели госпитализировать. Я… у меня есть основания полагать, что с его памятью не всё было в порядке.
– Вы с ним говорили?
– Пытался. Я когда-то был с ним знаком, – признался Верховский. Нет, история Хмурого определённо не входит в зыбкие рамки истребованной патроном откровенности. – Очень похоже на тяжёлые поражения ментальной магией, как бывает после воздействия сильной нежити, но – не то. Мощный ментальный удар не оставляет вообще ничего: ни эмоциональности, ни когнитивных способностей. Здесь же… Пострадавший определённо мог испытывать какие-то чувства: удивление, боль… Была стёрта именно его память. Может быть, – Верховский горько усмехнулся, – за этим он и шёл в притон к нашим нелегалам. Я не знаю, как мёртвая вода действует на человека, в особенности смешанная с психотропными веществами. Возможно, это они и пытались выяснить…