Но стоило только подумать о том, что в тот момент, когда Чан Гэн потерял Шилю, когда он сходил с ума от волнения, этот человек совершенно спокойно выбирал цвет помады. Вспышка ярости болезненным комком застряла в горле, и мальчик едва не начал дышать гневным пламенем. И он не мог подавить это чувство, как бы ни старался.

Шэнь Шилю сейчас не был рядом. Он стоял далеко позади, неловко потирая нос. Шилю пришел к выводу, что каждый мальчик должен пройти определенный период в жизни, когда они особенно непредсказуемы и капризны.

Отец-на-первое-время по имени Шэнь Шилю был очень обеспокоен и подумал: «Если бы я знал заранее, что случится нечто подобное... Я бы придержал железный браслет. Ему точно сейчас не очень спокойно на душе. И как мне теперь его задобрить?..»

Он стоял у реки с заложенными за спину руками. Гигантский змей давно прошел мимо него. На хвосте корабля мерцало множество ярких огоньков. Тёмная река начала постепенно закрываться.

Беспокойство из-за Чан Гэна начало медленно отступать. Шилю продолжил смотреть в одну точку — туда, где мерцали огоньки на хвосте корабля. Но теперь его взгляд не был таким рассеянным, как обычно. Он медленно нахмурился.

Шэнь Шилю исчез в толпе, как рыба в воде. Его шаги были тихими, а движения — чрезвычайно быстрыми — быстрее, чем в обычные дни, когда ему потребовалось бы полдня, чтобы найти дверь в свою комнату.

***

Чан Гэн вернулся домой. Жаркий летний ветер холодил промокшую в речной воде одежду. Чан Гэн начал потихонечку успокаиваться. Раздражение и злоба на его лице постепенно рассеивались. Сейчас его глаза были очень похожи на глаза Сю Нян. С возрастом у Чан Гэна начали меняться черты лица — такие были не свойственны жителям Центральной Равнины, но и на иностранца он не походил. В целом, у Чан Гэна было очень выразительное и красивое лицо.

Чан Гэн только вошел в дом и тут же заметил старую служанку, стоявшую на цыпочках и что-то высматривавшую снаружи. Но, увидев, в каком виде Чан Гэн вернулся домой, старая дева ошарашенно выдохнула:

— Ох, нет! Что с вами произошло?

— Ничего, — слабо ответил Чан Гэн. — Мальчик упал в реку, я прыгнул на помощь и промок.

Старая служанка подошла к нему чуть ближе и прошептала:

— Госпожа велела не подавать обед. Я подумала, что она хочет дождаться господина мэра. Ах... Еще госпожа попросила, чтобы молодой господин заглянул к ней. Она сказала, что у неё есть личное дело, касающееся матери и сына.

Плечи Чан Гэна чуть напряглись, и он, выдержав короткую паузу, кивнул.

Прежде чем идти к матери, он вернулся в свою комнату, чтобы переодеться в сухую одежду. Угрюмый и раздраженный, он аккуратно сложил платье Шэнь Шилю, затем взял коробочку с губной помадой и пошел в комнату Сю Нян.

Старой служанке было очень любопытно, что же скрывалось за столь странными отношениями. Она не смела спрашивать их об этом лично. Поэтому она тихонечко последовала за ним, чтобы подслушать их разговор.

Остановившись прямо перед дверью Сю Нян, Чан Гэн оправил одежду. Всего лишь формальность, которой он всегда придерживался, даже когда принимал дома гостей. Только когда он решил, что его одежда выглядит достаточно аккуратно, он опустил голову и постучал:

— Мама?..

В ответ он услышал холодный и чистый женский голос:

— Входи.

Чан Гэн осторожно толкнул дверь.

Войдя, он огляделся и увидел, что старая служанка следит за ними. Заметив на себе его взгляд, она испугалась и тут же отвела глаза. Когда она подняла лицо, двери в комнату Сю Нян уже закрылись.

В комнате Сю Нян было очень темно. Единственное окно, выходящее на солнечную сторону, было закрыто. Как будто она не желала видеть дневной свет.

Сю Нян сидела одна в темном углу, лицом к зеркалу. Она была одета в мягкое желтое платье. Волосы были убраны в прическу незамужней женщины. Годы сберегли её красоту, а темнота комнаты прятала морщины вокруг глаз. Её внешность не уступала двадцатилетней красавице.

Чан Гэн посмотрел на её спину и слегка нахмурился. Он не знал, что творится у неё в голове. И чего ему от неё ждать. Чан Гэн уже собрался позвать ее, но Сю Нян начала первой:

— Когда рядом никого нет — не называй меня матерью. Ты принес губную помаду?

Услышав эти слова, Чан Гэн проглотил второе «мама», которое чуть не сказал, затем подошел и осторожно поставил коробочку на столик для макияжа.

— Какой красивый цвет. Такой яркий, — Сю Нян показала редкую улыбку.

Коснувшись помады кончиками пальцев, она медленно провела ими по бледным губам и восторженно посмотрела в зеркало.

— Мне идет?

Чан Гэн стоял рядом, не издавая ни единого звука. На его сердце становилось все холоднее и мрачнее. Он до сих пор не мог понять, зачем она позвала его сюда. Только подумав об этом, его веки внезапно нервно дернулись. Дважды. Без предупреждения. Чан Гэн чувствовал себя совсем не спокойно, а в сердце появилось зловещее предчувствие.

Сю Нян снова заговорила:

— В будущем ты можешь не называть меня матерью перед посторонними. Наши родственные отношения заканчиваются сегодня.

Она подняла лицо и вытянула свои хрупкие руки, будто намеривалась поправить воротник Чан Гэна.

Чан Гэн тут же отступил назад и дрожащим голосом спросил:

— Что вы имеете в виду?..

Примечания:

丈 - zhàng - чжан (китайская сажень, равна 3,33 метра)

Глава 6 «Проклятый»

***

Никто не будет любить тебя.

Никто не будет с тобой искренен...

***

Сю Нян улыбнулась и одернула руку и стерла с губ купленную Шэнь Шилю помаду. Ее бледное и благородное лицо стало красивее, чем раньше, как будто почти мертвый цветок впитал в себя упавшие на его лепестки капли крови и ожил.

— Я знала, что ты задашь этот вопрос. Сегодня у нас появилась возможность поговорить. Поэтому давай поясню: ты действительно не мой родной сын, - сказала Сю Нян. - Тебе стало от этого легче?

Глаз Чан Гэна снова нервно дернулся. Он был еще совсем молод и не научился скрывать свои эмоции. В этом мире, независимо от того, насколько у тебя хороший друг или учитель - никто никогда не сможет заменить мать. Даже отец не смог бы заменить ее. Чан Гэн действительно тосковал по матери, пусть это и случалось в редкие моменты его жизни. Но теперь, когда он знал правду, когда все его сознание категорически отказывалось принять судьбу, он просто не мог признаться себе, что Сю Нян - не его родная мать. Осознание всего этого было слишком болезненным. У него не хватало сил даже пожалеть самого себя.

Чан Гэн задавался одним и тем же вопросом несчетное количество раз - был ли он родным сыном Сю Нян? И тут он вдруг узнал ответ. В его сердце образовалась пустота. Он сам не мог понять, что это за новое чувство, но и ничего другого он больше не чувствовал.

Предчувствие неотвратимой беды постепенно усиливалось в сердце Чан Гэна, и он насторожился.

— Почему вы говорите мне об этом только сейчас?

Сю Нян смотрела на свое отражение в зеркале. Ее лицо было мертвенно-бледным. Возможно это от того, что она наложила слишком много пудры. Она осторожно коснулась пальцами губной помады и медленно растерла ее по впалым щекам.

— Чан Гэн - имя, которое я дала тебе в детстве, - сказала Сю Нян. - Жители Центральных равнин говорят: «Цимин на востоке, Чан Гэн на западе» [1]. Угроза жизням, любитель наблюдать за кровавыми войнами, восставший в сумерках. Пусть в твоих жилах течет самая благородная кровь, но она же — самая грязная кровь в мире. Ты рожден, чтобы стать ужасным монстром, и тебе не дано носить другое имя.

Чан Гэн холодно ответил:

— Разве я - не результат вашего бродяжничества по западным горам и плена у бандитов? Даже по пальцам моих рук нельзя сосчитать, сколько у меня было «отцов»! Я - сын бандита и шлюхи! О какой еще благородной крови вы смеете говорить?!

Сю Нян была ошеломлена реакцией мальчика. Она не шелохнулась. В ее глазах промелькнула болезненная искра, но эта боль быстро утихла, и Сю Нян снова стала спокойной.