Так было всегда - когда морские торговые пути сошлись с востоком, западом, севером и югом, все порты на побережье были заполнены западными кораблями. В том году, при Императоре У, Великая Лян начала процветать и обогатилась, а, потому никого особо не заботили деловые и торговые отношения с западом. В основном иностранцы приезжали сюда для добычи золота.

В то же время, так называемые "иностранные бизнесмены" представляли собой кардинально другую сторону торговых отношений. Они привозили свой товар в порт. Не смотря на свое высокое положение, они могли только открыть двери своих лавок, выложить всякие мелочи и установить им цену, обычно не сильно высокую.

Что касается нынешнего Императора и его почившего отца, вопреки тому, что они признавали всю выгоду морского транспортного бизнеса и питали к нему большой энтузиазм, к сожалению, северо-западная граница всегда была нестабильной и планы по обороне "Драконов" пришлось отодвинуть назад. Если не из-за недостатка средств, то из-за отсутствия Цзылюцзиня.

Если искомый корабль был вовлечен в частную перепродажу топлива, то это может обернуться серьезной угрозой обороне Восточного моря.

И еще этот монах, Ляо Жань, который привел их к тому кораблю... Это было непреднамеренно? Или все это время он вынашивал какой-то коварный план?

За эти несколько долгих минут, которые Гу Юнь провел в размышлениях, его зрение становилось все хуже и хуже. Он нащупал на груди стекло Люли и опустил его на переносицу. Так он хотя бы одним глазом сможет кое-как, но видеть.

Гу Юнь грустно улыбнулся и подумал: "И что мне теперь делать?"

Чан Гэн добежал до своей комнаты. Он бежал так быстро, что его бешено бьющемуся в клети ребер сердцу пришлось долго успокаиваться. Когда он толкнул дверь, он увидел монаха. И тут его сердце мгновенно напряглось. Он быстро закрыл за собой дверь и приглушенно спросил:

— Мастер, что вы тут делаете?

Ляо Жань поднял руки и улыбнулся: "О, Амитабха, нет места, куда этот монах не мог бы войти".

Этот монах явно был обучен подобному мастерству, позволявшему ему бесследно приходить и уходить в любое время. Поместье Инспектора особо не отличилось. Это было действительно чем-то... Божественным.

"Возможно, Аньдинхоу на этот раз пощадил меня", - жестами сказал Ляо Жань. "Ваше Высочество, не стоит беспокоиться".

Чан Гэн как раз-таки не беспокоился за него. Его разум был чист и ясен. Не считая одного вопроса, который он поспешил задать:

— Неужели ты намеренно используешь меня, чтобы заманить его сюда? Что такого в этом поместье Интянь?

Ляо Жань с искренней признательностью посмотрел на Чан Гэна и сказал:

"Глубоководный Демон Восточного моря жаждет превратиться в дракона, а этот монах явился с целью бросить ему вызов".

Что он хочет сделать? Вэй-ван решил начать восстание?

Или что-то еще?

Сердце Чан Гэна пропустило удар. Он давно знал, что этот монах погружен в мир смертных. Но он не ожидал, что он будет погружен так глубоко. Подозрения и предостережения были не напрасны и открыли мальчику глаза.

Тем не менее, не успев задать интересующие Чан Гэна вопросы, Ляо Жань жестом попросил юношу поспешить за ним, а затем выпрыгнул в окно. Чан Гэн всего секунду колебался, но затем схватил свой меч и последовал за ним.

Глава 30 «Ароматный бальзам»

***

Какой-то он слишком дерзкий для глухого.

***

Чан Гэн гнался за монахом, пока они оба не оказались за пределами города. С наступлением глубокой ночи, когда в округе умолкли все посторонние звуки и всюду воцарилась звенящая тишина, всё же изредка был слышен слабый отстук колес деревянной тележки и голоса ночных сторожей. Чан Гэн остановился и позвал Ляо Жаня:

— Мастер, пожалуйста, остановитесь.

Ляо Жань тут же остановился.

Чан Гэн говорил медленно и в его голосе не проскальзывало ни единой гневной ноты. Его голос был мягким, а манера речи - вежливой, как будто в этот момент, точно, как в прошлом году, он сидел в комнате медитации и пил чай "кудин".

Вот только его рука опустилась на рукоять меча и юноша был готов в любой момент обнажить острый клинок, чтобы с молниеносной точностью и легкостью проткнуть монаха, нанизав его на меч, точно кусок мяса на вертел.

—Все эти дни у меня была возможность вдоволь насладиться разговорами с вами, мастер, и я многое извлек из этих бесед. Но мне так же известно, что мастер - не из тех людей, что способны неподвижно стоять в буддийском храме, говоря об учениях Будды, что он куда охотнее будет беседовать не о Дао, а о простых людях.

Что касается моего происхождения, возможно, мастер также слышал и об этом. Влияние прославленного главнокомандующего, нынешнего Аньдинхоу, распространено за тысячи ли. И совершенно не важно, где он находится и какой очередной приказ ему отдали. Для меня он - тот единственный родной человек, без которого я не могу жить, с которым мы друг для друга - опора.

Я же - всего лишь мелюзга, без каких-либо особых навыков, а этого оружия, которое я могу держать в руках, достаточно, чтобы защитить только самого себя. Я не из тех, кто способен зацикливаться на каких-то более великих делах и грандиозных событиях.

В моем сердце осталась лишь память о крошечном, размером с ладошку, поместье Аньдинхоу, и о нескольких людях, живущих там. Поэтому я все еще надеюсь, что мастер сможет войти в положение и понять меня.

Ляо Жань промолчал.

Монах не знал, как Чан Гэн обычно разговаривал с Гу Юнем, но для посторонних людей речь юноши всегда ограничивалась "несколькими словами, наполненными глубоким смыслом". Ляо Жань подумал и о том, что сам испытал это на себе, но он все равно не ожидал, что в этом мире даже такие кровожадные и острые слова, как "Дружба есть дружба, но если ты осмелишься прикоснуться к Гу Юню, я проткну тебя этим мечом", можно сказать в столь совершенно спокойной манере.

Ляо Жань опустил взгляд к своим ногам и взглянул на обувь. Последние несколько дней он так много ходил и бегал, что она потеряла свой изначальный цвет. Он сделал шаг навстречу Чан Гэну и осторожно ответил: "Ваше Высочество благородных кровей, вы очень великодушны и щедры на гуманное отношение к людям. Ваше сердце подобно необъятным просторам неба и земли. Вам не стоит принижать свои достоинства".

На бледном лице Чан Гэна не проскользнуло и тени эмоций, он не двинулся с места, ответив:

— Мужчина, рожденный в этом мире, должен позаботиться о близких, дать им землю и кров. Но если тебе не нужен несчастный клочок земли, что тогда? Зачем смотреть так далеко?

Губы монаха тронула горькая улыбка. Он прекрасно знал, что Чан Гэна не так легко одурачить. У Ляо Жаня не было другого выбора, кроме как клятвенно заверить Чан Гэна в своей правде: "Маршал Гу - опора Империи. Достаточно вытянуть всего один волос, чтобы повлиять на все тело. Как этот монах может осмелиться переступить черту дозволенного"?

Рука Чан Гэна все еще была сжата на рукояти меча:

— Но мастер все еще намерен привести моего ифу в это место.

"Ваше Высочество", - со всей серьезностью заявил Ляо Жань: "Пожалуйста, пойдемте со мной".

Чан Гэн бросил на монаха тяжелый взгляд, убрал руку с рукояти висевшего на поясе меча и с улыбкой сказал:

— В таком случае, благодарю за любезность и простите, что затруднил вас. Мастер развеял мои сомнения.

Если ты не сможешь объяснить, что происходит, мне придется убить тебя.

И тут монах снял с себя верхние белоснежные одежды и вывернул их наизнанку. Внутри ткань оказалась чернее ночи, и когда монах обернулся в них, вся его фигура исчезла в кромешной темноте.

Совершенно невольно в сердце Чан Гэна возник вопрос - во время их путешествия из столицы в Цзяннань, он никогда не видел, как Ляо Жань переодевался. Его одежды внутри были действительно черного цвета, или это результат того, что он носил своё одеяние слишком долго?