... Ровно до тех пор, пока маршал не встретил у дворцовых ворот дожидавшегося его Чан Гэна.

Гу Юнь догадался:

— Так значит это ты вмешал сюда храм Ху Го. А я-то все думал, с чего лысый плешивый осел так добр ко мне.

Как только Чан Гэн услыхал о том, что Гу Юнь всю ночь провел на коленях в глубоком снегу, Кость Нечистоты ударила ему в голову, и его тело действовало, не думая о том, что правильно, а что нет. Однако сердце его не поддалось панике. Чан Гэн снова и снова повторял про себя успокаивающие сутры, пока ходил туда-сюда у ворот дворца, точно пойманный в клетку зверь.

Впрочем, никакая моральная подготовка тут не помогла: Гу Юнь выглядел еще хуже, чем он предполагал. Разум Чан Гэна помутился, кровь почти прилила к горлу.

Не говоря ни слова, он завернул Гу Юня в шубу на лисьем меху и, протянув руку, коснулся его бледного посиневшего лица. Даже если маршал был закален, за ночь он замерз и скорость его реакций замедлилась.

И все же жест этот крайне смущал, поэтому Гу Юнь увернулся и со смехом отшутился:

— Ну что, удалось пересчитать мои кости?

Трудно сказать, было ли сердце его настолько огромно, что могло вместить реки и горы, или же маршал был по-настоящему бессердечен, раз в столь плачевном состоянии находил силы для шуток!

С красными от переживаний глазами Чан Гэн потащил Гу Юня, точно швабру, за собой и запихнул в экипаж.

Стоило последнему оказаться внутри, как тепло прилило к щекам. Маршал растер руки и, повернув голову, попросил Чан Гэна:

— Налей мне вина, если есть.

Чан Гэн не вымолвил ни слова.

Гу Юнь склонил голову на бок и, заметив, что глаза его воспитанника налиты кровью, не удержался от шутки:

— О Небеса! С самого детства я не видел твоих слез. Можно считать, сегодня небо послало мне необычный опыт. Поедем же поскорее в поместье, чтобы дядя Ван собрал в чашу твои драгоценные слезы. Император как раз на три месяца оставил меня без жалования, но благодаря тебе мы будем вкушать на ужин золотые бобы [8].

Разумеется, Чан Гэн не плакал. Он с трудом подавлял кровожадные порывы и некоторые ложные надежды. Казалось, что его разорвет на две личности.

Гу Юнь наконец заметил, что с глазами Чан Гэна что-то не так.

— Чан Гэн?

Чан Гэн заставил себя вернуться к реальности и безэмоционально выдавил:

— Ифу следует сначала переодеться.

Его голос звучал хрипло, будто две ржавые железяки скрежетали друг о друга. Гу Юнь нахмурился, распустил мокрые волосы, взял сухую одежду и тут же начал переодеваться.

Чан Гэн не осмеливался смотреть в его сторону. Он сидел в уголке, опустив глаза, и дышал по рекомендованному барышней Чэнь методу. Хотя шорох одежды, обычно едва слышный в шуме движущегося экипажа, в этот раз звучал невероятно громко, практически стуча в ушах. Чем сильнее Чан Гэн пытался сосредоточиться на дыхании, тем хуже у него получалось.

Глухой звук, когда Гу Юнь положил заколку для волос на небольшой столик, привел Чан Гэна в чувства:

— Я приготовил тебе лекарство, чтобы согреться. Прими сначала...

Он замер, когда холодные пальцы Гу Юня поймали его за запястье.

Чан Гэн вздрогнул. Ему на мгновение захотелось отдернуть руку, но хватка Гу Юня на его пульсе была крепкой. Удалось только тихо прошептать на выдохе:

— Ифу...

— Я не умею мерить пульс, — выражение лица Гу Юня было крайне серьезным. — Но мне известно, что дыхательная практика, вышедшая из-под контроля, может привести к безумию.

В панике Чан Гэн отвел глаза.

— Чан Гэн, признайся честно, ты...

Гу Юнь смутился и не договорил. Даже если сердце его было глубоко точно море, а кожа — толще, чем стены дворца, о некоторых вещах не подобает говорить вслух.

Кажется, Чан Гэн догадывался, о чем речь, и медленно поднял на него покрасневшие глаза.

Некоторое время Гу Юнь молчал, набираясь смелости. Это было страшнее, чем перечить Императору.

— Тебе есть что скрывать от меня?

Глотнув немного воздуха, Чан Гэн прошептал:

— О чем ифу говорит?

Гу Юнь добавил:

— ... об отношениях между мужчиной и женщиной.

Если и существовала на свете мантра, способная очистить сердце или легкие, то одного предложения оказалось достаточно, чтобы все усилия обернулись прахом.

Примечания:

1. Время сгорания курительной палочки - примерно 30 минут.

2. 牵一发而动全身

qiān yī fà ér dòng quánshēn

букв. потянешь за волосок - все тело придет в движение; малое сказывается на большом; любая мелочь может отразиться на ситуации в целом; важна каждая деталь

3. 低眉 - dīméi - опустить брови (обр. в знач.: покориться, подчиниться)

4. 雨水 - yǔshuǐ - дожди (период года с 19 - 20 февраля, отнесён ко второй половине 1-го лунного месяца

5. 时辰 - shíchen -стар. большой час (одна двенадцатая часть суток, был равен 2 часам)

6. 香消玉殒 - xiāngxiāo yùyǔn - аромат исчез и яшма потускнела (обр. о смерти девушки)

7. Муюй - 木鱼 - mùyú

будд. деревянная рыба (деревянное било в форме рыбы или безногого краба, на котором отбивается такт при чтении молитв)

8. Золотые бобы в древнем Китае - известный нам кумкват.

Глава 51 « Свежий ветер и светлая луна»

____

У названия есть примечание, которое Вы найдете в конце главы ~

____

Как бы не была сильна Кость Нечистоты, в противовес ей существовал Гу Юнь.

____

Когда Гу Юнь договорил, то сразу почувствовал, как у Чан Гэна участился пульс, настолько сильно, что он сбился со счета. Запястье Чан Гэна было обжигающе горячим на ощупь. Словно по его венам текла раскаленная магма, и подобно вулкану она готова была взорваться от одного лишь прикосновения.

Хотя Гу Юнь готов был проявить гибкость, он никак не ожидал, что Чан Гэн настолько остро отреагирует. Маршал забеспокоился, что повел себя неподобающе, поэтому осторожно протянул руку и сжал одежду на груди Чан Гэна.

— Успокойся! Приведи в порядок свои мысли!

Чан Гэн протянул руку и крепко, до хруста, стиснул ладонь маршала в своей. Гу Юнь прищурился.

Лицо Чан Гэна побледнело, глаза налились кровью. Перед его глазами промелькнули образы огромного могучего войска безымянных воинов, неистово бьющих в железные колокола. Злые духи гор, вод, деревьев и скал своевольно пролетали сквозь них, Кость Нечистоты становилась все сильнее, напитываясь кровью из его сердца. Она стремительно прорастала внутри подобно ветвистому дереву, ветки которого были усыпаны острейшими шипами, и, упираясь в глотку, как рыбья кость, разрывала его сердце и легкие в клочья...

Как бы не была сильна Кость Нечистоты, в противовес ей существовал Гу Юнь.

... и пока Чан Гэн не исчез, его ифу был за пределами тысяч рек и гор.

Увиденное привело маршала в ужас, его губы едва заметно зашевелились, но он не знал, как реагировать.

Тогда Чан Гэн бережно взял его ладонь обеими руками и осторожно прижал ее к своей груди. После чего всхлипнул, закрыл глаза и дрожащими губами прижался к тыльной стороне холодной кисти Гу Юня. На морозе кожа того потрескалась.

Хотя у Гу Юня имелись прежде некоторые догадки о природе его чувств, он никак не ожидал подобной сцены. Горячее дыхание Чан Гэна обжигало кожу под рукавом, казалось, еще немного — и голова взорвется от всего этого. Слова «Ты, что, с ума сошел?» вертелись на языке.

Вдруг Чан Гэн оттолкнул его в сторону и сам отступил на полшага. Он сложился пополам и его вырвало темно-фиолетовой кровью.

Гу Юнь промолчал.

События развивались стремительно, практически молниеносно. Гу Юнь все еще злился, но гораздо больше переживал за него. Из-за сильного потрясения слова болезненным комком застыли в горле; Гу Юнь ошеломленно застыл на месте.

Лицо Чан Гэна стало бледнее пепла. После того, как он сплюнул дурную кровь, сердце его немного успокоилось и к нему вернулся разум. Маршал протянул руки, чтобы помочь Чан Гэну, но тот увернулся: