— Дорогой сановник Фан, раз войска Запада пришли не с добрыми намерениями, мы не имеем права задерживать поставки в армию. Как глава министерства финансов вы должны лучше это контролировать.

Фан Циню ничего не оставалось кроме как склонить голову и ответить «слушаюсь»... Его будто окатили холодной водой — он вдруг осознал, что все его хитрые и тщательно продуманные схемы рухнули в одночасье.

В еще недавно заброшенном здании Военного совета теперь всю ночь до рассвета кипела работа.

После возвращения первым делом Янь-ван обратился к своим подчиненным с речью:

— В последнее время на границе сложилась напряженная обстановка. Господа, прошу вас в первую очередь думать о делах государственных. Порой в жизни приходится сносить обиды, но и это временно. Рано или поздно нас ждет награда за пережитую несправедливость. Помяните мое слово. Что касается брата Ханьши, господам не стоит за него беспокоиться. Император велел ускорить расследование, не пройдет и пары дней, как все разрешится и ничего брату Ханьши грозить больше не будет.

Все молча смотрели на него.

— Хитрость с выпуском ассигнаций Фэнхо второй раз не сработает, — продолжил Чан Гэн. — Подумайте, как лучше использовать ресурсы императорского банка. Я не раз говорил, что желаю получить от этих людей три вещи. Их наличные деньги, их земельные наделы и их влияние. Первого нам уже удалось добиться. Во втором случае их позиции пошатнулись, но они еще сопротивляются. Но как только нам будет на что опереться, то третье... Всему свое время.

— Ваше Высочество, что насчет коррупции среди крупных и мелких поставщиков императорского двора? — спросил один из чиновников. — Или махинациях и тайных сговорах местных чиновников с купцами, которые участились по всей стране? Вы не планируете с этим разобраться?

— Сосредоточьтесь пока на войне, национальной экономике и благосостоянии народа. Но если злодеи будут вставлять палки в колеса, не обязательно с этим мириться. Господа, делайте все, что в ваших силах. Что касается других проблем... Если небеса рухнут на землю, то я подставлю плечо, чтобы их удержать. — Чан Гэн махнул рукавом: — Возвращайтесь к работе. Жду завтра ваших докладов.

После этого и Военный совет, и институт Линшу, и Управление Великим каналом, а также все богатые купцы и составлявшие половину придворных новые государственные чиновники вернулись к своим обязанностям, тем самым помогая Чан Гэну воплотить его план в жизнь.

Пять дней спустя расследование в отношении Цзян Чуна было окончено, и его восстановили в прежней должности. В Лянцзяне объявили мобилизацию армии под девизом: «Поход против иностранных захватчиков, чтобы вернуть родные земли». За последние пять дней произошло три перестрелки с войсками Запада, но им не удалось продвинуться ни на шаг.

Тем временем Гу Юнь отдал приказ о перегруппировке войск на всей территории Великой Лян. За день он передал молодым солдатам семь жетонов в форме стрелы [2], которые нужно было срочно зарегистрировать в Военном совете. Можно сказать, что гонцы с ветерком проехались туда-сюда.

К четвертой ночной страже Чан Гэн положил голову на стол и ненадолго прикрыл глаза. Сон его был довольно поверхностным, так как из-за Кости Нечистоты ему теперь и кошмары толком не снились. Он редко запоминал их, чаще они сливались во что-то неразборчивое. В целом спал он беспокойно и мог проснуться от того, что в соседней комнате кто-то перелистывал книгу.

Терзавшее его злое божество носило имя Уэргу. Часто по утру сердце переполняли ярость и беспокойство. Сегодня его разбудили шаги за дверью. Он задремал, положив руки под голову, но, когда поднялся и выпрямился на стуле, на душе было муторно и странно. Вместо привычной ярости он чувствовал растерянность и печаль, а рукава одежд промокли от слез.

Голос из-за двери доложил:

— Ваше Высочество, пришло письмо из Цзяннани.

Чан Гэн сделал глубокий вдох и тихо приказал:

— Принесите.

Письмо касалось амбициозного плана Гу Юня. Не называя истинной причины, он планировал увеличить численность войск на юго-западе страны. В письме подробно описывалось, где конкретно должен располагаться новый гарнизон, кто его возглавит, какие виды вооруженных сил там будут представлены и по каким маршрутам будет поставляться провиант и фураж. Чан Гэн быстро его проглядел, но так и не понял до конца новую стратегию, а также, что послужило причиной подобной перемены. Как обычно, он отложил письмо в сторону, чтобы потом его зарегистрировать.

Под первым посланием лежало второе, уже более личное.

Написано оно было на небольшом клочке бумаги, а сама строчка будто вырвана из середины: «давно не виделись, скучаю по тебе».

Обычно личные письма Гу Юня носили романтический или непристойный характер. Иногда это был легкий флирт, а иногда очевидные двусмысленные намеки. Он редко на полном серьезе писал что-то вроде «скучаю по тебе». Его слова привели Чан Гэна в чувство, а сонливость как рукой сняло. Письмо стрелой поразило его прямо в сердце, и он не оказал ни малейшего сопротивления.

Ему хотелось тотчас отказаться от своих недавних геройских речей, все бросить — и Военный Совет, и дела государственные — и, наплевав на последствия, отправиться срочно повидаться с Гу Юнем.

Но это было невозможно.

Чан Гэн резко сжал записку в руке, а затем бережно свернул и положил в кошель. Он попытался успокоить нервы и внимательно прочесть черновой проект устава императорского банка, предложенный Военным советом. Но сколько бы он не смотрел на написанные аккуратным почерком строки, не мог сосредоточиться. Спустя период горения курительной палочки он все еще не находил себе места, сидя как на иголках.

Больше Чан Гэн не медлил. Он схватил накидку и распорядился:

— Слуги, седлать коня!

Увидев, что он куда-то сильно спешит, слуги решили, что дело срочное, поэтому быстро оседлали коня и расступились. Чан Гэн стремительно ускакал из Военного Совета.

Направился Чан Гэн в зал для погружения в созерцание в храме Хуго. В горах стояла полная тишина. Двери храма были затворены, и ветер гонял сухие осенние листья. Возле дверного проёма в тишине горел фонарь в форме чаши. Крохотный огонёк едва колыхался, и повсюду царила беззаботная атмосфера, в воздухе чувствовался едва уловимый аромат сандала.

Мастер Ляожань уже успел отойти ко сну, когда Чан Гэн стремительно ворвался в его обитель. Порывом холодного ветра свитки со священным писанием сбросило со стола. Монах испуганно на него вытаращился.

Глаза у Чан Гэна слегка покраснели. Он присел и попросил:

— Нальете мне чаю?

Ляо Жань набросил монашеское одеяние, спокойно извлек из ветхого деревянного шкафа пригоршню завернутых в бумажный пакет листьев чая кудин и поставил греться воду.

Несмотря на то, что в храме были сильные сквозняки, а чашки и чайник были треснутые, монах с легкостью вскипятил воду и заварил чай. Движения его поражали аккуратностью и беззвучием. Он не смотрел Чан Гэну в глаза. Комнату заволокло густым белым паром, напоминавшим о ревущих двигателях в железной броне. Когда пар достиг потолка, то конденсат превратился в капли воды. По змеевику и специальным трубочкам они стекли в небольшую чашу. Кап. Кап.

Чан Гэн внимательно наблюдал за происходящим. Пар превратился в воду. Из старого глиняного горшка жидкость попала в небольшую чашу из лакированной кожи под крышей скромного жилища монаха. Чан Гэн медленно выдохнул. Его встревоженное сердце, похожее на кипящую воду, наконец успокоилось.

Мастер Ляо Жань приготовил чарку горячего Кудин и поставил ее прямо перед Чан Гэном.

Тот уже по запаху вспомнил, насколько горек этот чай.

— Большое спасибо, — Чан Гэн принял чарку чая. Окоченевшие за время езды на холодном ночном ветру пальцы немного согрелись. Он сделал маленький глоток. Чай был настолько горьким и горячим, что язык онемел. Чан Гэн печально усмехнулся. — В последнее время я сильно устаю, легко теряю самообладание и не могу сдержать Кость Нечистоты. Какой позор.