И едва сойдя с трапа самолета, он. в чем был, отправился на поиски женщины, еще ничего не знающей о его безумной любви к ней. А был он в светлом летнем костюме с платиновой искрой, в алой сатиновой косоворотке с перламутровой пуговкой, в новеньких скрипучих сандалиях, плетенных дерюжкой, в велосипедистской шапочке с черным целлулоидным козырьком и словом «ТАРТУ», написанным на эстонском языке. Темные гангстерские очки задорно сидели на курносом, слегка облупившемся носу и, пряча до поры до времени темпераментные взгляды озорных глаз Опрокиднева, подчеркивали пунцовый румянец его щек.

Женщину он увидел сразу.

В центре площади стоял открытый экскурсионный автобус. В нем плотными рядами сидели отдыхающие.

Рядом с водителем стояла юная женщина в кожаных шортах и брезентовой штормовке. Ее колени золотились как апельсины. Возле губ она держала милицейский мегаскоп.

— Экскурсия в горы! — кричала она. — Мы проедем там, где не ступала нога человека. Ущелье духов! Вид с Вершины грез на Долину слез! Древние кавказские легенды, объясняющие происхождение гор, морей и океанов! Семь легенд о вечной любви! Торопитесь! Осталось два свободных места! Одно! Ни одного! Поехали!

И тут только Опрокиднев опомнился. Одним прыжком догнал он автобус, перемахнул через низкий бортик и в бессознательной заботе о равновесии крепко ухватил укутанный в штормовку стан экскурсовода.

— Мест нет, гражданин! — закричала женщина-экскурсовод и обдала его дымным взглядом. — Ждите следующую машину.

— Только с вами! — бормотал Опрокиднев, доверчиво прижимаясь к упругому брезенту.

— Ладно, пусть едет, — пожалел кто-то из пассажиров. Женщина-экскурсовод одернула штормовку, отчего Опрокиднев сместился в угол кузова, и сказала:

— Пусть едет. Но это дело надо перекурить.

Несколько мужчин протянули ей сигареты. Особенно старательно это сделали Опрокиднев и смуглый юноша, сидевший во втором ряду. Острая конкуренция была налицо.

Женщина внимательно оглядела желающих дать ей закурить и выбрала опрокидневскую «Экстру». Смуглый юноша издал гортанный выкрик, напоминающий клекот орла, и вышвырнул свой «Филип Моррис» на дорогу.

Автобус покинул городские кварталы и вошел в первый поворот серпантина.

— Кого тошнит, остановка на семнадцатом километре, — объявила женщина. — Просьба потерпеть. Посмотрите направо — направо виднеется Черное море. Один из крупнейших внутренних бассейнов нашей страны. Обратите внимание на эти волны. С них Айвазовский писал свой «Девятый вал». Если хотите, расскажу анекдот про Айвазовского.

— Просим, просим! — закричал Опрокиднев.

— Женщины могут не слушать, — предупредила она.

— Почему это? — обиделась старушка в последнем ряду. — Что мы, шуток не понимаем?

Женщина-экскурсовод рассказала анекдот про Айвазовского, потом — про Лермонтова и княжну Тамару, потом — про сухумский обезьяний питомник. В автобусе наладилась атмосфера полного взаимопонимания. Особенно сплачивали коллектив виражи серпантина: экскурсанты мотались в кузове, как грибы в лукошке. Женщина-экскурсовод грохалась на колени к Опрокидневу. Смуглый юноша перед каждым входом в вираж печально спрашивал: «Это еще не семнадцатый километр?» Его участь была решена.

— Марина! — жарко шептал Опрокиднев.

— Не здесь и не так, — строго отвечала она. — И с чего ты взял, что Марина?

Так они ехали-ехали, и вдруг дорога уперлась в скалу, и они приехали.

Место было замечательное. Справа была самая большая гора, слева — гора поменьше. Между ними чернело ущелье. В него с диким ревом улетал седой, как профессор, водопад. Он разбивался о прозрачное озерцо, где сновали форели.

— Это место, — закричала Марина в милицейский мегафон, — по плотности легенд на квадратный километр не имеет себе равных на всем Кавказском хребте. Легенда первая — о происхождении самой большой горы. Однажды княжна Тамара уехала далеко на север, и Демон затосковал. «Я хочу посмотреть, как она там проводит время», — сказал он. Тридцать лет и три года ставил он камень на камень, пока не сложил гору. Потом он взобрался на вершину и посмотрел на север. Каково же было его удивление, когда он увидел, что Тамара давно уже замужем.

В это время из-за скалы появился смуглый юноша.

— Скажите, уважаемая, — спросил он. — а какая легенда связана с этим водопадом?

Опрокиднев посмотрел на Марину, и сердце остановилось у него в груди: любимая растерялась. Очевидно, с водопадом ничего легендарного еще не было.

— Да-да, — потребовали остальные. — Расскажите про водопад.

И тогда Опрокиднев подошел к самому краю пропасти и негромко сказал:

— Рассказывай, Марина.

И прыгнул вниз.

— С этим водопадом, — начала Марина, — связана трогательная легенда. Один командированный полюбил девушку. Вот здесь. «Если ты не ответишь мне взаимностью, — сказал он, — я спрыгну со скалы». — «Прыгай, — ответила она, — но поскорей, а то я опоздаю на автобус». И он прыгнул. С тех пор его дух вечно реет над этими суровыми водами, протягивает руки из бездны и спрашивает прохожих, не опоздала ли его девушка на автобус.

— Ого-го!!! — простонал Опрокиднев со дна ущелья, плавая среди форелей. Ледяные струи ласково шипели на его горячих ногах.

Некоторые из экскурсантов заплакали.

— А по-моему, это не дух, — сказал смуглый юноша. — По-моему, это тот тип, который опоздал, а потом еще не дал нам остановиться на семнадцатом километре.

Опрокиднев выпрыгнул из воды по пояс, простер руки к скале и, стуча зубами от холода, крикнул:

— Не порти легенду, провинциал!

— Жаль, старичок, что ты прихворнул, — сказала Марина, навестив Опрокиднева в больнице, где он лечил простуду. — Легенду с водопадом у нас в экскурсионном бюро утвердили с восторгом. Если не возражаешь, отработаем август вместе.

— Марина! — ахнул Опрокиднев.

— Не здесь и не так, — строго ответила она.

К вечеру он выздоровел, а утром уже мчался в автобусе. Колени женщины-экскурсовода освещали дорогу к легенде. Автобус вечным демоном кружил над скалами.

— Этот август я не забуду никогда! — крикнул водителю Опрокиднев.

С тех пор к его многочисленным титулам прибавился еще один: «Опрокиднев, участник кавказской легенды».

Николай Елин

Владимир Кашаев

Ощутить себя личностью…

Великое это дело — спорт!

Да что там — великое! Мировое! Помогает человеку, попросту говоря, личностью себя ощутить. Вот я, скажем, как боксом занялся, так и ощутил. Через год примерно. Вообще-то я и раньше, конечно, себя ею ощущал. Сижу, допустим, на службе — и ощущаю. Но только до тех пор, пока начальник наш не войдет, Александр Иваныч, и не начнет меня распекать за то. что я вроде бы ничего не делаю. Тут я сразу этой вещью ощущать себя перестаю, куда-то она из меня вылетает. Сижу краснею, будто он мне в любви объясняется, и не знаю, что сказать. То ли у меня воля слабая, то ли у него голос сильный, но только теряюсь я как-то и так, беззащитный, перед ним и сижу.

Ну, и надоело мне это.

Хватит, думаю, попил ты моей кровушки! Больше я терпеть не стану. Теперь держись у меня!

И записался я в секцию бокса. Поначалу, конечно, тяжело пришлось. Ковры, из которых пыль на веревке выколачивают, стал за родственников почитать. Близость у нас с ними духовная появилась. Ну а потом постепенно привык, освоился. Месяцев через пять мы с этими коврами уже по разные стороны веревки оказались. А через год у меня уже такая техника была, что я бы и любого человека мог на бой вызвать, если бы он только ростом был пониже и жил поближе. А про Александра Иваныча и говорить нечего. Я его теперь нисколько не боялся. Он, конечно, мужчина здоровый, и кулачищи — во! Но зато я техникой прекрасно владею, а против нее никакая сила не устоит. В общем, в один прекрасный день решил я ему бой дать.