Он, как и Суслов, тоже уехал. Перед отъездом подарил мне коллаж, в основе которого репродукция с картины Маковского. Ну вы знаете — измученная женщина с ребенком грудью встала в дверях трактира и не пускает пьяницу мужа. Только Вах (так мы его звали) за спину несчастной женщины в дверь трактира вклеил кусок залитого огнями Бродвея. Картина называется «Не пушу!».

Входил Боря Брайнин. и у них с Бахчаняном начиналась настоящая многочасовая дуэль — кто кого перекаламбурит.

Целый день комната полна народу. Настоящий клуб. Сюда приносился самый свежий анекдот. Здесь постоянно шутили, острили, иронизировали, издевались. Человек, произнесший неудачную шутку, считал себя временно погибшим навсегда.

Чаще всего в кабинете можно было встретить талантливых художников — Игоря Макарова (сейчас он весь ушел в мультипликацию, в кино, карикатуру бросил, а жаль!), блестящего Виталия Пескова, добродушного, всегда улыбающегося, замечательного Володю Иванова (он рано умер — это был большой удар для «Клуба»). Всегда «при хорошем настроении» Вася Дубов. Потом уже появились Сережа Тюнин и Валя Розанцев — они сейчас нарасхват, сделали прекрасную карьеру.

Иногда приходили «мэтры». Улыбающийся Владлен Ефимович Бахнов, неулыбающийся Аркадий Михайлович Арканов, смеющийся Григорий Израилевич Горин.

Аркадий Хайт, Саша Курляндский, Феликс Камов (уехал), Женя Шатько (умер). Эдик Успенский, «отец» Сазонова Марк Розовский, Павел Хмара, Владимир Волин, Феликс Кривин. Появился тонкий знаток простонародья, автор блестящей «Мозговой косточки» Андрей Кучаев.

Заходили на огонек люди, известные на всю страну. Виктор Ефимович Ардов, Никита Владимирович Богословский, Борис Савельевич Ласкин, Владимир Соломонович Поляков, Виктор Юзефович Драгунский, Зиновий Самойлович Паперный и многие другие.

Однажды пришел Виктор Борисович Шкловский. Он пару часов просидел в шубе с бобровым воротником и рассказывал интереснейшие истории.

Что тянуло в эту комнату? Ну, Боря Брайнин, Ратмир Тумановский и я — мы были литконсультантами, отвечали на письма из самотека, этим в основном добывали себе средства на пропитание. Стоил каждый ответ аж 40 коп., но писем было очень много. Такое впечатление, что половина взрослого населения Советского Союза жаждала напечататься на 16-й странице «Литгазеты».

Подавляющее большинство вышеназванных никакого отношения ни к штату, ни к внештатной работе не имели — просто авторы. Но не приходить день-другой в «Клуб» — как будто чего-то недополучить в этой жизни.

Вот такое было чудесное застойное время. И дружили. И встречались вне редакции.

Теперь пришла очередь говорить о третьем главном действующем лице.

В 1968 году в комнате появился высокий, слегка заикающийся человек со светлыми глазами, в модной итальянской куртке из жеребца (единство формы и содержания), похожий на умного Иванушку-дурачка.

Виталий Борисович Резников сразу всем понравился. Биография его изобиловала совершенно невероятными зигзагами. Тракторист, оперный клакер («сыр»), официант в лучших московских ресторанах — даже обслуживал правительственные приемы у самого Хрущева, что дало повод злым языкам пустить остроумную, но несправедливую шутку: «Это тот редкий случай, когда человек не только из половых, но и из органов».

Больше всего нас поражало его невероятное жизнелюбие. Он любил все и получал удовольствие от всего. В сферу его интересов входили футбол, Большой театр, шахматы, симфонии Малера, хорошее застолье, политическая ситуация в Кот д’Ивуар, преферанс, философские труды Кьеркегора.

Однажды он написал фельетон из жизни официантов, за что из этой самой жизни был выгнан, но фельетон настолько понравился, что он стал сотрудничать в «Комсомолке». А потом пришел к нам. Просто вошел однажды к Виктору Васильевичу и сказал:

— Я знаю, у вас вакансия, так лучше меня вам никого все равно не найти…

Веселовский настолько опешил от этой простодушной наглости, что тут же его взял к себе.

Работал Резников с упоением. Сразу включился в «Сазониаду», написал очень смешные аннотации к классическим произведениям — от «Горя от ума» до «Ямы» Куприна. Обожал литературное хулиганство. Как редактор больше всего любил менять у авторов названия. Лиону Измайлову так это надоело, что он стал приносить рассказы без названий — бесполезно, все равно Резников переделает. Льву Толстому повезло — будь Виталий его редактором, он переделал бы «Анну Каренину» во «Фру», по имени бедной лошади Вронского.

Его беспредельное обаятельное хамство не знало границ.

Однажды (год 74—75-й, Суслов уже уехал в Соединенные Штаты, и Резников занял его место зама) в «Клуб» пришел автор, впервые в жизни напечатавший одну фразу. С подписью. В самом «Клубе»! По-человечески можно было понять его счастье. Внутренний карман пальто автора оттопыривался совершенно странным образом. Мы своими опытными глазами сразу определили, что это не водка и не советский коньяк, и, естественно, потеряли к посетителю всяческий интерес.

Автор же оказался человеком чрезвычайно застенчивым. Он никак не мог решиться освободить карман. Другими словами, он терялся в догадках: существует в этой комнате институт взятки или нет? Он так переживал, что мы им даже залюбовались. Ну чистый Гамлет!

Наконец он решился. Открыл рот и. заикаясь, произнес:

— В-в-виталий Бо-бо-рисович! Воо-т вы меня наааа-печатали, я хотел как-то ооооо-тметить…

С этими словами он дрожащей рукой вытащил из кармана пузатую бутылку. Это оказался всего-навсего французский коньяк «Наполеон» (а фраза, которую он напечатал, стоила 5 рублей в базарный день).

Виталий Борисович встал, строго посмотрел на посетителя и сказал:

— Вы, конечно, понимаете, что предлагаете взятку…

Автор «изменившимся лицом» упал в кресло.

— Вы, конечно, понимаете, — продолжал Виталий, — что предлагаете мне взятку, когда я нахожусь при исполнении служебных обязанностей, а это вы знаете, чем пахнет…

Посетитель молча встал, держа коньяк на вытянутых руках, как сомнамбула, направился к выходу. «Неужели унесет «Наполеон»?!» — страшная мысль пронеслась у нас в головах.

А между тем несчастный автор уже дошел до двери.

— Стойте! — вдруг закричал Резников.

Тот остановился как вкопанный.

— …но ваше счастье, что я взяточник! — закончил Виталий фразу, и у всех присутствовавших вырвался даже не вздох, а стон облегчения.

Виталию я благодарен за то, что он уговорил Суслова и Веселовского представить на обсуждение в жюри мой рассказ «Ода к радости». Они очень ценили меня, но считали, что мне рановато тягаться с маститыми. Было отобрано шесть лучших за год рассказов, Резников все-таки всучил мой седьмым, нейтральное жюри (очень представительное: Богословский, Лиходеев, Искандер, Рыклин — весь цвет) ставило баллы, потом они суммировались. К сожалению, так было только в 1968 году. Таким образом, я неожиданно для всех получил 3-ю премию, попав в компанию Г. Горина и В. Токаревой.

Конечно, вспоминаются мне наши женщины, ведущие секретарскую работу: обаятельная Лера Тахтарова и сменившая ее «палочка-выручалочка» Светлана Тумановская.

Я вспомнил первые годы «Клуба», его атмосферу. В 1973 году уехал Суслов. Ушел на «вольные хлеба» Виктор Васильевич Веселовский. Ушел в другое издание Виталий Резников. Ушла в другой отдел Света Тумановская. Не так давно не стало ее мужа. Ратмира Туманове кого, отдавшего большой кусок жизни «Клубу». Да, многих уже нет… Совсем недавно покинул нас милый, интеллигентный Леня Наумов.

Пришли другие люди, хорошие и разные, сменились поколения — они сами напишут о последующих событиях.

Иногда меня охватывает «тоска по ностальгии» (фраза гражданина США Вагрича Бахчаняна). Да, «иных уж нет, а тех долечат» (фраза гражданина Советского Союза Бориса Брайнина).

Всех-то я помню авторство, вот только кто придумал картину «Буденный на коне у постели больного Горького» — забыл… Хоть убей…