Шэнь И промолчал.

- После празднования Нового Года я, вероятно, вернусь на северо-западную границу. Его Величество не сможет как следует выспаться, пока Черный Железный Лагерь в столице.

Страхами нового Императора, тысячи миль рек и гор слились в одну линию, тяжело рухнув на плечи Аньдинхоу.

Все верили, что пока в руках Маршала Гу будет власть над тремя всемогущими фракциями Черного Железного лагеря, он останется непобедимым, одерживая победу за победой в каждом сражении. Против такой силы никто ничего не сможет сделать.

Они были опорой и поддержкой нового Императора, а он страшился, боялся их.

- Скажи мне, что если однажды я внезапно умру? Что мы тогда будем делать? - спросил Гу Юнь.

Выражение лица Шэнь И в миг изменилось.

- Прекрати говорить ерунду! - огрызнулся он.

Гу Юнь спокойно продолжил:

- Нет необходимости избегать разговоры о жизни и смерти, богатства и бедности, все они решают нашу судьбу. У нас - тех, кто носит фамилию Гу - не было ни одного человека, который бы прожил долгую жизнь. Мы не только мало живем, но и наш род не слишком плодовит. Всякий раз, когда старый Аньдинхоу видел меня, он никак не мог сдержать глубокий вздох. Каждый раз, когда кто-то говорит о моем будущем, у меня... нет никого, кто мог бы стать моим наследником.

- Разве у тебя нет Его Высочества четвертого принца? - спросил Шэнь И.

Гу Юнь покачал головой.

- Этому ребенку не суждено жить в тумане и есть песок. Почему мы говорим на эти мрачные темы в такой хороший новогодний вечер? Иди и закажи для меня "Красноглавого Змея". Я пойду домой и заберу своего сына.

Закончив, Гу Юнь пришпорил коня и бросился вперед, оставляя Шэнь И позади.

- Ты не мог сказать об этом раньше?! Во всей столице всего двадцать таких "Змеев"! - сердито прорычал Шэнь И. - И как мне заполучить одного, если ты сообщил мне об этом только сейчас?!

- Ты уж постарайся справиться с...

Слово "этим" потерялось в северо-западном ветре, а затем ударило Шэнь И в лицо. Аньдинхоу давно скрылся вдали широкой дороги.

Чан Гэн сидел дома и очень внимательно, с усердием читал книгу, пока кто-то неожиданно не распахнул двери главного входа в поместье. Холодный ветер и снежинки ворвались вслед за нарушителем тишины, потревожив разложенные на столе бумаги и заставив их рассыпаться по полу.

Этой ходячей неприятностью был никто иной, как Гу Юнь. Чан Гэн неохотно повернул голову и выдохнул:

- Ифу...

Гэ Пансяо и Цао Нянцзы прыгали по обе стороны от маршала. Они активно размахивали руками, обращая на себя внимание Чан Гэна.

- Старший брат, старший брат! Аньдинхоу сказал, что возьмет нас на борт "Красноглавого Змея"!

Чан Гэн не любил выходить на улицу. Он отдавал предпочтение спокойствию, а не подобной чрезмерной активности. Ему также было очень некомфортно, когда вокруг полно людей - они очень раздражали его. В Яньхуэй он был вынужден покидать свой двор, чтобы пойти потренироваться с мечом на Генеральский Холм. Это была вынужденная мера, потому что двор мэра Сюй был очень маленьким. С тех пор, как они прибыли в поместье Аньдинхоу, Чан Гэн не собирался покидать его стены.

Он считал, что в канун Нового Года следовало бы лучше собраться всем вместе дома, возле маленькой печи, разогрев пару бочонков вина за дружеской болтовней. Почему обязательно выходить глотать холодный ветер и наблюдать за толпой людей?

Но Гу Юнь вмешался первым, снял верхнюю одежду и поинтересовался:

- А ну не вытягивай тут ноги и давай скорее собирайся! Дядя Ван сказал, что ты не выходил за дверь с тех пор, как прибыл в поместье. Ты тут что, грибы выращиваешь?

Достаточно было просто представить море бесчисленных людей, как у Чан Гэна тут же по коже побежали мурашки. Что-то радости ему эта идея не очень доставляла, несмотря даже на то, что он будет вместе с Гу Юнем. Он не сдвинулся с места, стараясь найти подходящее оправдание:

- Ифу, мы должны очень серьезно отнестись к празднованию Нового Года, кто-то должен остаться, чтобы присмотреть за домом, я... Ах!

Гу Юнь не позволил ему закончить. Без лишних слов он тут же обернул шерстяную накидку вокруг Чан Гэна, затем взглянул на него, как на рулон ткани, который научился кричать, а уже после - вытащил его из поместья, взвалив на плечо:

- Мальчишка, ты еще совсем ребенок, а уже такой "внимательный"!

Автору есть что сказать:

Обсуждаем несложные методы борьбы с маленьким зазнайкой - просто заворачиваешь его и уносишь с собой =w=

Примечания:

1) Лунань:

隆 - Лун - Милостивый, благосклонный.

安 - Ань - спокойный, тихий, мирный.

2) Ритуал был одним из самых важных событий для Империи.

Император — единственное человеческое существо, имевшее право быть посредником между небом и землей, между людьми и верховными божествами. Только он один от имени всего народа и империи имел право молиться небу и приносить ему жертвоприношения. «Получив» власть от неба, император считался непогрешимым, всезнающим и всевидящим.

3) Сын неба - в древнем Китае "Сын Неба" - одно из обращений к Императору.

4) 金口玉言 - jīn kǒu yù yán - золотые уста и яшмовые речи (обр. золотые слова, мудрые высказывания, добрый совет)

5) 覆水难收 - fù shuǐ nán shōu - вылитую воду трудно собрать (обр. в знач.: сделанного не воротишь; прошлому возврата нет)

6) 高帽 - gāomào - высокая шляпа - важность, стремление придать себе значимость, любовь к лести)

7) Великий Шелковый Путь — Оттуда в страны Запада во II веке до н.э. начинают привозить шелк и другие товары, неизвестные ранее в Европе. Шелковый путь формировался на протяжении нескольких веков из небольших караванных дорог.

8) tian hua luan zhui - букв. небесные цветы падают на землю, обр. разглагольствовать, расписывать, приукрашивать.

9) В новелле головным убором Папы является широкополая шляпа, в то время как по традиции в католицизме, Папа Римский носит тиару

Глава 22 «На борту»

***

Чан Гэн внезапно ощутил сильное желание сию же секунду стать сильным

***

Чан Гэн покраснел от макушки до кончиков пальцев ног, от него едва не пошел пар! Он подгорел до хрустящей корочки, при этом оставаясь нежным внутри. Он был зол до такой степени, что не мог произнести ни единого слова.

В это же время, Цао Нянцзы ловил себя на мысли, что ему очень уж нравится вот так вот стоять и рассматривать маршала Гу. Вот и сейчас он стоял за спиной Гу Юня и едва не пускал слюни, наблюдая за ним.

- Если в этой жизни Аньдинхоу хотя бы раз понесет меня вот так на руках, тогда я... - сказал он Гэ Пансяо, - я буду готов умереть без толики сожаления о прожитых годах!

Услышав эти слова, Гэ Пансяо тут же утер нос, твердо встал на ноги, втянул живот и принял такую позу, будто он был готов принять непреподъемную ношу. Похлопав себя по плечу, он сказал:

- Забирайся!

Цао Нянцзы недовольно уставился на толстого мальчишку, затем с презрением сплюнул и, поджав губы, широкими шагами вышел за ворота.

В канун Нового Года была временно отменена большая часть правил и запретов.

Когда Гу Юнь и дети вышли на улицу, маршал, наконец, вспомнил о том, что ему все-таки следует побеспокоиться о репутации своего названного сына, и опустил его на ноги.

С мрачным выражением лица Чан Гэн, ступая широкими шагами, пошел вперед. Его прямая спина была так напряжена, что вполне могла бы служить флагштоком. Накидка мягко ниспадала по его плечам и спине. Он быстро взрослел, и его фигура уже выдавала в нем высокого и сильного мужчину, каким он обязан был стать в будущем.

Гу Юнь потер нос, быстро догнал мальчика и без зазрения совести, с некой усмешкой в голосе, спросил:

- Ты сердишься на меня?

Чан Гэн сердито убрал руку Гу Юня со своего плеча и холодно ответил: