Я думаю, нет нужды сообщать вам, что после этого меня приняли в ряды Всероссийского театрального общества.

Много, очень много я сделал для Высоцкого. Мои труды увенчались успехом. В июле 1980-го Володи не стало. Вся Москва была на его похоронах, оголив олимпийские трибуны. Он стал любимцем других стран мира. Его пластинки расходятся миллионными тиражами, книги его стихов невозможно достать.

И это я, давя его на каждом шагу, помог ему достичь такого положения.

Причем он не первый. Это я в свое время написал донос на Достоевского, и мы получили «Преступление и наказание», это я выгнал из страны Бердяева, это я в тридцатых попридушил Булгакова, а в сороковых, — Платонова, это я в сорок шестом назвал Зощенко пошляком, а Ахматову — блудницей, это я разогнал «Новый мир» шестидесятых.

Я сделал все, чтобы самым талантливым было как можно хуже, чтобы они выстояли и стали еще талантливее. И не страшно, что многие из них ушли раньше положенного срока.

Они сделали достаточно.

А я вынужден жить. Потому что наша земля никогда не оскудевала талантами. И всем я должен помочь. И для этого я должен жить. Ура!

Гаврилову пришла пора жениться.

Гаврилов жениться не хотел. Ему и холостому было хорошо. И хотя умом понимал: надо! — сердце говорило: «Брось, сгинь, нудьга!»

Он довольно успешно разрушал доводы уговаривающих и даже сам переходил в атаку. Не без успеха. Двух женатиков, которые особенно усердствовали, он убедил сбежать от семьи на Колыму.

Но однажды его сразили наповал. «И кто тебе на старости лет стакан воды принесет? Заболеешь — налиться некому подать».

Ночью Гаврилову приснилось, что он лежит в грязной, неубранной квартире, один, старый, немощный, по седой, давно не бритой щетине текут слезы, и впалая, больная грудь исходит, захлебывается криком-шепотом: «Воды… воды…»

Утром он срочно произвел инвентаризацию потенциальных невест. Более других ему нравились Валечка, Лялечка и Танечка.

Валечка, несомненно, кандидат номер один. Тоненькая, воздушная. Глаза голубые, как море возле скал Алупки, где они отдыхали вдвоем. Сплошное очарование. При виде ее Гаврилову хотелось раздавать прохожим карманные деньги и целовать комнатных собачек, которых ненавидел. Но с точки зрения стакана воды… Она же актриса. Такие даже на пенсии бегают вечерами в театр. А если как раз в это время его посетят жажда и немощь одновременно?

Вот Лялечка попроще. Веселая, бойкая. Попроси не только стакан — графин, тазик, корыто принесет. И не простой воды — газированной. Но… красивая. От поклонников отбоя нет. И моложе. На нее всегда будет спрос. И когда-нибудь от него, пожилого, с больной правой почкой, ее вполне сможет увести мужчина с крепкой печенью.

Танечка сегодня-то хороша — а завтра? Она постарше и болезненнее. Того гляди ему самому придется дежурить рядом. Конечно, она любит его, и характер чудесный, но не это главное.

После недельного зондирования разных вариантов Гаврилов остановился на своей бывшей соученице Зосе. Все сходилось к тому, что Зося в решительный момент будет со стаканом воды на месте. И не слишком привлекательна, и здоровье на редкость, и отчаянная домоседка. Ее уж никто не уведет: просто из квартиры не вызовет.

Итак, Зося. Сомнений нет! Верняк! Гаврилов сделал предложение, добился согласия и сочетался законным браком.

Цепи Гименея оказались тяжелыми и со многими заусенцами. Его холостяцкая квартира преобразилась. Пустые светлые комнаты наполнились приданым суженой: диванчиками, сервантами, шкафами, скульптурка-ми (белыми слониками, серыми носорогами и желтыми цыплятами). Старые, пыльные ковры забрались на стены. Кухню заполонили кастрюли, кастрюльки, дуршлаги, противни, ухваты, чайники, чайнички, сковородки. Горы немытой посуды забаррикадировали умывальник. Несвежее белье навечно улеглось мокнуть в ванну. Появился стойкий запах скисшего борща, подгоревшей каши и выкипевшего супа.

Вместе с Зосей к Гаврилову перебрались подслеповатая сестра ее бабушки, две сонные болонки, Тяпа и Ляпа, ленивый кот Марципан. Гаврилов вздрагивал от омерзения, когда болонки лизали его руки или, не дай бог, нос, когда зазевается.

Он титанически нес свой крест. Конечная цель — стакан воды в трудную минуту — оправдывала каждодневный кошмар. Он ласково улыбался бабушке, мотал ей клубки шерсти, убирал, обтирал, стирал и кормил ее, а также Тяпу, Ляпу, Марципана, мылся сам не в ванной, а на лестнице, поливая себя из кружки, питался килькой в томатном соусе. Он научился в хаосе вещей находить свободное местечко и чистый участок стола. Не мог он только преодолеть свой ужас перед увеличивающимися объемами супруги. С каждым днем она раздавалась, как воздушный шар братьев Монгольфье. И раздражала ее страсть к очеркам о современной семье. Зося периодически орошала газетные страницы горькими слезами, и тогда Гаврилову казалось, что у них в спальне ухает паровая баба.

Так, съежившись, жил Гаврилов. И дожил до немощи и болезни. Бедный Гаврилов лежал в постели, обложенный подушками, и таял на глазах. Он угасал, но, к своему удивлению, не ощущал страха. Наоборот. «Отмучился, — спокойно думал он. — Все. Хана!» Никогда он не услышит визга потомков Тяпы-Ляпы, не увидит громадную, в пять рекламных тумб спину жены, не отравит организм кухонными запахами, и паровой молот больше не заколотит по мозгам стотонным грузом.

Умиротворенная улыбка коснулась его губ. Ему хотелось запеть, но в тот же миг грудь затряслась, и против собственной воли тихий шепот вырвался наружу:

— Воды… воды… — И счастливая мысль. Он понимал: последняя мысль. Слабеющая мысль: «Все! Все… Вс…»

Угаснуть ему не удалось. Когда-то он рассчитал верно — Зося уловила шепот и протянула заготовленный стакан воды.

Михаил Мишин

Появился Сидоров…

Второклассники с грохотом прыгали по партам, кидались тряпкой, лупили друг друга по головам книжками. Было очень весело.

В класс вошел Сидоров. Возня стала стихать.

— Быстрее рассаживайтесь, товарищи. — сказал Сидоров. — У нас сегодня будет собрание.

Второклассники сели за парты.

— Товарищи. — обратился к ним Сидоров. — Для нормальной работы собрания нам необходимо избрать президиум. Какие будут предложения?

Девочка на второй парте у окна подняла руку.

— Пожалуйста, — сказал Сидоров.

— А Вова Юриков щекочется, — сказала девочка и села.

— Юриков, — сказал Сидоров.

— А она первая начала! — сказал сосед девочки.

— Больше серьезности, товарищи, — призвал Сидоров.

— А что такое «президиум»? — спросил кто-то сзади.

— Стыдно, — строго сказал Сидоров. — Вы, кажется, уже не в первом классе. Что, нет предложений? Тогда я предлагаю избрать президиум в составе двух человек. Кто за это предложение, поднимите руку.

Все подняли руки.

— Опустите, — предложил Сидоров. — Кто против?

Мальчик на третьей парте поднял руку.

— Ты против? — спросил Сидоров.

— Можно выйти? — спросил мальчик.

— Как собрание решит, — сказал Сидоров. — Как, товарищи, отпустим?

— Отпустим, — пискнул кто-то.

Мальчик вышел.

— Так, — сказал Сидоров. — Какие будут предложения по составу президиума?

Девочка, которая раньше жаловалась на Вову Юрико-ва, подняла руку.

— Слово для внесения предложения предоставляется товарищу Плющ Ларисе.

— В президиум нашего собрания я предлагаю выбрать…

— Избрать, — поправил Сидоров.

— Я предлагаю избрать, — сказала Плющ Лариса, запнулась и покраснела. — Ой, я забыла, кого надо…

— Хорошо, что ты голову дома не забыла, — сказал Сидоров. — Товарищи, Лариса хотела нам предложить избрать в президиум Сидорова и Бляшкина. Правильно, Лариса?