Никто и не удивлялся, когда узнавал: ну киллер и киллер. Это раньше, когда их мало было, бабки у подъезда пальцами в спину тыкали: «Глянь, убивец пошел». Нынче народ попривык: менеджеры-брокеры, дилеры-киллеры — все работы хороши…

Сидел как-то Антон у окна, инструмент с оптическим прицелом смазывал и указов ждал, как звонок в дверь. Втянул Кошкин в «глазок» и обомлел: участковый собственной персоной. Открыл дверь, а у самого руки ходуном — вчера выходил выбрасывать мусор, контейнер переполнен был, он и вывалил ведро прямо на газончик…

— Вы по поводу мусора? — решил сразу расколоться Антон. — Так я не виноват…

— Нет, я по другому поводу. — зловеще сузил глаза участковый. — Вы кем работаете?

— Киллером, — пожал плечами Антон, — в мафии, лунцевская бригада.

— А запись в трудовой книжке имеется? — перебил участковый.

Антон растерялся:

— Нет, записи и самой книжки тоже нету, только вот это, — он показал грудь, на которой была наколота русалка. держащая винтовку, с крестиками-показателями вокруг.

— Ты мне свою липу не суй, — разозлился участковый. — Документа с печатью нет — значит, ты безработный. а по-старому — тунеядец. Ты не думай, что раз статью отменили, управы на тебя не будет — все тунеядцы у меня под колпаком: если чего в районе случилось — сразу за ушко к нам, и доказывай потом, что ни при чем. Вчера витрину в коммерческом киоске камнем разбили. Вот ты где был с двадцати трех до двадцати четырех, есть алиби?

Антон облегченно вздохнул:

— Конечно, есть — я вчера в это время директора Шанкрбанка (помните рекламу «самый твердый банк») замочил. Сегодня «Новости» смотрели? Там мои приметы передавали.

Участковый профессиональным взглядом оглядел Антона:

— Ну что же, похож. Ладно, на этот раз, считай, отвертелся. — И потом уже примирительно добавил: — Ты пойми, депутат от нашего округа натрепал, что искоренит безработицу в районе, а теперь отчитываться надо, вот он волну и поднял: бороться с безработицей, вплоть до привлечения, так что халтурить можешь где угодно, а на официальную работу устройся. В общем, давай, принесешь трудовую с печатью — я от тебя отстану…

«Строг, — подумал Антон, закрыв дверь, — и впрямь затаскает, а мне в ментовке светиться не резон, всех клиентов распугают. Делать нечего, придется устраиваться».

Он повесил винтовку на вешалку, надел золотую цепь и погнал свой «мерс» на биржу труда.

Впервые в жизни Антон честно отстоял очередь в окружении косящихся на него очкастых инженеров-оборванцев.

Наконец старичок биржевик усадил его на драный стул.

— Значит, безработный, — посочувствовал он Антону, внимательно разглядывая брильянтовый перстень на его пальце. — Профессия хоть есть?

— Есть, — кивнул Антон — я киллер высшего разряда

— «Киллер», — старичок покопался в картотеке, — у меня в реестре такой профессии нет. Объясни по-русски, что делать умеешь.

— Стрелять могу.

— Стрелять, стрелять, — старичок снова покопался в картотеке. — Вот, считай, повезло — нужен стрелок в ВОХР на гранатно-патронную фабрику.

— Оружие свое брать или там дадут? — угрюмо осведомился Антон.

— Да нет, никакого оружия не положено, свисток дадут: увидел несуна — свисти. А оружие ни-ни. у них и так текучесть кадров высокая.

— Не, не пойдет, мне надо по специальности, да и свистеть я не могу — соврал Антон. — Может, снайпер кому нужен, я бы снайпером пошел, у меня оптика цейсовская.

— Ладно, введем тебя в картотеку, может, какой заказчик на снайпера найдется, — успокоил старичок, заполняя карточку.

Через неделю Антону перезвонили и пригласили на собеседование в консерваторию. Старший менеджер в красном пиджаке и с серьгой в ухе усадил Антона в кожаное кресло.

— Значит, вы снайпер?

— Вообще-то я киллер, — уточнил Антон, — а снайпером подрабатываю.

— Это хорошо, мы говорим «киллер» — подразумеваем «снайпер», — сострил красный пиджак. — У нас в консерватории ночные дискотеки проводятся, так вот под утро, когда они заканчиваются, нам и нужен снайпер.

— Припозднившихся, что ли, отстреливать? — не понял Антон.

— Да нет, дело в том, что у нас в программу дискотеки входит выпускание воздушных шариков. Так под утро весь потолок в этих самых шариках — лестницей до них не достать, а директор требует к дневным концертам потолок очистить. Работа тонкая, главное — светильники не побить. Оружие дадим, духовушку, правда, но импортную…

Теперь каждое утро Антон, почистив ботинки, казенную винтовку, выходит из подъезда. «Наш-то на работу в консерваторию пошел». — шепчутся у подъезда бабульки. Участковый при встрече за руку здоровается и всякий раз осведомляется, нельзя ли пристроить к храму искусств пару неприкаянных гопников. Ребята из лунцевской бригады завидуют немного — давно ль вместе банкиров-фраеров гоняли, а теперь, гляди ж ты, в натуре, интеллигенция… Вот только пахан ворчит немного: баловство это — по воздушным шарикам из духовушки шмалять, эх. молодежь нынче…

Посадили мужика на электрический стул и спрашивают:

— Ну что, товарищ… Тебе сколько сразу влупить: сто двадцать, двести двадцать или триста восемьдесят вольт?

— Чего уж. — отвечает мужик. — Давайте сразу триста восемьдесят… Знаете, очень не люблю, блин, мучиться!

— Молодец, — говорят мужику. — Соображаешь! Хорошо выбрал. Ничего не успеешь почувствовать. Только запах паленой шерсти…

— Хрен с ней, с шерстью, — смеется мужик. — Где наше не пропадало! Ну, с богом! Включайте рубильник. Прощевайте. товарищи и господа!!!

— Будь здоров! В добрый путь! — говорят напоследок мужику и дергают рубильник вниз. Потом, через положенное время, поднимают вверх.

— Ничего не понимаю, — говорит палач. — По идее он должен был сразу скопытиться, а он, вишь, зараза, сидит как ни в чем не бывало… Мужик, ты живой?

— Живой, — отвечает мужик. — А что мне сделается? Я ж электрик. Мы вам свет за неуплату еще на прошлой неделе отключили… А заодно всем ракетным войскам стратегического назначения. За что и принимаю, блин, в самом расцвете сил мученическую смерть!

И пришлось палачам мужика вешать. Хотя он очень просил расстрелять. Или дать цианистого калия. Но пришлось вешать. Потому что армейские склады взорвались, патроны кончились, цианистый калий и другие ядохимикаты после кризиса стали стоить в аптеках бешеных денег и другого способа, чтобы ликвидировать мужика согласно постановлению суда, у его палачей просто не было. Потому что лом, топор и двуручную пилу, которыми еще можно было бы как-то воспользоваться, они пропили в знак протеста, когда их лишили тринадцатой зарплаты за некачественную ликвидацию смертников в прошлом году.

Никодим Марину не понимал, поэтому бил каждый день, утром и вечером. Мария же понимала Никодима и терпела. С криком, посильным сопротивлением и побегами к матери. Лишь бы угодить…

Никодим Марию не понимал, поэтому принимал ее убойное каратэ за сомнение в собственной любви.

Через это и бил он ее день ото дня сильнее. Тренируясь утром на старом комбайне…

Мария же понимала Никодима и, чтобы продлить его удовольствие, ела в три горла. Чтобы стать толстой, неповоротливой, резкой в оценках. Только 5 или 2. «Пять» или «два». Мария работала учительницей, и за это ее боялась вся деревня. Кроме Никодима, конечно, который мог из сноповязалки собрать вертолет не хуже грамотного…

Никодим Марию не понимал, поэтому чувствовал, что никак не может задеть ее сквозь жир за живое.

Да и страда на дворе — уставал он в поле-то. Через это приходил вечером с дружками, самогоном и бабами. Употреблял всех и до утра гонялся за Марией с топором по выгону…

Мария же понимала Никодима и, чтобы подыграть его механизаторскому самолюбию, заранее приводила двух-трех мужичков посмазливее. Поила их. Кормила и укладывала с собой в постель. Аккурат к приходу Никодима с самогоном и бабами…