7. 养父

yǎngfù

приёмный отец (официальное усыновление)

Глава 55 «Летний зной скрылся на западе»

____

Родина и государство, ненависть и обида — перед ним была та развилка, где вне зависимости от того, что он выберет, нельзя оглядываться назад.

____

Все присутствующие потрясенно замерли.

Наконец гонец вспомнил о порученной ему миссии и сухо произнес:

— Генерал Тань, Аньдинхоу...

— Заткнись! — громко закричал Тань Хунфэй, свирепо вытаращив на него свои огромные как колокол бычьи глаза, а затем повернулся к коленопреклоненному мужчине. Его кадык напрягся, каждый волосок на теле встал дыбом, когда он спросил: — Что ты сказал? Давай поточнее. Каких преданных подданных?

Мужчина средних лет поднялся на ноги. Его побледневшее больное лицо представляло собой довольно жалкое зрелище, но тем не менее слова полны были решимости:

— Двадцать лет назад маньские племена пострадали от стихийного бедствия. Амбиции их правителя — Лан-вана [2] — оказались настолько велики, что он собрал войско и вторгся в Великую Лян. При помощи Черного Железного Лагеря старый Аньдинхоу стабилизировал ситуацию на северной границе. Побежденные ланы [3] смиренно склонили перед ним головы, послав дань и двух сестер-богинь в императорский дворец. Прежний Император Юань Хэ сделал старшую из сестер своей второй женой, а младшей присвоил титул цзюньчжу [4]. Ее приняли в услужение при дворе в надежде выдать потом за отпрыска королевской крови.

— Никто не ожидал, что эти красавицы затаили в душе недоброе. Сначала они подделали письма старого Аньдинхоу к Лан-вану, обвинив его в том, что после окончания войны маршал угрожал восемнадцати племенам, тайно вымогая у них цзылюцзинь и присваивая его себе. При помощи темных искусств они смутили разум покойного Императора и его приближенных, денно и нощно вбивая клин между дружескими чувствами правителя и его подданного Гу...

Достаточно было всего нескольких предложений, чтобы правитель столичного округа Чжу побагровел от злости, буквально взорвался от гнева и немедленно закричал:

— Стража! Этот смутьян несет вздор и посмел очернять имя покойного государя! Схватить его!

Тань Хунфэй вытаращил глаза и прорычал:

— Пусть только попробуют!

Тотчас же все пришедшие с ним солдаты северного гарнизона выхватили оружие. Их мечи сияли ярче снега, а от одного взгляда на зверей, выгравированных на серебряных доспехах, бросало в холод. Казалось, вот-вот узоры на доспехах оживут и разорвут всех врагов.

Ярко-багровое лицо Чжу Хэна смертельно побледнело. Ученый муж, призвав последние капли смелости, дрожащим голосом спросил:

— Тань Хунфэй, ты, что, пытаешься поднять восстание?

Тань Хунфэй холодно усмехнулся и в ответ лишь фыркнул, развернулся и широкими шагами подошел по каменным ступеням прямо к простолюдину. Затем воткнул свой огромный меч в каменную плитку в полу, который теперь возвышался подобно железной башне, и обратился к простолюдину:

— Говори. Что произошло дальше?

Тот подчинился его приказу.

— Как генералу уже известно, младший Аньдинхоу тогда был еще юн и родителям не с кем было оставить его в поместье. Поэтому, когда ситуация на границе нормализовалась, старый Аньдинхоу, посоветовавшись с принцессой, решил взять его с собой в гарнизон.

Глаза Тань Хунфэя загорелись пониманием. Слова простолюдина пробудили к жизни давние воспоминания. Для него это было как вчера. Прославленный маршал Гу тогда был непослушным мальчиком, который вечно доставлял всем неприятности и совершенно никого не боялся. Кроме старого Аньдинхоу и старшей принцессы никто не мог на него повлиять, и родители опасались, что в их отсутствие ребенок совсем распоясается. Им ничего не оставалось, кроме как взять его с собой.

Тань Хунфэй подтвердил:

— Верно, так все и было.

Тогда мужчина продолжил свой рассказ:

— Коварная злодейка увидела в этом поступке возможность оговорить старого Аньдинхоу. Она заявила, что раз маршал взял с собой единственного сына, то, значит, замышляет что-то по-настоящему грандиозное. Возможно, хочет разделить страну на Восток и Запад и править наравне с Императором. Императора Юань Хэ совершенно околдовали их речи. Он возненавидел старого Аньдинхоу, но в то же время понимал, что для победы над северными варварами Черному Железному Лагерю хватит и тридцати кавалеристов в железной броне. Он не знал, что делать.

Тань Хунфэй возмутился:

— Что за вздор?!

Выражение лица мужчины ничуть не изменилось от его выкрика, и он спокойно продолжил рассказ:

— К тому времени красавица-супруга вместе с еще одним предателем придумала коварный план. Они поручили старшему дворцовому евнуху У, моему покойному приемного отцу, под предлогом подкрепления для северного гарнизона внедрить в армию тридцать бесстрашных солдат-самоубийц и двух последователей темного пути, чтобы совершить убийство. Чтобы никто не раскрыл их злодейский план раньше времени, они приказали солдатам-самоубийцам вытатуировать на груди волчью голову и притвориться варварами.

Дыхание Тань Хунфэя становилось все тяжелее.

Никто не ожидал диверсии. Тогда им казалось, что тридцать солдат-самоубийц, ворвавшиеся в их ряды, буквально свалились с неба. Сначала враги подло добавили им в воду и пищу сильный яд, вызвавший паралич, а затем переоделись в легкую броню и неожиданно напали на своих «соратников». Поскольку в гарнизоне видеть солдат в черной легкой броне было делом обыденным, то атака действительно застала всех врасплох...

Тань Хунфэй пробормотал:

— Точно. Правду говоришь. Тогда я был всего лишь помощником военачальника, но как вчера помню, что солдат в легкой броне было ровно тридцать человек.

Старому Аньдинхоу хватило тридцати солдат в тяжелой броне, чтобы растоптать восемнадцать варварских племен, а эта хитрая женщина вернула ему должок при помощи тридцати солдат в легкой броне. И тем самым заставила содрогнуться непобедимый Черный Железный Лагерь и даже сумела ранить единственного наследника маршала Гу.

Тань Хунфэй неожиданно засмеялся:

— Да уж, это самое постыдное поражение за все время существования Черного Железного Лагеря, а! Я хорошо помню тот день. Старый Аньдинхоу как раз отправился патрулировать границу, а Ее Высочество принцесса с самого раннего утра плохо себя чувствовала и не брала в рот ни капли воды, ни зернышка риса. Если бы не это обстоятельство, то возможно, пострадал бы не только маленький Аньдинхоу, верно?

Командующий северным гарнизоном в ярости еще глубже вогнал свой длинный меч в землю, от силы удара земля и камень пошел трещинами:

— Разгневанная принцесса настаивала, что в лагерь проникли предатели. Более десяти моих братьев, с которыми я бок о бок сражался на границе, не избежали подозрений. Они были ни в чем не виноваты, но правосудие решило иначе. Беднягам даже не дали объясниться. Им ничего не оставалось, кроме как снять броню и вернуться для наказания в столицу... Долгие годы я молчаливо презирал ее за этот поступок. Я думал, что любовь к сыну лишила ее разума... А оказалось, она была права...

Глаза Тань Хунфэя неожиданно наполнились слезами. Он не стал их утирать, но и не разрыдался. Старый солдат замер подобно железной крепости и только иногда всхлипывал, словно от нестерпимой боли.

Плачущий темнолицый [5] владыка загробного мира [6] совершенно поразил Чжу Хэна. Потрясение было настолько велико, что умерило его гнев, который сменился легким раздражением.

Голос правителя столичного округа Чжу невольно смягчился, когда он произнес:

— Это дело особой важности, затрагивающие многих. Тут опасно верить только одному человеку. Генерал Тань, пожалуйста, подумайте как следует.

Тань Хунфэй пришел в чувство. По правде говоря, он верил истории простолюдина где-то на восемь из десяти. В тот злополучный год именно Тань Хунфэй отвечал за оборону северного гарнизона, поэтому никто лучше него не знал, насколько неприступны были его укрепления.