Русско-еврейская литература того времени полна такими жало­бами разочарованных интеллигентов. Не всегда это покаянное на­строение приводило к положительным результатам. Одни, сроднив­шиеся с русскою культурою, не нашли уже пути возврата к еврейству и потонули в волне полной ассимиляции; другие, напротив, от полу­ченного удара были отброшены далеко назад и провозгласили ло­зунг «Домой!», в смысле отречения от всяких стремлений к внутрен­ним реформам. В значительной части еврейского общества переме­на настроения вызвала определенный поворот в сторону националь­ной идеологии. Идея борьбы за национальное возрождение в самой России тогда еще не созрела; под впечатлением первых погромов спасение еврейства связывалось, главным образом, с идеей эмигра­ции. Сторонники американской эмиграции не без основания видели в ней начало создания нового, свободного центра диаспоры. В стихо­творении «К сестре Рухаме», написанном после балтского погро­ма, поэт Л. Гордон обращается к «дочери Якова, изнасилованной сыном Хамора» (намек на Бытие, гл. 34, с игрою слов «бен-Хамор» — сын осла), с следующим призывом: «Встань, сестра, пой­дем туда, где свет свободы сияет над всякой плотью, озаряет всякую душу, где дорог всякий, созданный по образу Божию, где человека не унижают за его народность и его Бога. Там не будут тебя грабить негодяи, там не будут над тобою ругаться, Рухама, сестра моя». Не­которые сторонники американской эмиграции мечтали о концент­рации значительных масс в малонаселенных штатах, где впоследствии можно добиться широкой автономии[16].

Наряду с этой идеей перемещения центров внутри диаспоры, родилась в муках погромной эпохи идея отрицания диаспоры во имя возрождения национального центра в Палестине. Первым идеоло­гом нового «палестинофильства» был М. Л. Лилиенблюм, писа­тель-радикал, раньше выступавший с проповедью реформы иудаиз­ма (том II, § 48). Уже осенью 1881 года появились в «Рассвете» статьи этого писателя, имевшие целью обосновать едва зародившуюся идею колонизации Палестины как задачу общенациональную. Лилиен­блюм доказывал, что причина всех исторических бедствий еврейско­го народа в том, что он во всех странах чужой, инородный эле­мент, в целом не сливающийся с народом-хозяином данной тер­ритории; хозяин терпит своего жильца, пока это ему выгодно, а при малейшем неудобстве стремится выжить его. В средние века нас пре­следовали вследствие религиозного фанатизма, теперь начинают преследовать по мотивам национальным и экономическим, и эта «вторая глава нашей истории будет иметь еще не мало кровавых стра­ниц». Положить конец еврейскому горю может только устранение его причины: нужно перестать быть чужими в разных странах и утвердиться в стране, где мы могли бы быть хозяевами. Такою стра­ною по историческому праву является для нас древняя родина Пале­стина. «Мы должны стремиться к колонизации Палестины так, что­бы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу и переселиться в близкую к ней страну на­ших предков, на которую мы имеем право».

Эти мысли, развитые с тою упрощенною логичностью аргумен­тации, которая многим казалась неотразимою, вполне отвечали тог­дашнему паническому настроению масс, готовившихся к исходу из нового Египта. В эмиграционных кружках, возникших в начале 1882 года, было немало сторонников палестинской колонизации; между «американцами» и «палестинцами» кипели идейные споры. Моло­дой поэт С. Фруг пропел следующий восторженный марш исхода, озаглавив его библейским эпиграфом: «Скажи сынам Израиля — пусть идут!» (Исход XIV, 15):

Этот марш исхода, аккомпанируемый «громом» погромов, вы­ражал настроение всех, мечтавших об «обетованной земле» — на бе­регах ли Иордана или Миссисипи. Родившаяся в грозе и буре идея эмиграции как средства национального возрождения нашла свое­го вдумчивого теоретика в лице врача Леона Пинскера, быв­шего редактора «Сиона» в Одессе, некогда видевшего разрешение еврейской проблемы в ассимиляции (том II, § 47). В изданной за границей анонимной брошюре «Автоэмансипация» Пинскер вы­разил весь тот ужас, который он испытал перед зрелищем матери­ального рабства евреев в России и духовного рабства эмансипи­рованных евреев Запада. Для него еврейский народ в диаспоре не живая нация, а призрак нации, какой-то дух, бродящий по земле и пугающий собою все живые народы. Спасение еврейства в том, что­бы превратить этот призрак и реальность путем возрождения еврей­ского народа на его собственной территории, которая усилиями всей нации и при содействии международном должна быть приобретена где-нибудь в пригодном для того месте, будь то Палестина или Аме­рика. Это и есть путь «самоэмансипации», в отличие от гражданской эмансипации, милостиво даруемой евреям народами-хозяевами и не гарантирующей их от антисемитизма и унизительного положения граждан второго сорта. Еврейский народ может возродиться, если вместо многих убежищ на всей поверхности земного шара он сосре­доточится в одном убежище, политически обеспеченном. Для этой цели должен быть созван общееврейский конгресс, который взял бы на себя финансовую и политическую реализацию дела. Нынешнее поколение должно сделать первый шаг на пути национальной рес­таврации, потомство сделает дальнейшие шаги. Брошюра Пинскера, изданная в Берлине на немецком языке для воздействия на запад­ных евреев, не имела успеха в этой ассимилированной среде, где двад­цатью годами раньше без отклика прозвучал голос Гесса, но в Рос­сии она стала катехизисом палестинофильства. На читателей сильно действовал ее лапидарный стиль, образцами которого могут служить следующие фразы: «Еврейский народ везде присутствует, но ни­где не бывает дома... Для живых народов еврей — мертвец, для туземцев — чужак, для имущих — нищий, для бедных — эксплуа­татор или миллионер, для патриотов — человек без отечества... Наше отечество — чужбина, наша солидарность — всеобщая враж­да к нам, наше оружие — смирение, наша оборона — бегство, наша оригинальность — приспособление, наше будущее — завтрашний день». Исторически все эти утверждения чрезвычайно спорны, как и основная идея Пинскера о нации-призраке, но вылившееся в них глу­бокое отчаяние разочарованного ассимилятора должно было силь­но действовать на взволнованные умы.

В то время, когда «Призыв к соплеменникам» Пинскера еще лежал на типографском станке в Берлине, в России уже последовали отклики на такой же призыв, в более конкретной форме раздав­шийся в рядах пылкой молодежи. Весною 1882 г. в Харькове обра­зовался кружок молодежи, преимущественно студентов, под именем «Билу» (BILU, по инициалам девиза: Bet Jacob lechu unelcha — «род Якова, уйдем!»), поставивший себе целью основать образцовые зем­ледельческие колонии в Палестине и пропагандировать идею коло­низации древней родины. Несколько сот адептов примкнуло к круж­ку «Билу» в разных местах России, но в Палестину переселились ле­том того же года лишь несколько десятков пионеров, о судьбе кото­рых будет рассказано дальше (§ 31). В ближайшее время идея заселе­ния Палестины имела более духовное, чем практическое значение. В годины российских ужасов взоры многих страдальцев обращались на Восток, к маленькой полоске на берегу Средиземного моря, где грезилась новая жизнь на развалинах седой древности. С каждым годом росло палестинское движение, принимая организованные об­щественные формы. В России размножались кружки палестинофи­лов, или «Друзей Сиона» («Ховеве-Цион»). Объединяющий центр их находился в Одессе, где организацией дела занимались идеологи палестинизма Пинскер и Лилиенблюм. В конце 1884 г. делегаты всех кружков собрались на съезд в пограничном прусском городке Каттовице. Был создан фонд «Мазкерет Моше» (в честь английского филантропа Моисея Монтефиоре), куда стекались пожертвования на нужды палестинских колоний. К движению, поднятому интеллиген­тами, примкнули и некоторые представители раввинской ортодок­сии (белостокский раввин Самуил Могилевер и др.), что значитель­но ослабило оппозицию ортодоксальных масс к этому политическо­му движению, в котором благочестивые люди видели конкуренцию традиционному мессианству. Действуя нелегально, палестинофиль­ские кружки в России не могли развить широкую деятельность; у них едва хватало средств на поддержку пары колоний в Иудее. Тогда было решено (на Друскеникском съезде 1887 г.) ходатайствовать перед рус­ским правительством о легализации комитета помощи палестинским колонистам, что было достигнуто позже, в 1890 году. Соединенны­ми усилиями «Друзей Сиона» в России и пионеров колонизации в Палестине был создан ряд земледельческих колоний в Иудее и Гали­лее (см. дальше, § 31).