Хотя Шэнь И и раньше считал его крайне бессовестным человеком, но всему есть предел! Словно безутешная мать, генерал с болью в голосе заголосил:

— Ты... Да как ты мог... Ради сиюминутного удовольствия. Вот скажи, что нам потом делать в будущем, а? Вы что и дальше планируете продолжать эти отношения? Это совершенно недопустимо! В твоем положении никто и рта не откроет, но что насчет Янь-вана? Разве Император допустит подобное? А если потом один из вас передумает, то после долгого романа расставание будет болезненным! Ты... Даже не знаю, что тебе на это сказать, Гу Цзыси! Ты животное!

Гу Юнь утер испачканные солью и перцем губы. «Животным» его сейчас обозвали совершенно незаслуженно. Поскольку объясниться он не мог, оставалось сидеть с загадочным выражением.

Шэнь И нес полную чушь. Разумеется, Гу Юнь все тщательно обдумал.

Если речь шла исключительно о его чувствах, то он смог бы их сдержать. Вот только мир обычно гораздо сложнее: человек способен управлять лишь своими собственными порывами, но никак не может повлиять на других людей.

Если же любовная тоска вошла в плоть и кровь и от сокровенных чувств никак не избавиться, ничего не остается кроме, как разбить голову кирпичом. Ведь люди порой отказываются от своих родителей и предков, что уж говорить о любви?

Вот только...

Из-за того, что Чан Гэн с детства страдал от Кости Нечистоты, обратного пути для него не существовало. Похоже, вместо того чтобы умиротворить Чан Гэна, близость его проблему усугубило. Гу Юнь до сих пор сомневался, стоило ли ему переходить черту.

Ох, если бы он только мог подробно объяснить постороннему человеку эту сложную, опасную и печальную ситуацию.

— Когда мы вернем Цзяннань, я заберу его с собой, — спокойно пообещал Гу Юнь. — Плевать на чужие пересуды. Буду его защищать, пока жив.

Несмотря на то, что произнесено это было довольно небрежно, у Шэнь И перехватило дыхание и он закатил глаза. Гу Юнь взял ещё кусочек сушеной желтой рыбы, после чего разломил его и отдал половину своему другу:

— Перекуси по-быстрому и как доешь — проваливай. Ты разве не заметил, сколько у него дел сегодня было на Военном совете? Пора бы тебе научиться следить за обстановкой.

От ярости Шэнь И едва не задохнулся, подавившись рыбой, но лишь понизил голос и сердито произнес:

— Я приехал к тебе издалека, а ты при виде красавца сразу позабыл былую дружбу. И вправду говорят — друг познается в беде [2].

Гу Юнь промолчал.

В армии служили мужчины в полном расцвете сил. Кто-то окончил академию Ханьлинь и мог спокойно предстать перед Императором, а кто-то до армии читать не умел и занимался исключительно боевыми искусствами. Вкусы у всех тоже были разные. В армии грубые шутки и подколки были самым обычным делом. Часто с виду это были вполне приличные выражения, но стоило поменять пару иероглифов местами, как они звучали крайне пошло.

Гу Юнь не удержался от ответной шпильки:

— Как тебе не стыдно?

Поначалу Шэнь И опешил. Тщательно обдумав свои слова, он пришел к выводу, что Гу Юню и правда нечего сказать в свое оправдание, поэтому воскликнул:

— Да это ты совсем стыд потерял!

Чан Гэн как раз разговаривал с дядей Ваном, когда услышал их крики. Приглядевшись, он заметил, что орет генерал Шэнь, после чего попросил слугу:

— А у нас не осталось того чая из мушмуллы [3], что присылали из дворца? Не забудь чуть позже подать его генералу Шэню. А то боюсь, если он продолжит в том же духе, то скоро осипнет.

Гу Юнь со скрещенными ногами сидел в сторонке, поедая рыбу из промасленной бумаги и ждал, пока рассерженный на него Шэнь И успокоится.

— Слушай, Цзипин, я понимаю, что ты расстроен. Родители договорились о браке и надавали обещаний от твоего лица, но если тебе не нравится эта девушка, то какая разница, чья она дочь? У членов твоей семьи довольно запутанные отношения. Но разве может твоя родня указывать генералу Черного Железного Лагеря?

Шэнь И ненадолго задумался, потрясенный его словами, но вскоре помрачнел.

— Не то чтобы я их боюсь, просто...

Гу Юнь кивнул. Оба они родились в благородных семействах, так что прекрасно друг друга понимали — Шэнь И не обязательно было озвучивать свои мысли вслух.

— В детстве я слышал, как моя бабушка и тетка за глаза зовут отца бесполезным бездарем, не преуспевшим ни в боевых искусствах, ни в литературе. Они корили его за то, что он целыми днями просиживает штаны в приказе по астрономии и календарю [4], да шляется с монахами, — вздохнул Шэнь И. — В поколении моего отца родилось всего трое мужчин. У моего первого дяди с детства больные ноги, поэтому он не смог многого добиться. Мой отец склонен к праздному образу жизни. Долгие годы ответственность за нашу семью лежала на плечах моего третьего дяди. Когда мой дед узнал о том, что я бросил академию Ханлинь, чтобы вступить в институт Линшу, то старика едва припадок не хватил. Он хотел вышвырнуть меня из дома. Отец и дядя защищали меня до последнего, в результате чего дед обвинил их в том, что в них нет ни капли почтения к родителям. Дошло до того, что вспомнили про законы нашего рода. Когда дед взялся за плеть, дядя бросился меня защищать и принял удар на себя. Поскольку он был ужасно измотан и далеко не в лучшей форме, то всего одного удара плети хватило, чтобы беднягу вырвало кровью. С тех пор его и без этого неважное здоровье резко ухудшилось — дядя скончался, не дожив до своего тридцать пятого дня рождения. После этого я принял решение вместе с тобой пойти служить в армию.

Из-за чувства вины, из-за того, что мне не хотелось возвращаться домой и... Чтобы заработать себе репутацию и показать семье, что они были не правы.

Когда речь заходила о знатных семьях, посторонние люди могли лишь с завистью и восхищением смотреть на закатываемыми ими роскошные пиры или их шикарную одежду, но немногие знали, насколько беспомощными порой чувствовали себя эти люди.

— Порой мне кажется, что тогда я повел себя глупо, — признался Шэнь И. — Ужасно глупо. Несколько раз я рисковал жизнью, чтобы завоевать себе репутацию, но стоило вернуться домой и узнать, что там да как, оказалось, их отношение ко мне совершенно не изменилось. Тут или оборвать все семейные узы и навсегда покинуть отчий дом, или же я так и буду всю жизнь связан этими запутанными отношениями с родней... Вообще, мне просто поныть немного захотелось, ты не принимай близко к сердцу. Да забудь. По сравнению с твоей семьей, в моей все не так уж плохо.

Гу Юнь засмеялся и сказал:

— Да это всё пустая болтовня.

— Неужели? — посмеялся над своими бедами Шэнь И. — Ты уже видел донесение генерала Чжуна? Помимо состояния армии в своём докладе он подробно описывает, что беженцы в Цзянбэй терпят ужасное бедствие. Пока стоит лето, но что с ними станет осенью? Если им не удастся найти себе кров сейчас, то непонятно на что они будут жить и что есть завтра... С утра никто не знает, что будет вечером [5]. Это таким господам, как мы с тобой, что задарма проедают свой хлеб, можно целыми днями наблюдать за всем и болтать о пустяках.

Договорив, он тихонько вздохнул, и следом воцарилось молчание.

— Покажи мне завтра донесение генерала Чжуна, — вдруг попросил Гу Юнь. — Если выпадет подходящий момент, попробую представить его на аудиенции, а то достало слушать их разборки.

Шэнь И был ошарашен этим предложением. Аньдинхоу являлся голосом армии. На протяжении многих лет он предпочитал не лезть во внутренние дела и вдруг решил встать на сторону Военного совета... или Его Высочества Янь-вана?

В этот момент в комнату неожиданно зашел Чан Гэн и вмешался в их разговор:

— Ифу нет нужды приходить на аудиенцию. Это все мелкие неурядицы. Зачем тебе докладывать о них лично?

Еще издалека его завидев, Шэнь И оправил полы одежды и чинно уселся.

— Ваше Высочество в поте лица трудится на благо всех жителей страны. А мы в армии только и знаем, как транжирить деньги, ничего не зарабатывая. Тем не менее мы изо всех сил стараемся помочь, чем можем.