— Папа, чего Васька щиплется!

— Василий, ты мальчик и ты старше, как тебе не стыдно?!

— А чего она мне язык показывает? Ik посмотри, какой у нее язык — синий!

— Ну-ка, ну-ка! Разве можно есть столько варенья из черники, Анастасия?!

Черничное варенье наполняет вазочку, купленную сверх сервиза, — в сервизе она, конечно, не предусмотрена! А денег стоит немалых! И две чашки стоят пустыми, зияя вызолоченными воронками, в которые стекает красный червонный свет. В передней раздается звонок. Тося встает.

— Это, наверное, приехали папа с мамой из деревни. Поздравить тебя с днем рождения. Надо встретить…

— Конечно, конечно. Только, с твоего позволения, я уберу сервиз — ведь они не привыкли пить из тонких чашек там у себя в деревне.

Я отношу, сервиз в кухню, мою его, протираю льняным полотенцем и убираю в сервант.

Я не женился на Тоське — ведь ее родители правда из деревни, а все остальное — фантазия. Пустые мечты.

Директор издательства и типографии «Вешние воды» Петр Фомич Кузьмин открыл папку «Документы поступающих на работу» и углубился в чтение:

«Заивление

Прашу пренять миня на работу в должност рядактора.

Я. Непрушин»

Петр Фомич заморгал глазами и вознегодовал:

— Черт знает что!

Он хотел было уже вызвать начальника отдела кадров и дать ему нагоняй, однако какая-то неведомая сила заставила его прочесть второй документ:

«Автобяографея.

Миня радила мама Непрушина Клавдяя Сименовна. 31 марда в 1959 гаду.

Она у миня не толко мама, но исчо и трудиться в качестве замши начальника глафка по делам издаттелств.

Имеиться у минья и папа Н. Е. Непрушин. Он дирректар большого бумаго-делательнова камбината, каторый обеспечает все типографии горота.

Воще у нас уся симья трудовая. Сестра Б. Непрушина — секратар местного секретаря Союса писателей а брат А. Непрушин — фин инспектор ОБХССЕ и чьяста устраи-ваит ривизии в предприятиях и на учриждениях.

Школу и ВУС я окончил харашо. К томужа пребрел разряд по карратетизму.

Я. Непрушин».

Петр Фомич еще раз перечитал автобиографию, положил сверху нее заявление и написал на нем резолюцию: «Считаю невозможным принять Я. Непрушина на должность редактора».

Затем он перечитал автобиографию еще раз и добавил: «Зачислить на должность корректора».

От белых медведей пошли к обезьянам. Гамадрилом Брикетов остался недоволен.

— Ну ты дурак, — сказал он гамадрилу. — Коль, гляди, дурак какой!

— Ага, — отозвался Супонин, переходя к клетке с шимпанзе. — Гляди-ка, шимпанзе!

— Ну, дур-рак! — сказал Брикетов шимпанзе.

— Коль, гляди, дурак, а! У-У-У-yyy! Рожи корчит!

Брикетов показал шимпанзе язык.

— Кончай ему язык показывать. — сказал Супонин. — Может, это твой прапрапрадедушка какой-нибудь.

— Да ладно, — сказал Брикетов, но язык перестал показывать.

— Лучше вон кинь ему чего-нибудь, — сказал Супонин.

— Ничего не кидать! — возникла рядом строгая тетка в синем халате. Видать, она работала тут, в зоопарке. — Дома жене кидай! Дома-то небось не кидаешь жене-то?

— Нет, — признался Брикетов. — У меня жены нету.

— Да ладно, маманя, не кинем, мы лучше к макакам пойдем, — сказал Супонин. — Где тут макаки эти?

Невероятно быстрые и юркие макаки раскачивались на жердях, успевая при этом верещать, скалиться и таращить глаза.

— Дуры краснозадые, — осудил макак Брикетов. — О распрыгалась, а? Ну ты, дурак, как прыгаешь? Вот я тебе сейчас прыгну! Дай ему конфету, Коль!

— Я сам съел, — сказал Супонин.

— Это ничего, — сказал Брикетов. — Это мы сейчас.

Он подобрал конфетную бумажку, завернул в нее камешек и бросил в клетку.

Обезьянка схватила бумажку, молниеносно развернула, бросила камешек на пол клетки и метнулась к потолку.

— Не жрет! — удивился Брикетов. — Не жрет! Вот дура, а?

— Зажрались тут, — сказал Супонин. — И чего их тут держат? Только жрут да рожи корчат. Я б лучше их в цирк всех отдал.

— В цирке своих навалом, — сказал Брикетов.

— Да ну их. Коль, надоели предки эти.

— Макаки не предки.

— Предки, предки, — сказал Брикетов, — на тешу мою бывшую похожа.

Оба долго хохотали. Потом перешли к хищникам.

— Во! — сказал Супопин. — Ягуар, понял? Семейство кошачьих.

— О-о-о! — сказал Брикетов. — Кошечка, а? Во смотрит, гад, да? Дать бы по нему сейчас из винта!

— А может, он в книге, в Красной?

— Чего-чего? — спросил Брикетов, показав кулак ягуару. — В какой книге?

— Ну в этой, где всякие животные редкие. Которых надо охранять.

— Давай-давай, охраняй, — скептически сказал Брикетов. — А он вот на тебя в лесу накинется — я на тебя с книгой этой погляжу.

— Где ж он накинется, когда он только в Америке водится, в Южной?

— Америка, — сказал Брикетов. — Это они умеют. Это они мастера гадов всяких выводить. Лучше б полезного кого вывели.

— Кого? — спросил Супонин.

— Да вон хоть бы верблюда! Пошли к верблюду!

Верблюд глянул на них из-под прикрытых век, не переставая двигать челюстями, будто жевательную резинку жевал.

— О дурак, а? — сказал Брикетов. — Осел горбатый.

— Хорошее животное, — сказал одобрительно Супонин. — Во-первых, не пьет — это уже какая экономия зоопарку. Во-вторых, колючки жрет всякие, которые не жрет никто.

Верблюд глянул на него презрительно полузакрытым глазом.

— Колючую проволоку ему дать, — сказал Брикетов. — Чтоб не смотрел нахально. У, наглый какой, а? О наглый!

Верблюд чуть поднял голову и, неожиданно плюнув, чуть не поразил Брикетова.

— Ах ты тварь паскудная! — закричал Брикетов. — Ну, гад!

Он разбежался и точным плевком попал верблюду в переднюю ногу.

— Вот так, дубина! — сказал он довольно. — Уметь надо!

— Корабль пустыни! — сказал хохочущий Супонин. — Здорово ты его достал, Коль!

— Корабль! — воинственно сказал Брикетов. — Скотина горбатая. А другой раз я ему…

— О! Гляди, Коль, жираф!

— Ты, дурак! — сказал Брикетов, подходя к жирафу. — Это ж надо какой дурак пятнистый, а? А ну, глянь сюда! — сказал он. — На! Ты, жираф! На, я тебе конфетку дам, — сказал он, держа на ладони камешек. — Кис-кис-кис!

— Не понимает, — сказал Супонин. — Интеллекта нету.

— Ага, — сказал Брикетов, бросая в жирафа камешком. — До него доходит, как до жирафа!

— Ха, — Супонину понравился каламбур Брикетова. — До жирафа — как до жирафа! Ха-ха!

— Куда народные деньги идут! — сказал Брикетов, когда они пошли к пруду, где возлежал громадный бегемот.

— Лежит туша такая. Вот если бы его на мясо пустить — это сколько бы мяса прибавилось!

— Я б такую дрянь в рот не взял. Бегемотина! Тьфу! — поморщился Супонин.

— Тьфу не тьфу, а продавали бы — и взял бы, — сказал Брикетов. — Вон, я читал, в некоторых государствах даже змей в пищу едят.

— Во! — обрадовался Супонин. — Айда змею смотреть!

— «Пи-тон»! — звучно прочитал Брикетов табличку. Ну ты погляди, лежит дрыхнет.

— Вот бы такого дома иметь, — мечтательно сказал Супонин. — Приходишь на работу с ним вместе. Мастер тебе наряд тут же подпишет. А не подписал — ты этого питона: «А ну, живо! Взять! Фас!» И он мастера — хр-румп! И заглотил!

— Класс! — сказал Брикетов. Ему понравилось, что питон заглотил бы мастера.

— Очковая змея, — сказал Супонин. — Гляди, Коль, очковая, кобра. Раз — и прощай, дорогой товарищ. О жуть, да?

— На тещу мою похожа. — сказал Брикетов. — Та тоже очкастая была, только толще… Слышь, Коль, давай пойдем отсюда, мне уже грустно от этих змей. Нам пора в главную клетку идти, понял?