— Нет, — сказал он. — Если бы вы спали, я бы вас только что разбудил.

— А вы знаете, что сейчас над нами в воздухе?.. Настольная лампа! Минуту назад она сорвалась с моего стола.

— А крылья у нее есть? — спросил он.

— Нету.

— А пропеллер?

— Нету.

— А двигатель? — он прислушался. — Я отчетливо слышу, как он работает.

— Это стучит мое сердце, — сказал я.

— А… реактивная струя у нее есть?

— Никакой струи нет!

— Может быть, ее увлекает шар, наполненный газом?

— Никакого газа там нет.

— Как же она может летать? — спросил он. — Я ничего не понимаю.

— Я тоже, — сказал я.

Он закусил нижнюю губу.

— А крылья у нее есть?

— Нет!

— Тогда она летать не может.

— Как это не может, если она летает, — сказал я.

— Она не должна летать, — сказал он твердо, — потому что она летать не может.

— Вы что, не верите своим глазам?

— Верю. Но теория… Вы читали труды професс..

— Это не объяснение! — перебил я его. — Вы знаете, что под лежачий камень вода не течет?

— Есть такая аксиома, — сказал он.

— А теперь смотрите сюда, — и я показал ему камень, под которым журчал ручей. Я даже отодвинул этот камень, для того чтобы он смог потрогать его мокрую сторону. Он понюхал кончики пальцев и сказал:

— Да, это вода… Но это неправильный ручей.

— Как «неправильный»?

— Правильный никогда не потечет под камень. Ты хоть его убей — не потечет, — объяснил ученый.

— Но он же течет!

— Может быть, он и течет, хотя на самом деле он не течет.

Задрав головы, мы долго смотрели на уменьшающуюся в голубом небе черную точку.

— Черт его знает, — сказал он, — может быть, она и летает…

Я ничего ему не ответил.

В двенадцать часов я доложил ученому совету о случившемся.

— И вы утверждаете, что лампа вылетела через это окно?

— Да, — сказал я.

Ученый совет с любопытством рассматривал меня.

Потом меня спросили:

— Сколько будет дважды два?

— Четыре. — сказал я.

— Не волнуйтесь, — сказал председатель ученого совета. — Вы ученый, и мы ученые. Если бы это еще кто-нибудь видел…

— Видел! — сказал я и притащил того типа.

— И вы утверждаете, что видели, как она летит?

— Я ничего не утверждаю, — сказал он. — Я видел, как он видел, что лампа летела.

Я снова экспериментирую. Когда мне становится особенно грустно, я прихожу к моему неправильному ручью, который течет под лежачий камень… Вернее, тек раньше. Сейчас его кто-то отвел от камня. Наверное, для подтверждения истины.

Евгений Попов

Бессовестные люди

Раз случайно вызвал я по телефону такси. Дай, думаю, съезжу-ка я к своей тетеньке. Поговорим с ней о том, а также о сем. Чаю попьем с вареньем. Правда, живет тетенька у черта на куличках, но если существует такси, то и довезет, думаю. Прямо от двери до двери, как говорится.

Вызвал такси, а сам немножко задремал. И проснулся точно вовремя, чтобы, выйдя на улицу, услышать от таксиста следующие слова:

— Ты где это шляешься, клиент? Я тебя уже жду.

— Помилуйте, но я вовремя. Я по часам. Аф-ф. — возразил я, зевая.

— Вот то-то и оно, что вовремя. Я не возражаю, что вовремя. А стоит мне чуть опоздать, так вы сразу и лаетесь, как псы. А приедешь вовремя, так вы тоже недовольные.

— Что вы, что вы, дорогой! Я очень довольный. Да и вам грех сердиться. Счетчик стучит и стучит. Вон уже восемьдесят копеек настучал. И я их оплачу.

— А вы как думали? Восемьдесят? Конечно, восемьдесят. А что счетчик стучит, так он не на мой карман стучит. Да я бы за эти пять минут да как бы уж насадил бы целых четыре человека — и с ветерком, с ветерком. Эх, я бы!.. — загоревал таксист. И тут же сделал попытку взять в машину какую-то не известно чью красавицу, стоявшую на обочине. Но та отказалась. Тогда таксист скрипнул зубом но от реплик воздержался. И погнал, погнал с дикой скоростью по асфальту, по нашему городу прямо к черту на кулички.

А на этих самых куличках, где раньше лишь бродили домашние козы, выл ветер и лежали на чахлой траве какие-то камни, — там вырос громадный микрорайон из девятиэтажных домов.

— А теперь, друг, нам пора сворачивать вон к тем домам, окна которых все сплошь сияют огнями, — говорю я таксисту.

И тут в такси стало очень тихо.

— Как… как? — пролепетал таксист. — Зачем вы говорите, чтобы я ехал в сторону от асфальта, в сторону по дороге, туда, где могут быть ямы, кирпичи, стекла и неприятности? Давайте лучше я вас высажу здесь, а дальше вы пойдете пешком и своим ходом.

— Товарищ! — сказал я, чувствуя, как закипает жидкость в моих жилах. — Товарищ! А я все-таки попрошу вас везти так, как я это заказывал по телефону, то есть налево. Я бы с удовольствием пошел пешком, но я не могу.

— Почему это вы не можете? Все могут, а вы не можете. Почему это?

— Да потому, что я… я хромый. Я упал со скал. Знаете песню «А когда он упал со скал»? Так это я и упал. Я упал. У меня теперь одна нога короче другой. Понял?

И я замолчал, а таксист опять скрипнул зубом. Ишь, скрипун!

И доехали, представьте себе, очень хорошо. Таксист, правда, все поскрипывал, но это так, ничего.

Я расплатился. И вышел, хромая.

Да. Со стыдом, но признаюсь вам, что я захромал. Я притягивал к себе ногу, переваливался с боку на другой и полз-подползал к углу тетенькиного дома.

А за углом припустил. Я оказался бы мигом у тетеньки, если бы не… если бы не… Если бы не обнаружил в темном проеме подъезда все того же таксиста, который неизвестно как сумел меня перегнать.

— Ну и что? — сказал он. — Хромый! Упал со скал? Не можешь?

Я оробел и отвечаю:

— Не хромый, но не могу. Не хочу. А везти меня к дому вы были обязанные, так как это обговаривалось по телефону.

А тем временем уж и ночь наступила. То светили ясные звездочки, а тут вдруг стало темно. Темно-темно. И таксист, темнея лицом, сказал мне, находясь в темном подъезде:

— Бессовестные люди, — сказал таксист. — Совершенно обнаглевшие, бессовестные люди. Волки. А я-то пожалел. Дай, думаю, прокачу беднягу. Я, конечно, пожалел, но решил проверить. И вот. Вот. Как я ошибся! Как я ошибся! Бессовестные… Трахнуть бы тебя монтировкой. Трахнуть бы, да нельзя. Нельзя. Трахнуть, а? — прошептал он, наклоняясь ко мне.

— Как вы так сразу… монтировкой. Нет такого закона. Пустите. Я больше не буду, — ныл я, зажмурившись. — Пустите.

А когда открыл глаза, таксиста уже не было. Не было и машины. Никого и ничего не было. Был новый микрорайон, тетенькин дом, а больше никого не было. И ничего.

Поэтому вполне возможно, что вся вышеописанная история мне пригрезилась спросонья. Ну, вообще-то. положим, не вся…

Марк Розовский

Стройка

Строили дом, строили…

Выстроить никак не могли.

Во-первых, кирпич. Если он есть — его воруют.

Во-вторых, стекло. Если его нет — значит, его разбили. А если оно есть — значит, еще разобьют.

В-третьих, шпиль. Только его поставили — следующей ночью кто-то в черной маске пришел на крышу и тихо спилил его обыкновенной крестьянской пилой. Ну хотя бы спилил и рядом оставил, злодей, а то унес с собой, ворюга проклятый.

После этого пошло. Совсем обнаглели. Кто-то фундамент утащил, кто-то — лестницу, кто-то — солнечную стену… О кафеле и говорить не надо: он до стройки ни разу и не дошел, его здесь рабочие и в глаза не видели никогда. Не знают даже, что это — кафель — такое. Когда слышат «кафель», некоторые думают, что это пиво новое, а другие, более культурные и начитанные, — будто это новая планета какая-то неподалеку от Луны, только немного сзади, и потому она, эта самая Кафель, нам долго не была видна.