Чан Гэн засмеялся:

— Генерал Шэнь, да что вы такое говорите? Для того, чтобы мы могли спокойно вздохнуть и восстановить страну, нашим генералам пришлось пролить реки крови. Строительство новых предприятий вдоль Великого канала — довольно непростой вопрос. Если армия решит вмешаться, это может усугубить ситуацию. Я справлюсь с этой проблемой, можете не переживать. Беженцы будут устроены до наступления зимы.

Его Высочество Янь-ван больше не был тем невежественным ребенком из приграничного городка Яньхуэй. Когда страна находится на грани гибели, кто-то должен взять на себя груз ответственности и стать опорой государства. Несмотря на молодость принца, Военным советом он управлял крайне хладнокровно и с большим достоинством, что всем бросалось в глаза. А речи его, что в устах другого человека звучали бы пустой болтовней, казались вполне разумными.

До Шэнь И внезапно дошло, что с тех пор, как Янь-ван возглавил Военный совет, в чем бы не нуждалась армия — дополнительное финансирование или снабжение — они всегда это получали. Поставки оружия, техники и брони на фронт шли без перебоев. Императорский двор обычно с трудом находил и редко посылал припасы и оружие для армии. Поэтому не вернись маршал с генералом в столицу, им оставалось бы только недоумевать, с чего вдруг во время войны снабжение наладилось.

Шэнь И сложил руки на груди и отвесил благодарный поклон:

— От лица десятка тысяч солдат, воюющих на границах, я хотел бы выразить нашу признательность Вашему Высочеству.

Чан Гэн рассмеялся и ответил:

— Генерал Шэнь, не стоит благодарностей. К тому же, ифу уже от души меня отблагодарил, не правда ли?

Гу Юнь потерял дар речи.

Вот ведь мелкий паршивец!

Чан Гэн забрал у него из рук промасленный сверток с рыбой и нежно произнес:

— Съешь немного и хватит. Не перебивай аппетит. Скоро будем ужинать.

Закоренелый холостяк Шэнь И сидел теперь как на иголках. На этот раз Гу Юню не потребовалось его выгонять — Шэнь И самому страстно хотелось после еды как можно скорее отсюда убраться. Во время трапезы у него кусок не лез в горло.

Только вечером бедный генерал Шэнь, претерпевший невероятные физические и душевные страдания, наконец покинул поместье Аньдинхоу. Чан Гэн отобрал у Гу Юня чарку.

Гу Юнь беззаботно рассмеялся:

— Да она пустая. Не буду больше пить вина. Дай мне хоть запахом насладиться.

Чан Гэн бросил ему мешочек с успокоительными травами.

— Этот запах получше будет.

Гу Юнь беспомощно покачал головой. Обычно он не отказывал себе в удовольствии выпить еще вина, но, если он планировал изменить свои привычки, следовало подойти к этому ответственно. Гу Юнь давно ни капли алкоголя не брал в рот. С Шэнь И они выпили совсем немного — две или три чарки — только чуть-чуть пригубили и смочили горло. Прекрасно зная желание Чан Гэна все контролировать, Гу Юнь нарочно не стал опускать чарку.

Тот действительно окружил Гу Юня чрезмерной заботой — как будто это приносило мир на душе — и всегда улаживал его дела. При этом сам Чан Гэн никогда не обращался к другим за помощью.

Это была сущая мелочь. Гу Юнь рад был пойти у него на поводу.

Они помылись и вернулись в спальню, но этим всё и ограничилось. Гу Юнь пригладил простыни и попросил Чан Гэна:

— Подай мне серебряные иглы.

Накануне Чан Гэн испытал невероятное потрясение и великую скорбь, из-за чего едва не провалился в собственные галлюцинации. Когда спустя много лет его сокровенное желание сбылось, сердце переполнила радость, а голова шла кругом — от невероятного восторга до помешательства. Тогда Гу Юнь сдержался и ничего ему не сказал. Правда два дня спустя, когда Шэнь И вместе с остальными прибыл в столицу, послал за Чэнь Цинсюй.

Барышня Чэнь пришла его осмотреть, а затем поставила Янь-вану с периодически появляющимися двойными зрачками иглы, снова превратив того в ежа.

— Есть такая старая пословица — чрезмерная радость влечёт за собой печаль [6]. Нередко и совершенно здоровый человек может обезуметь от счастья. Его Высочеству лучше поберечь себя.

После чего она крайне неодобрительно посмотрела на Гу Юня — слово «животное» явно вертелось у нее на языке.

Барышня Чэнь запретила Гу Юню давать Чан Гэну алкоголь, острую пищу, спорить с ним, а также велела сдерживать страсти. Помимо этого она наказала Гу Юню каждую ночь перед сном ставить Чан Гэну иглы. Поскольку существовали на теле мужчины места, которые не подобает видеть девушке, барышня Чэнь попросила Гу Юня произвести процедуру за нее. Под её руководством он на протяжении нескольких дней осваивал технику иглоукалывания. Благодаря тому, что с самого детства маршал занимался изучением боевых искусств, то легко находил все акупунктурные точки.

Чан Гэн спокойно лежал в кровати на животе. Он распустил Гу Юню волосы, накрутил выбившуюся прядь на палец и безбоязненно доверил лекарю-недоучке свою спину.

Каким бы тяжелым и утомительным не выдался день, это приносило Чан Гэну невероятное умиротворение. Ему хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда.

Примечания:

1. 死猪不怕开水烫 - sǐzhū bùpà kāishuǐ tàng

1) букв. мёртвая свинья ошпариться не боится, обр. все равно, быть безразличным к чему-либо; ср. снявши голову по волосам не плачут

2) обр. наглый, бесстыжий

2. В оригинале устоявшаяся фраза "друг познается в беде" - "日久见人心了". Далее по тексту говорится, что в армии грубые шутки и подколки были самым обычным делом. Часто с виду это были вполне с виду приличные выражения, но стоило поменять пару иероглифов местами, как они звучали крайне пошло. Если поменять местами первые два иероглифа в этой фразе, мы получим выражение "долго трахался", что очень возмутило маршала.

3. 枇杷膏 - pípagāo - лекарство для горла (экстракт из листьев субтропической мушмулы)

4. 钦天监 - qīntiānjiàn - приказ по астрономии и календаря эквивалентно современной обсерватории. Они занимаются созданием календаря и различными подсчетами.

5. Метафора, обычно о тяжелом положении в стране\мире\у беженцев.

6. 乐极生悲 - lè jí shēng bēi - чрезмерная радость влечёт за собой печаль.

Глава 83 «Контратака»

____

Цзыси, прошу, не лишай меня того, что уже мне дал.

____

Поскольку Гу Юнь ничего не смыслил в иглоукалывании, то мог только в точности следовать указаниям барышни Чэнь. До него раньше доходили несколько преувеличенные слухи, что якобы одна неправильно поставленная игла может парализовать человека, поэтому он действовал крайне осторожно и взвешенно, вымеряя каждую мелочь — вплоть до глубины втыкания игл. С его плохим зрением это было нелегкой задачей.

Вздохнул с облегчением Гу Юнь лишь тогда, когда последняя игла встала на место. В процессе от волнения он вспотел и вытер руки лежавшим рядом поясом-полотенцем [1]. Когда он снова повернулся к своему пациенту, то заметил, что Чан Гэн наклонил голову на бок и, не моргая, его разглядывал. Двойные зрачки и алые проблески исчезли, взгляд его сделался спокойным и отстраненным. Слабый свет от паровой лампы отражался в глазах Чан Гэна, словно язычки пламени в масляном светильнике, зажженном перед статуей Будды.

— Куда ты смотришь? — спросил Гу Юнь.

Чан Гэн приподнял уголки губ в подобии улыбки: из-за того, что тело его было истыкано серебряными иглами, лицевые мышцы парализовало, и он не мог даже рассмеяться.

Гу Юнь невольно залюбовался плавными изгибами его красивой спины. Как бы не хотелось ему сейчас «отыграться», он не смел нарушить указания лекаря и распускать руки. Наконец он откашлялся и произнес:

— Все. Хватит уже улыбаться. Лучше ложись поскорее спать. Тебе завтра разве не надо рано вставать?

— Цзыси, — из-за того, что Чан Гэн не мог пошевелить лицевыми мускулами, говорил он исключительно тихим нежным шепотом, и от этого его слова звучали еще более капризно. — Ты меня поцелуешь?