САЗОНОВ. Одну минуту…

АДМИНИСТРАЦИЯ. Да?..

САЗОНОВ. Я хотел бы узнать — берут ли алименты с Нобелевской премии?..

На этом, к сожалению, разговор прервался по техническим причинам.

Евг. Сазонов и…[4]

1-я серия

По необозримым весям и сеням, по кудрявым березкам и тихим речкам, по горам и долам плавно панорамирует камера. Медленно панорамирует. Долго. Примерно на сто полезных метров. В фонограмме незамысловатая, какая-то задушевная, берущая за сердце мелодия на три голоса.

По большакам и проселкам, по гатям и грунтовкам, по стежкам и дорожкам идет Федор. Медленно идет Долго. Идет идет идет..

Крупно: нахмурен лоб на лице героя. Ассоциативный монтаж: экспрессивные вороны над импрессивными крестами покосившейся церквушки. В фонограмме: вороний грай, собачий лай, звуки эпиталамы.

Сардонически хохочет одна из ворон и человеческим голосом вопрошает:

— Что ж ты, Федя?

Резко вскакивает с постели Федор. Крупно: на лбу — ядреные капли пота.

Где-то к концу серии на экране появляются титры: «Бурный поток». Сценарий Евг. Сазонова…»

Величаво плывут титры. Долго. Примерно на одну часть.

Над кроватью Федора висит ружье.

2-я серия

Жена Федора Анна, умеренно оголив ноги, моет пол.

Параллельный монтаж: Федор с приятелями пьет водку.

Основа конфликта: отсутствие общих интересов у супругов. Анна, помыв пол, бежит на берег речки. Где, прижав к груди однотомник Экзюпери, поет с подружками лирическую песню. Федор же горланит в прокуренной горнице: «Вот, допустим, захочется выпить вам…»

Развитие конфликта: сын Сережа, шестилетний сорванец, выводит на листке в три линеечки: «Мой папа пьяница».

В фонограмме: звон гитары, звон разбиваемой посуды, крик, затмение, отчаяние, ночь… в общем, «блоу-ап».

Над кроватью Федора висит ружье.

3-я серия

Крупный план газетного аншлага: «Мой папа пьяница!» Встык (без диафрагм и шторок — по-современному) монтируется общин план: Федор, обхватив голову руками, тяжело думает, сидя в пустой горнице. Ортогональная композиция подчеркивает некоммуникабельность героя. В фонограмме: контрастом депрессивной линии героя звучит популярная песня «А я по шпалам, опять по шпалам…».

Контрапунктический монтаж: песня продолжает звучать, но мы уже переносимся в школу, где просветленный классный руководитель Анна ведет урок. Дети наперебой спрашивают педагога: «В чем смысл жизни?», «Что есть истина?» Слышатся отдельные восклицания: «сексуализм», «экзистенциализм» и «специфика телевидения». Ласково улыбаясь, педагог читает ребятам несколько японских трехстиший.

Над кроватью Федора висит ружье.

4-я серия

РТС. Парциальный монтаж: веялки, лобогрейки, сепараторы, сатураторы, перфокаторы. Все дышит перерождением. Текут вешние воды. Блики, зяблики, кораблики. Положительные моральные облики.

Из ворот РТС усталой, но счастливой походкой славно потрудившегося человека выходит Федор. Он улыбается. Из-под замызганной телогрейки высовывается белоснежная сорочка фирмы «Ничибо».

На проходной его с цветами встречает Анна. Изображение становится разноцветным. Крупно: лучезарные глаза счастливого педагога. Еще крупнее: лучезарные глаза слесаря-ремонтника, над бровью которого красуется трудовое масляное пятно.

— Ты оправдал надежды общественности, — торжественно, как-то по-домашнему говорит Анна.

— Спасибо, Анна, — отвечает Федор, обнимая грязными руками плечи жены, одетые в нейлоновую кофточку.

— Иди ты, — ласково говорит жена, глядя на масляное пятно, — в баню. Помойся.

Анна тихо и счастливо смеется.

Во весь экран — солнце. Огромное, красивое, которое вызовет ощущение гармонического финала у простого зрителя и аплодисменты в Доме кино.

В фонограмме — бархатный голос диктора:

— А какие интересные дела у них впереди! Мы обязательно расскажем об этом в следующих сериях.

Неожиданно Федор снимает со стены ружье и громко стреляет. Возникает титр:

Автор романа века «Бурный поток» писатель Евг. Сазонов принял решение вступить в законный брак. В связи с этим администрация «Клуба ДС» дала указание возобновить с 20 ноября с. г. деятельность сектора Гйме-нея, открытого в порядке эксперимента в марте текущего года. Сегодня задачей сектора Гйменея является подыскание невесты, согласной стать верным, преданным другом жизни автору романа века.

Администрация «Клуба ДС» просит заинтересованных лиц в самый кратчайший срок представить руководству клуба свою биографию и заявление. Просьба плохих биографий не присылать.

…И вот я на месте. Огни иллюминации, вереницы автомобилей. Через рупор объявляют:

— Машину писателя Индюкова к подъезду!

— Машину поэтессы Золотухиной к подъезду!

С трудом пробираюсь через толпу, поднимаюсь на двенадцатый этаж. Скромная пятикомнатная квартирка с кухней, ковры, мебель. На стенах много живописи: «Сазонов кушает компот». «Сазонов в президиуме», «Сазонов отвечает на вопросы читателей — работников Конного завода им. Айвенго».

Одно полотно меня особенно взволновало: необъятные просторы, посредине — трактор, за рулем Евгений читает свой «Бурный поток», а вокруг, куда ни кинешь взгляд, колосится пшено… Картину написал его брат — художник, тоже Евгений.

Кабинет Сазонова весь завален книгами и журналами. В углу арфа — подарок ГЪрнораввинской мебельной фабрики.

Сегодня здесь, как написал бы Л. Толстой, «вся Москва». Мелькают знакомые лица писателей, художников, актеров. Много, очень много творческой интеллигенции. Сначала среди всей этой творческой интеллигенции невозможно различить, кто же Сазонов. Но потом привыкаешь, начинаешь отличать одного от другого. У кого-то носки другой расцветки, кто-то пишет другой авторучкой…

Ну вот и сам виновник. На нем строгий черный костюм, любимая вышитая рубашка. С трудом пробираюсь к жениху, здороваюсь за руку — Сазонов демократичен, прост, подчеркнуто скромен. С волнением задаю первый вопрос:

— Скажите, Женя, где вы достали печень трески?

Евгений с гордостью оглядывает стол:

— Прислали читатели — рыбаки Каспия. У них недавно давали.

Знакомлюсь с невестой. Широкое, открытое, простое, хорошее, с эдакой лукавинкой лицо. Что-то в глазах такое… в улыбке… К Сазонову, чувствуется, относится дружелюбно, но приветлива и с остальными гостями — настоящая хозяйка. Говорит мало, но как-то очень точно, умно, метко: «Сюда садитесь… сюда… а вы сюда…» Чувствуется, что такая все может — и полы вымыть, и песню спеть, и посадить, если надо.

Звучит свадебный марш Мендельштама. Все садятся за стол. Первый тост произносит самый почетный гость — дед Евгения, старый кадровый подсобный рабочий:

— Это, как в старину говорилось, муж и жена — одна сатана!

Общий хохот. Остроумный старик, да и вся у них семья такая — бунтари!

Следует тост за тостом. Молодой, слегка захмелевший поэт вдруг с размаху бьет кулаком по столу и кричит:

— Горько!

Сазонов, строгий, подтянутый, крепко, с достоинством целует невесту. Чувствуется, что ему хорошо.

За столом непринужденная обстановка, рассказывают анекдоты, когда выходят женщины — читают отрывки из своих произведений. И вдруг сквозь гомон и шум прорываются первые аккорды гармонии.

Звучит Эпиталама из оперы Рубинштейна «Нерон».

Поет молодая невеста. Дробно стучат ее каблучки по паркетному полу, в руках откуда-то появляется «Бурный поток», и она им уже игриво и призывно помахивает над головой.