И вообще, что это за надпись: «6 человек, 500 килограммов»?! Я всегда невольно и мучительно начинаю прикидывать… Сколько, интересно, потянет этот верзила с чемоданом?.. А эта дама внушительной комплекции?.. Про таких в Одессе говорят. «Мне в ней нравятся три вещи — подбородок!» А этот мальчик?.. Мальчик-то он мальчик, но до чего упитанный! Да и сам я хорош: зарядку забросил, к бегу что-то остыл, к сауне как-то охладел, вот и набираю вес — а ведь тут только до пятисот килограммов…
Тьфу, ну что за дурацкие мысли являются в этом идиотском лифте!
Но хуже всего ехать в кабине вдвоем. Нет уж, пусть даже скорбно-молчаливая, как на панихиде, толпа, пусть даже душительно-интимный стриптиз незнакомых болтушек, пусть даже свирепые собаки, подозревающие во мне шпиона, но только не вдвоем!
Когда я еду в лифте вдвоем с незнакомым человеком, я абсолютно теряюсь. Я не знаю, как стать, как повернуться. Лицом — вызывающе. Спиной — бестактно. Я не знаю, куда смотреть. В глаза — нахально. В потолок — глупо. Я чувствую себя совершенно обязанным о чем-нибудь заговорить. Но о чем? Узнать, который час? Поделиться прогнозом погоды? От всей этой неловкости я не нахожу ничего лучшего, как только молча совершать массу нелепых движений: поправлять одежду, приглаживать волосы, почесывать нос…
Так было и в тот день, когда я вошел в лифт, а там — всего одна девушка. Девушка как девушка. Я вошел, и мы поехали.
Начал я с того, что одернул пиджак. Она поправила прическу. Я подтянул галстук. Она открыла и закрыла сумочку. Я сунул руки в брюки. Она похлопала ресницами.
А лифт себе ехал и ехал. Никто его не останавливал. Никто в нем не появлялся. Мы ехали вдвоем. И обстановка с каждой секундой накалялась.
Я вытер платком лоб. Она внимательно осмотрела маникюр. Я проверил запонку. Она ослабила ногу в колене. Я прислонился к стенке. Она подкрутила часики.
Возможно, все бы и обошлось, если бы этот лифт находился в старом доме, этажей девять или даже двенадцать. Но дом был новейший, экспериментальный, двадцатичетырехэтажный.
На семнадцатом этаже я почесал бровь. Она повертела перстенек на пальце.
На восемнадцатом я отбил ботинком пару тактов неизвестной мелодии. Она застегнула верхнюю пуговку платья.
На девятнадцатом я сильно дернул себя за ухо. Она полуобморочно закатила глаза.
А на двадцатом этаже я почувствовал, что силы мои на исходе, и понял, что это конец. Я открыл рот. Я набрал воздух. И предложил ей стать моей женой. От отчаяния. А она немедленно согласилась. От испуга.
С тех пор мы с ней и живем. Вроде бы дружно и, кажется, счастливо.
Но не люблю я все-таки лифты. Нет. не люблю.
Самая большая для меня радость — если я подхожу к лифту и читаю сообщение, что он в настоящий момент ремонтируется. Тогда я вздыхаю облегченно и весело.
И мое хорошее настроение не может испортить даже то, что какой-то остряк к благословенной табличке «Лифт на ремонте» приписал очень старую шутку: «Ближайший лифт — в доме напротив».
Артур Кангин
Собачка Павлова
Павлов достает из кармана кусочек колбасы и дает Жучке:
— Ешь, милая, жуй!
Собачка аккуратно, интеллигентно ест.
Павлов достает из кармана электрический фонарик и светит им в морду Жучки.
Собачка, не переставая жевать, недоуменно смотрит на фонарик.
— Так, довольно!
Павлов выключает фонарик и забирает у собаки колбасу.
Павлов включает фонарик и светит им в морду Жучки:
— Пошла слюна!
Жучка недоуменно смотрит на Павлова.
— Слюна!
Собачка закрывает глаза и пытается задремать.
Павлов достает из кармана колбасу и протягивает Жучке.
Жучка интеллигентно ест.
Павлов выключает фонарик и отбирает колбасу.
Павлов включает фонарик:
— Пошла слюна! Слюна!!!
Собака из уважения к маэстро пускает тоненькую струйку слюны. Все это неприятно и глупо, но ради великого физиолога Ивана Павлова собачка готова выдержать все что угодно.
Павлов кидается к столу и что-то быстро, с легкой улыбкой, записывает в коленкоровую тетрадь.
Собачка подходит к фонарику и из уважения к ученому проглатывает его.
Входит лаборантка и приносит колечко копченой «краковской».
Павлов пускает обильную слюну.
Собачка с уважением глядит на ученого. Научный труд завершен.
Виктор Коклюшкин
Ограбление
Классно придумали: заходим с Петькой в банк, я кричу: «Ложись!» — и стреляю из игрушечного пистолета в Петьку, он падает, а кассир в страхе отдает мне деньги. А когда приезжает милиция, Петька сообщает мои приметы: спереди — маленький, сзади — длинный, в профиль — с усами, в фас — с бородой и… женщина!
Ну, выпили для бодрости, заходим в банк, я вынимаю пистолет, кричу: «Ложись!» Петька лег. Я говорю шепотом: «Дурак, я же еще не выстрелил!» Он говорит: «Извини, Вить, перепутал». Я говорю громко: «Какой я тебе Витя, мы же не знакомы».
Ну а в банке кассир, вместо того чтоб испугаться, голову в окошко высунул — интересно ему, козлу!
Другие служащие тоже ждут, что дальше будет. А дальше я опять кричу: «Ложись!» И стреляю в Петьку, а он не падает! Стоит, гад, как столб! Я говорю: «Ты что ж не падаешь?! Что, — говорю, — ты надо мной издеваешься?!»
Ну кассир тоже говорит: «Что он у вас то падает, то стоит, он что — припадочный, что ли?!»
Петька говорит кассиру: «Сам ты припадочный! Ты вообще спрятаться должен, а не высовывать свою глупую морду! Давай, — говорит, — Вить, еще раз, извини, не знаю, как тебя зовут, потому что мы не знакомы!»
Ну, я выхватываю опять свой игрушечный пистолет, кричу: «Ложись!» — и стреляю. А Петька, курва, стоит и говорит мне капризно: «Как же я могу упасть, если ты стреляешь в потолок?!»
Кассир говорит: «От потолка штукатурка могла отскочить и по башке тебе-е-е… ударить!»
«Как она могла отскочить, — кричит Петька, — если пистолет игрушечный?!»
Женщина какая-то говорит: «А ты все равно ложись, раз договорились! Что, — говорит, — за мужчины пошли — уговаривать их надо!»
Охранник тут вмешался, говорит: «Пуля в принципе могла отрикошетить и попасть тебе хоть в башку, хоть… в пятку!»
Заведующий говорит: «Господа, падайте, пожалуйста, быстрее, нас клиенты ждут!»
А клиенты ни хрена не ждут — они с советами лезут! Один, в очках, кричит: «Я видел, как пуля летела! Вон она, в потолке!» Женщина говорит: «Сам ты пуля — это муха!» Заведующий кричит: «Мух у нас нету, мухи у нас дохнут!» Кассир говорит: «Давайте разберемся по порядку! Вот этот придурок кричал: «Ложись!», а этот чокнутый не ложился!»
Тут какая-то дама брезгливо говорит- «Грязно здесь, чтобы ложиться!»
Ну, блин, лучше бы она этого не говорила! Потому что уборщица выперлась вперед и заголосила: «Я тута с утра мою, а эти ходют пачкают! А надо б закрыть двери, тогда и полы чистые будут!»
Заведующий кричит: «Как закрыть, а работа?!» Кто-то кричит: «Какая у вас работа — деньги собирать, а потом говорить: мы обанкротились?!»
Тут охранник вообще рехнулся, кричит: «Я раньше жуликов ловил, а теперь вынужден их охранять! Молчать! — кричит. — Стрелять буду!»
Ну, я Петьке говорю: «Мотаем отсюда быстрее, пока не покалечили!»
В общем, ушли мы оттуда. А так классно было все придумано: я стреляю, Петька падает.
Владимир Котенко
Медные лбы
Русь, как обычно, вела войну, а на пушки, как обычно, не хватало меди. Царь-батюшка с горя глушил медовуху, казалась она ему елико горькой.