— Тише, товарищи, я сам его спрошу… Значит, говоришь, «под ключ»? А почему народ не заселяет объекты?

— Я не договорил. Сдали, говорю, под ключ. Ключ у меня в кармане. Второй у сторожа. А то ведь растащат все к чертям, глаз да глаз, как враги, ей-богу! Кого поймаю с унитазом, не обижайтесь, прямо в нем и утоплю. На тридцать квартир уже семьдесят штук завезли — тащат и тащат… Ну, двери, рамы, плитка — это хоть понятно. А эти… Честно говорю — кого поймаю…

— Сядь, Орлов, тебя заклинило. Я сам доложу… Значит, так. Все три дома мы сдали под ключ, который оказался у прораба в кармане… то есть опять липа! Да мы тебя самого, Орлов, утопим, знаешь в чем, если не бросишь врать!.. Да сядь ты, не мешай собранию!

Я предлагаю заслушать школу и ограничиться… Нет возражений? Ну, слушаем, школа, что там у тебя?

— А мы уже победили всю липу! Но это оказалась пиррова победа…

— Вы тут не в школе, выражайтесь яснее…

— Куда ж яснее? В прошлом году мы показали в бумагах тысячу двести ребят, так? А было — триста! Фонд зарплаты делили между собой. И завхоз был, и на дрова хватало… Из всех школ учителя в город бегут, а от двух городских еле отбились… А теперь написали как есть. В ро-но крик подняли: «Куда детей подевал, душегуб?!» Штаты срезали. И сняли бы, да сюда теперь никто ехать не хочет, дрова на себе возить.

— Ох ты, школа! Зачем же так резко? Надо, конечно, бороться с приписками, не спорю! Но зачем же в один день? Это тебе не временная кампания, не аврал, а работа на долгие годы. Орлов, значит, лопух, Семеныч — злодей… А у них люди, между прочим, премии получили, детям гостинцев накупили! А у тебя слезы одни. Нельзя так… Товарищи, ко всем обращаюсь: так нельзя! Объявили бой припискам — надо его вести по всем правилам. Постепенно… Эх ты, школа! Кому детей доверяем?!

На этом закончим! А ты, школа, давай останься. Глянь сюда: тройка на что у нас похожа? На восьмерку? Соображаешь, когда хочешь! Молодец! Поправь… Вот так! Скажи — ошибся, без очков не разглядел. Восемьсот у тебя учеников. Понял? Я подтвержу. И гляди у меня!.. Ну, будь! Меня в область вызывают с докладом. Может, наградят? Похоже на то.

Тридцать восемь лет Леня Козлович честно прожил в коммунальной квартире на двадцать пять человек. Леня привык и соседям, к удобствам, которых не было, и к своей комнате площадью 22 не очень-то квадратных метра, такая она была вытянутая, коридорчиком, — зато как просторно под высоким лепным потолком!

Жильцы на все шли ради отдельной квартиры: фиктивно женились, разводились, съезжались, менялись, азартно рожали детей, прописывали умерших, укрывали живых. А Леня с детства был недотепой, фиктивно жить не умел. Женился, родил себе девочку — все, что он мог.

И вот наконец дом пошел под капитальный ремонт. Людей расселяли в отдельные совершенно квартиры со всеми удобствами.

В понедельник Леня, радостный, как предпраздничный день, явился по адресу, указанному в открытке.

У комнаты номер 16 была небольшая очередь. Принимал инспектор Чудоев М. П. Его имя произносили уважительно, выговаривая каждую буковку: Максим Петрович Дождавшись очереди, Леня постучал и вошел. Максим Петрович был чудовищно хорош в черном костюме, зеленой рубашке и синем галстуке. То ли он любил рискованные сочетания, модные в этом сезоне за рубежом, то ли был начисто лишен вкуса, что мог себе позволить в силу занимаемой должности.

Небольшие карие глазки его косили так, что встретиться с Максимом Петровичем глазами практически было невозможно. То есть посетитель видел Чудоева, а вот видел ли Чудоев посетителя — поручиться было нельзя!

Леня выложил на стол справки и спросил:

— Скажите, пожалуйста, на что мы можем рассчитывать?

Максим Петрович разложил пасьянс из мятых справок и сказал:

— Согласно закону получите двухкомнатную квартиру в районе новостроек!

Леня и сам знал, что положено согласно закону, но, как известно, закон у нас один на всех, а нас очень много, поэтому закона на всех не хватает. И тот, кто бойчей, своего не упустит, чье бы оно ни было!

Но шанс — шанс есть у каждого.

И, подмигнув двумя глазами, Леня, как ему показалось, интимно шепнул:

— Знаю, что нельзя, но смерть как охота… трехкомнатную!

Максим Петрович развел глаза в стороны и сказал:

— Я бы с радостью, но вы же знаете сами! Если бы вы были матерью-героиней, академиком или хотя бы идиотом со справкой, то, естественно, имели бы право на дополнительную жилплощадь, а если вы нормальный человек — увы.

И тут Леня выплеснул из себя фразу, бессмысленную до гениальности:

— Максим Петрович! Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного!

Максим Петрович перестал на миг косить и, показав Лене глаза, которые оказались не карими, а зелеными, прошелестел одними губами:

— Зайдите в четверг после трех! И не забудьте размеры границ!

Дома, сидя за столом и тряся над борщом перечницу, Леня сказал жене:

— Люсь, падай в обморок! Я. кажется, выбил трехкомнатную!

Люся, как по команде «Воздух!», рухнула на пол и, припав к ногам мужа, заголосила:

— Ленчик! Миленький! Положена двухкомнатная — будем жить! Раз ты что-то задумал — и однокомнатной нам не дадут! У тебя легкая рука, вспомни! Из ничего — бац, и беда.

— Цыц! — Леня треснул по столу вилкой. — Цыц, любимая! Сначала послушай, в потом убивайся! Тут все чисто! Ну, придется немного дать! Но иначе никогда нам не видать трехкомнатной!

— А ты что ему пообещал? — спросила жена.

Леня поворошил вилкой тушеную капусту:

— Я ему тонко намекнул.

Люся села:

— Господи! Тогда в трамвае тонко намекнул — и чуть не убили! На что ты мог намекнуть ему, несчастный?!

Леня наморщил лоб, вспоминая неповторимую фразу:

— Я сказал: «Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного!» Неплохо сказано, да?

Люся застонала:

— Переведи с идиотского на русский! Сколько это в рублях?

Леня сказал:

— А я откуда знаю?! Сколько у меня на книжке?

— Осталось сто семь рублей тридцать копеек!

— Значит, столько и получит!

Люся заплакала:

— Ленчик! Тебя посадят! Ты не умеешь давать! Тебя возьмут еще в лифте, в автобусе! А за дачу взятки — от трех до восьми лет! Значит, тебе дадут десять! Ленчик, на кого ж ты нас бросаешь?! Ты никогда в жизни не мог ни дать, ни взять! Вспомни дубленку, которую ты мне достал за двести пятьдесят рублей! Этот кошмарный, покусанный молью или собаками тулуп, который еле продали через год за сорок рублей вместе с диваном! А сметана, которую Коля вынес нам с молокозавода?! Ты ее тут же разлил в проходной под ноги народному контролю! Тебя чуть не посадили, списав на тебя все, что с молокозавода вынесли! Теперь непременно посадят!

Люся снова упала на колени. Леня опустился рядом:

— Ну, а что делать? Посоветуй, если ты такая умная. Они сидели на полу обнявшись и молчали.

— А что если… — Люся медленно поднялась с пола. — Все в конвертах дают? Так вот. вместо денег сунь туда сложенную газету и отдай конверт только после того, как получишь ордер! И беги! У тебя второй разряд по лыжам? Вот и беги! Не станет же он орать, что взятку ему недодали! А когда ничем не рискуешь, можно и рискнуть!

Леня чмокнул жену в щеку.

— Молодец, Людка! Соображаешь, когда не ревешь! Номер экстракласса! За трехкомнатную — «Советский спорт*!

За ночь Люся на всякий случай приготовила три конверта с газетой, сложенной под взятку.

На следующий день Леня ровно после трех стучал в кабинет.

— Проходите! Садитесь! — сказал Максим Петрович, доброжелательно кося глазами.

Легко сказать — «садитесь»! Наверно, летчику легче было ночью посадить самолет с отказавшим мотором, чем бедному Лене попасть задом на сиденье стула. Наконец посадка была завершена.

Максим Петрович достал из папки бумагу, потряс ею в воздухе:

— Поздравляю! Вопрос решен положительно! Три комнаты! Осталось подписать у Новожилова — и все!