Шэнь И кивнул с таким видом, будто горько оплакивал родителей.

Гу Юнь резко изменился в лице — если бы он не обессилел от усталости, то точно вскочил бы на ноги... Гу Юнь почувствовал, как язык заплетается, словно у неверного мужа, застуканного женой в публичном доме в объятиях любовницы:

— Под кроватью есть, где спрятаться? Старина Хэ, не мешайся, отойди, кхе-кхе...

Незажившая рана на горле дала о себе знать: Гу Юнь зашёлся в приступе кашля. Не успел он перевести дыхание, как лёгкий порыв ветра коснулся бледной руки этого полуслепого и глухого человека. При помощи нового монокля Гу Юнь слабо различил маячивший в проходе высокий силуэт.

Гу Юнь замер.

Всё кончено.

В шатре надолго установилась мёртвая тишина. Если Гу Юнь перепугался, то остальных поразило, что новый император, о котором они буквально только что прочитали в письме, заявился сюда.

Шэнь И нарушил тишину:

— ...Не вини меня за медлительность.

Хэ Жунхуэй уже встречался с Янь-ваном, когда тот сопровождал конвой с довольствием для армии на северо-западе, поэтому первым пришел в себя и произнес:

— Ваше Величество?

Это помогло остальным выйти из ступора и уважительно поприветствовать государя. Чан Гэн не сводил с Гу Юня глаз. Он рассеянно махнул рукой и явно с большим трудом сохранял невозмутимый вид.

— Когда мы последний раз встречались с вами, господа, то обращались друг к другу как братья. Незачем церемониться.

Шэнь И озадачило его поведение. Он заметил, как Чан Гэн подошел ближе, вежливо ему кивнул, а затем прошел мимо — прямо к кровати, где лежал Гу Юнь. Все это время он не сводил с него глаз, пока они не заслезились, словно в них воткнули иглы.

Тело Гу Юня сковывал стальной корсет, а бинты под одеждой были пропитаны кровью. Если, где и видна была нежная кожа, то разве что на ключицах и запястьях. В губах его не было ни кровинки. Специальный монокль состоял из нескольких толстых линз и закрывал половину лица. Второй его глаз был расфокусирован, словно по-прежнему мог видеть что-то неведомое.

У всех на виду Чан Гэн неспешно присел у постели Гу Юня, поправил покрывало, мельком взглянул на открытое письмо, а затем приказал командующему северным гарнизоном, который вошел за ним следом:

— Возьмите Жетон Чёрного Тигра и объявите всем батальонам морских драконов, тяжёлой и лёгкой брони, Орлам и кавалеристам, вне зависимости от занимаемого звания, что пока мы [1] здесь, господа, вы будете неуязвимы и не будете знать поражений в бою.

Поначалу повисла тишина, а затем кто-то трижды воскликнул «Да здравствует император!» и все остальные подхватили.

Этот лозунг скоро разнесся за пределы маршальского шатра, точно на крыльях, и вскоре его скандировал весь лагерь. Впервые за сотни лет две части Жетона Чёрного Тигра появились в одном месте, точно к развевающемся на ветру воинскому знамени добавили волшебную иглу, повелевающую морем, и теперь войскам Великой Лян не страшен был артиллерийский огонь. Так несмотря на то, что официальная коронация ещё не состоялась, нового императора признали командующие всех четырёх границ страны.

Когда вражеские пушки вновь дали залп по оборонительному рубежу, Гу Юнь не стал больше медлить. Генералы стремительно ринулись в бой, выполняя свой долг. Они получили указания и ушли один за другим. Даже гонец покинул ненадолго шатёр. Наконец Гу Юнь и Чан Гэн остались наедине.

Теперь, без посторонних, Гу Юнь просто не знал, что ему сказать. Чан Гэну вдруг показалось, что у него вынули позвоночник: его тело задрожало, и он едва не рухнул без сознания. Его грудь сдавило, словно от невыносимой боли, а дыхание сперло. Он рукой схватился за сердце, с силой сжал зубы, а спина его так напряглась, что, казалось, вот-вот сломается.

Гу Юнь перепугался. Он протянул руку и осторожно погладил его по спине:

— Чан Гэн, что стряслось?

Тот сбросил его руку и тут же в панике за неё схватился. Он отчаянно сжимал ладонь Гу Юня, словно это была спасительная соломинка, и судорожно глотал воздух, будучи не в силах издать ни звука. На его висках вздулись вены.

Много лет «воспитывавший» его Гу Юнь не подозревал, что у Чан Гэна могут быть одышка или проблемы с сердцем. Он сразу же закричал:

— Лекаря сюда, срочно!

Караульный, стоявший на посту, заглянул в шатер.

Чан Гэн сумел выдавить:

— Пошел вон! Никому сюда не заходить!

Караульный не понял, что происходит, но не посмел ослушаться приказа императора и мгновенно исчез.

Гу Юнь растерянно посмотрел на Чан Гэна. Зрачки в налитых кровью глазах Чан Гэна почти разделились надвое, но вдруг они снова стали прежними, словно пронзённые тонкой иглой. Он медленно повернулся к Гу Юню. Великий маршал приготовился выслушивать его упрёки.

Но вместо этого после долгого молчания Чан Гэн протянул:

— Если бы я чуть-чуть опоздал, то мы бы больше никогда не увиделись?

Гу Юнь промолчал.

— Пока в столице люди приветствовали и чествовали меня, я желал лишь твоего благополучного возвращения домой. Мне хотелось показать тебе железную дорогу, строительство которой скоро закончат. Хотелось о стольком с тобой переговорить, вернуть и пришить обратно тот лоскуток. И что дальше? — мягко спросил Чан Гэн, всё крепче сжимая его руку. Он опустил взгляд на его бледную кисть. — Могу ли я еще надеяться, что дождусь нашей встречи?

Гу Юнь не знал, что на это сказать, его словно пронзили стальные иглы.

— Ненавижу тебя, — сказал Чан Гэн. — Смертельно тебя ненавижу, Гу Цзыси.

Он подавлял эту мысль в своем сердце с тех пор, как Гу Юнь бросил его в поместье Аньдинхоу и тайком сбежал на северо-запад. После этих слов его обычно мучили приступы Кости Нечистоты.

Теперь же после продолжительного и болезненного лечения ему удалось практически полностью избавиться от Кости Нечистоты. Поскольку ему не нужно было подавлять свои чувства, он мог открыть свое сердце.

Внезапно Чан Гэн сдался, впервые сойдя с выбранного еще в детстве пути «скорее проливать кровь, чем лить слезы» [2].

В маршальском шатре император, что ещё недавно хвалился генералам, что будет сражаться с ними наравне, горько рыдал.

Примечание:

1) Чан Гэн впервые говорит о себе, как императоре, используя традиционное обращение "мы".

2) Отсылка к моменту в 26 главе, где Чан Гэн решает не плакать, а пустить себе кровь

Глава 128 «Конец и новое начало»

Гу Юнь потерял дар речи. Ему хотелось раскинуть руки и обнять Чан Гэна, но ни один из них не мог сдвинуться с места. Оставалось молча сидеть рядом и ждать, пока Чан Гэн выплачется, выплеснув копившуюся годами боль.

К сожалению, судьба не благоволила новому императору. Он не мог позволить себе даже наплакаться вдоволь. Не успел он прорыдаться, как земля сильно задрожала — рядом раздался мощный пушечный залп, а следом резкий свист.

Только Чан Гэн повернулся спиной ко входу, как в шатер ворвался гонец в броне Орла:

— Великий маршал, вражеская оборонительная формация разрушена! Мы взяли флот Запада в кольцо!

Кончики пальцев Гу Юня были влажными от слез Чан Гэна. Он невозмутимо сжал руку и кивнул:

— Понятно. Действуйте согласно плану. Прижмите их.

Едва гонец ступил на землю, как пора было разворачиваться и лететь обратно.

Когда Орёл ушёл, Чан Гэн рискнул повернуться к Гу Юню. Слёзы на его лице ещё не высохли, и оттого выглядел Чан Гэн довольно жалко. Гу Юнь не в силах был это выносить. Совершенно обезоруженный он ласково попытался его утешить:

— Чан Гэн, подойди, я утру твои слёзы.

— А понежнее как-нибудь нельзя? — попросил Чан Гэн.

Гу Юнь вздохнул и решил прислушаться к его просьбе. Понизив голос, он сказал:

— Любимый, иди ко мне, и я соберу губами твои слёзы.

От злости Чан Гэн аж потерял дар речи.

Пользуясь его замешательством, Гу Юнь попытался встать с кровати. Ему тяжело было прямо держать спину. Когда Гу Юнь всё-таки сумел подняться, стальная пластина между ног с грохотом стукнулась о край небольшой кровати. Рана на шее показалась из-под повязки, а растрёпанные волосы упали на плечо и зацепились за длинную цепочку от монокля.