Швырнув куртку на своё кресло, он деятельным вихрем вылетел из кабинета. Костя, влекомый духом противоречия, тут же демонстративно засобирался на обед. Ярослав же долго сверлил взглядом рабочее место недруга, а потом, дождавшись, пока Чернов уйдёт, неторопливо обошёл столы, забрал одну из брошенных Денисом перчаток и положил взамен новую, из неиссякаемых отдельских запасов. Поправил так, чтобы было похоже на первоначальное положение. Спрятал добычу в рюкзак.

– Это зачем? – сумрачно поинтересовался Мишка.

– Чтоб не терять связь с дорогим человеком, – нахально ответил Зарецкий.

Громова, казалось, вовсе не интересовало, что творится вокруг, а больше никого из старших поблизости не случилось. Приструнить зарвавшегося стажёра было некому. Мишка сам не знал, как должно быть правильно. Следить за коллегой, безусловно, нехорошо, но вдруг Ярик не ошибся? Вдруг за Липатовым и впрямь водятся провинности похуже жестокого обращения с нелегалами? Можно вывести его на чистую воду, не запятнав совести? А если нет… Если нет – то так ли он сам, Мишка, подходит для должности офицера контроля?

Долго хандрить ему не позволили. Вернувшийся с совещания Виктор Сергеевич бодрым шагом ворвался в кабинет и, мельком оценив обстановку, решительно направился к Мишкиному столу. Зам Верховского, в отличие от самого начальника, неизменно выглядел жизнерадостным, что бы ни творилось. Как-то раньше и в голову не приходило, что это может быть всего лишь маской для нервных подчинённых… Старову совсем не нравилось, что ему вдруг потребовалась подобного рода проницательность.

– Ребята, как настрой? – гаркнул Щукин. Даже Громов встрепенулся и недоумённо заморгал, пытаясь сообразить, относится ли вопрос и к нему тоже. – Прогуляться не хотите?

– У нас выбора нет, – Мишка неуверенно улыбнулся. Щукинская манера раздавать задания подкупала своей непосредственностью.

– Выбор есть всегда, – возразил Зарецкий и тут же прибавил: – Но прогуляться я не против. Куда?

Виктор Сергеевич просиял. Когда пару дней тому назад Ярослав заявился в отдел с превосходным аттестационным табелем, Щукин лично заверил ему новенькое удостоверение и выслушал дополнительные клятвы, положенные тем, кто освоил пространственную магию. Может быть, гордился собственными педагогическими успехами, но в куда большей степени искренне радовался за стажёра.

– Ну куда нас гоняют обычно? По местам всяким нехорошим, – беззаботно сообщил Виктор Сергеевич. – Надзор говорит, ничего особенного, а местные всё равно жалуются. Бери, Миш, бланк под экспертизу и вот помощника, – Щукин заговорщически подмигнул Ярославу. – Посмотрите, есть там какие-нибудь старые сглазы, или, может, артефакт какой завалялся…

– Или кусочек цезия, – скучным тоном предположил Зарецкий.

– Да ну, нет, – Виктор Сергеевич, подумав, энергично помотал головой. – Но что вспомнил – молодец. Всякое бывает.

Оказавшись на улице, Ярослав уверенно свернул на протоптанную в снегу тропинку, соединявшую главный вход с парковкой. Старов поневоле замешкался. Общественным транспортом до места добираться сложновато, но… не так рискованно. Мишка с трудом сложил в уме необидно звучащую просьбу и уже почти озвучил её, когда Зарецкий сам обернулся и понимающе хмыкнул:

– Нормально я вожу. Уж теперь-то.

– Да я ничего такого не… – забормотал было Мишка, но осёкся, наткнувшись взглядом на лицо стажёра. После короткого колебания сбежал по ступенькам и нагнал коллегу. – Ну ладно, думал. А ты бы что – не стал?

– Стал бы, конечно. Потому и сказал.

В спокойном голосе Зарецкого не слышалось и тени обиды. Стараясь не сходить с тропы, Мишка пробрался следом за коллегой к худо-бедно расчищенному прямоугольнику асфальта. Поднадоела уже эта снежная каша. Скорей бы весна…

– Далеко ехать-то, – заметил Старов, устроившись на пассажирском сидении.

– Порядочно, – согласился Ярик, заводя мотор. – Можешь пока прочитать заявку?

– Так само собой, – Мишка недоумённо поднял брови. Он же офицер, он отвечает за задание – как он может пренебречь изучением заявки?

– Вслух, – уточнил Зарецкий. – Я тоже хочу знать, что нас ждёт.

Мишка добросовестно прочитал. Аварийный деревянный дом, приговорённый к сносу поселковым руководством, издавна пользовался у старожилов дурной славой – никто уже и не помнил, почему. Старов предположил, что буянит одичавшая домашняя нежить; Ярик в ответ заметил, что в развалинах мог поселиться кто-то общественно опасный, но вполне живой. Как бы то ни было, местная администрация прислушалась к опасениям обывателей и накатала заявку в Управу.

– А чего бы и нет, если бесплатно, – равнодушно прокомментировал Зарецкий. – Правильно делают.

– Мне кажется, надзор бы и сам справился, – буркнул Мишка, запихивая распечатки обратно в рюкзак. – Ну, безопасники, на худой конец.

– Нет. Тут Верховский прав: всегда лучше сначала нам посмотреть, – возразил Ярик. – Вдруг там что-то, с чем никакие безопасники не сладят…

– А мы с тобой вдвоём прям сладим!

– Мы – да, – Зарецкий серьёзно кивнул и надолго замолк: тесные проулки сменились широкой заснеженной магистралью, и стало не до разговоров.

Выбравшись из машины у покосившегося забора, Мишка сполна проникся снедавшим местных беспокойством. Длинный двухэтажный дом, упрятанный за непомерно разросшимися садовыми деревьями, угрюмо взирал на незваных гостей лишёнными стёкол окнами. Крыша кое-где обвалилась внутрь; лишь печные трубы – по одной в каждом конце вытянутого строения – высились, почти невредимые, над приземистой тёмной громадой. Облупленные резные ставни, некогда выкрашенные в белый, беспомощно свисали с ослабших петель, будто обессиленный дом отчаялся прикрыть ими постыдную наготу зияющих тьмой разбухших рам. Лезть внутрь в поисках приюта от холода и непогоды казалось несусветной глупостью. Если эти развалины и могут стать кому-то пристанищем, то разве что последним.

– Почему люди не берегут то, что построили? – тихо пробормотал Зарецкий. Он остановился в десятке шагов от крыльца, наполовину отъеденного хищным временем, и задрал голову, вглядываясь в черноту за окнами второго этажа. – Или хотя бы не сжигают сразу то, что уже не спасти…

– Может, думали, что ещё можно, – предположил Мишка. Ярик ничего ему не ответил.

Подниматься к парадной двери нечего было и пробовать: сгнившие ступени выдержали бы разве что кота или некрупную собаку, но никак не взрослого человека. Увязая в глубоком снегу, Старов осторожно приблизился к ближайшему оконцу. Стена выглядела крепкой – лучше, во всяком случае, чем остатки крыльца. Мишка на пробу упёрся ладонями в потемневшее дерево и не без опаски забрался в беззубую пасть проёма. Судя по всему, не он первый: на половицах близ окна было натоптано, валялся мелкий сор и осколки бутылочного стекла. Доски уступчиво просели под Мишкиным весом, но рушиться не спешили. Это обнадёживало.

– Так себе местечко, – негромко сказал Зарецкий.

Старов обернулся. Коллега без видимых трудностей повторил его манёвр и стоял теперь у самого окна, настороженно озираясь. В стылом воздухе дыхание срывалось с его губ едва видимым белёсым паром.

– Ты тут видишь что-нибудь? – спросил Мишка, стаскивая с рук перчатки.

– Ну, так, – уклончиво протянул Зарецкий. – Проклятий вроде бы нет… Но повидал домик всякое.

– Смерть?

– Смерть сама по себе не провоцирует спонтанные чары, – Ярик пытливо сощурился, оглядывая груду трухлявых досок у входной двери – всё, что осталось от обвалившегося потолка. – Ненависть или отчаяние – другое дело. Думаю, под этими обломками кто-то умер… Скорее всего, долгой и мучительной смертью.

Мишка поневоле поёжился. Как Зарецкий умудряется спокойно говорить такое?

– И… чего тогда? – спросил Старов, неуютно переступая с ноги на ногу. – Пишем – остаточный фон?

– Да нет, зачем? Снимем, – Ярик поднял руку и, нашарив в пустоте невидимую нить чар, бережно потянул на себя – словно разрывал паутинку. – Ну, запиши для протокола: спонтанный сглаз неясного характера, вероятно, воздействует на нервную систему. Для проклятия слабовато – так, навязчивая тревога, дурные сны…