Глядя на него, Ляо Жань показал на языке жестов: «Запад всегда умело использовал наши слабости для атаки, но сейчас они выбрали неподходящий момент. Это говорит о том, что насколько рьяно они бы не сражались, их силы на пределе. Главнокомандующий Гу умело вел боевые действия на четырех концах страны. Что уж говорить об одном фронте в Лянцзяне? Как только достроят железную дорогу, можно будет за один день легко перебросить огромное количество солдат и оружия из столицы в Цзянбэй и наоборот. С имеющимися у нас запасами цзылюцзиня, если повезет, через год-два мы полностью вернем оккупированные врагом земли. Что же беспокоит Ваше Высочество?»

Звучало вполне здраво. Чан Гэн сам прекрасно все понимал, но что-то его тревожило.

— А Цао Чуньхуа сейчас случайно не с господином Ду? — прошептал Чан Гэн. — Это совсем недалеко от Лянцзяна. Пусть проведает маршала вместо меня... Или я чуть позже напишу письмо и назначу Цао Чуньхуа на какую-нибудь должность в армии. Там его дар перевоплощения пригодится больше, чем господину Ду. Пусть отправляется на передовую.

Ляо Жань кивнул и показал на языке жестов: «Ваше Высочество ведь не хотели, чтобы маршал Гу возвращался в столицу. Разве это не удачная возможность?»

Гу Юнь являлся слабостью Чан Гэна, но прежде этим не пытались воспользоваться. Пока шла война, никто и пальцем не смел тронуть Гу Юня. Правителем Ли Фэн был довольно посредственным, но не настолько глуп, чтобы дважды срубать сук, на котором сидит, и позволить врагу окружить столицу. Впрочем, на кровавом поле битвы Гу Юнь тоже не был в безопасности.

Чан Гэн нахмурился, выпил чай Кудин и пробормотал:

— Все так привыкли на него полагаться, но кто позаботиться о его израненном и больном теле? Когда я об этом задумываюсь, то правда...

Он осекся, нечаянно встретившись с взглядом немого монаха, полным скорби и сочувствия. Чан Гэн тотчас же низко опустил голову и сказал со смешком:

— Что-то я заболтался сегодня. Надо успокоиться и взять себя в руки.

Ляо Жань понял, что Чан Гэн хочет посидеть в тишине, поэтому решил его не беспокоить. Он достал из-под стола муюй [3], прикрыл глаза и периодически по ней постукивал. В маленькой монашеской келье воцарилась тишина — лишь стучала колотушка и капала вода. Под эти звуки Чан Гэн устроился на низкой скамье и прикрыл глаза.

Когда он уже собирался уходить, Ляо Жань вдруг постучал по деревянному столику, привлекая его внимание, и показал на языке жестов: «Мне посчастливилось присутствовать во время вашей встречи с господином Ду, но одну вещь я так и не понял».

Под глазами Чан Гэна от усталости залегли темные круги. Он приподнял бровь.

Ляо Жань продолжил: «Ваше Высочество тогда сказали, что весь мир — это большой пирог, от которого каждый пытается отломить. Нет разницы между добром и злом, просто некоторые хотят урвать побольше, плывя по течению. В их интересах, чтобы приготовленный пирог был побольше, чтобы они могли усилить свое влияние. Подобные люди способствуют мирному развитию страны и всеобщему благоденствию. Другие же плывут против течения. Видя, что их кусок пирога покрылся плесенью, они хотят, чтобы других постигла та же участь. Такие люди несут одни беды. Сейчас древние знатные семейства потеряли свои куски пирога. Если мы хотим спасти страну, то надо постепенно избавиться от гнили...»

— Что такое, мастер? — спросил Чан Гэн. — Я был не прав?

«Нет, — покачал головой Ляо Жань. Широкие рукава его монашеских одежд зашуршали от того, как активно он жестикулировал. — Я просто вспомнил, что под Небесами все подчиняется воле Императора. Старые указы «Цзигу» и «Жунцзинь» [4] до сих пор не отменили. Ваше Высочество столько сил вложили в реформы, но достаточно будет нового указа Императора, чтобы все ваши достижения стали несбыточной мечтой, как цветы в зеркале и луна в воде».

Лицо Чан Гэна совершенно ничего не выражало, а пальцы барабанили по маленькому столику. Похоже, он быстро сообразил, куда клонит Ляо Жань.

— Мастер прав.

Он опустил свои длинные ресницы и тихо рассмеялся.

В профиль он до дрожи напоминал злого духа, заключённого в тотеме.

Сердце Ляо Жаня забилось в два раза чаще. Во рту пересохло. До него вдруг дошла одна вещь... Хотя Янь-ван делал вид, что активно противостоит влиятельным домам, следуя воле Императора, чего он на самом деле добивался?

Примечание:

1. 19 стратагема. Означает, что лучше не открыто противодействовать врагу, а постепенно ослаблять его опору и источники силы.

2. 令箭 - lìngjiàn - линцзянь – жезл стрельчатой формы, вручавшийся лицу, получившему военный приказ, в знак его полномочий.

3. Муюй — 木鱼 — mùyú - будд. деревянная рыба (деревянное било в форме рыбы или безногого краба, на котором отбивается такт при чтении молитв)

4. Указ "Цзигу": командующий военным округом не может мобилизовать войска без разрешения военного министерства. Указ "Жунцзинь" ограничивает свободный оборот цзылюцзиня.

Глава 120 «Надежда»

____

Старик во главе армии противника возомнил себя мастером по ведению морских сражений? Так я покажу ему, в чем разница между генералом и маршалом.

____

Получив деревянную птицу из Линьюаня, Цао Чуньхуа быстро передал все незавершенные дела и вскоре отбыл в Лянцзян.

Добравшись до назначенного места, Цао Чуньхуа почувствовал сильный запах пороха и царившую в прохладном влажном воздухе жажду убийства. Он невольно выпрямил спину. Больше он не напевал себе под нос, не бросал кокетливые взгляды по сторонам и не пытался выдать себя за другого человека. Патрулирование здесь было настолько строгим, что во время несения службы офицеры и солдаты не смели перешептываться друг с другом. Тишину нарушали лишь крики солдат, отрабатывающих боевые приемы: "Бей! Бей!"

Цао Чуньхуа потер глаза — до него дошло, что перед ним Черный Железный Лагерь.

Стоило добраться до места назначения, как его сразу остановил караульный. Поскольку лагерь находился под управлением Гу Юня, Цао Чуньхуа не посмел шутить, а поспешил достать и показать солдату выданный Военным советом пропуск. Большинство встретившихся ему стражников были не старше восемнадцати-девятнадцати лет. Когда проверка была окончена, солдаты не проявили неуважения, но и лебезить не стали. Один вышел из строя и отвёл его в маршальский шатёр. Когда Цао Чуньхуа оглянулся, то заметил, что на место его провожатого мгновенно встал другой солдат. Строй оставался таким же чётким, словно никто и не отлучался.

Поначалу его провожатый немного робел. Когда он узнал, что Цао Чуньхуа когда-то сопровождал Гу Юня на границу во время похода против северных варваров, это развязало ему язык:

— Иностранцам не одолеть великого маршала на поле боя. В последнее время они засели в нескольких портах в Лянцзяне и постоянно нас донимают. Наш капитан говорил, что так они пытаются оценить наши силы. Господин, разве Великая Лян не обширна и богата природными ресурсами? Откуда у иностранцев столько денег?

— Не называй меня «господином», я как и ты человек подневольный, — отмахнулся Цао Чуньхуа. — Я и сам не смыслю в подобных вещах, но господин Ду как-то мне об этом рассказывал. Видишь ли, военный флот Запада создавался для дальних плаваний и сражений в открытом море. Разве не уничтожили они в первый раз наши порты в Цзяннани и Дагу? Если мы не сумели совладать с ними, что говорить о небольших островных государствах? Когда иностранцы уничтожают очередное государство, то выжимают из него все соки: крадут природные богатства, открывают предприятия, которые не могут построить у себя на родине, а жителей превращают в рабов, заставляя трудиться на себя. Понятно, что со временем они разбогатели.

Караульный молча проводил Цао Чуньхуа к маршальскому шатру. Стражник на входе зашел внутрь, чтобы доложить о визите. Молодой караульный воспользовался задержкой, чтобы продолжить беседу: