Казаки внезапно, без всякой подготовки, начали переправу — кто верхами, кто вплавь, и, выйдя на противоположный берег, налетели на молдаван Штефана. Конники стали отступать, ломая ряды пешего войска, которые, видя, что те не собираются сражаться, обратилось в бегство. Уже в ту самую ночь после поражения в Поприканах более половины ратников разбежались по домам. Штефан Георге, видя, что нету никакой возможности остановить казаков, отступил к Котнарам, где находились солдаты Бораша и Петки Иштвана. И решил, что только с помощью своих союзников ему удастся противостоять казакам Тимуша. Он послал гонца к польскому королю и попросил прислать подмогу.

Король Казимир без промедления отправил несколько конных полков во главе с таким искушенным в сражениях воином, каким был Кондрацкий.

Тимуш пересек кодры у Кукорен и вышел на Сучавский шлях.

Кондрацкий со своим войском тут же спустился к Григорештам. Штефан Георге с солдатами Петки и воеводы Матея расположился вблизи крепости. На большом военном совете был избран принципал, под командованием которого пойдут войска.

— Предводителем нашим быть пану Кондрацкому, — сказал Штефан Георге, потому что он много воевал с казаками и нрав их знает.

Петки Иштван и валашский спафарий присоединились к этому предложению.

— Не полагалось бы мне, человеку малоизвестному, подняться выше, чем ваши милости, люди знаменитые. Но что правда, то правда: мне хорошо знакомы казацкие хитрости, их повадки ведения войны. Посему полагаю, что дать бой следует уже сегодня, пока они не выкопали вокруг крепости рвы. Ежели они эти укрепления сделают, одолеть их тогда не удастся.

— Зачем спешить? — молвил Штефан Георге. — Я говорю, что сначала следует выстроить войско...

— Твоя милость, я хорошо знаю казаков. Ежели мы промедлим...

— Ладно! — согласился Штефан Георге. — Все мы подчиняемся твоему приказанию.

— Стало быть, выстроим войско! Мы пойдем первыми, в двухстах шагах за нами войско пана Петки, а еще через двести шагов — молдавская конница, а за ней — валашская. Сколько будет длиться сражение, надобно эту дистанцию сохранять, дабы не произошла неразбериха и не давили бы один другого. Мы начнем сражение, а ваша конница пускай развернется и охватит оба фланга. Таким путем заставим казаков войти в крепость, а там уж мы их расколотим.

На зорьке все войско уже было на ногах. В узкой полоске леса, что протянулась перед крепостью, стала выстраиваться конница Кондрацкого. За ней шла конница Петки, за которой выстроилась кавалерия Штефана Георге и валашская.

Когда все было готово, Кондрацкий поднял правую руку и прокричал:

— Вперед!

Сперва конница шла шагом, но выйдя из лесочка, перешла на крупную рысь.

— А вот и господа ляхи! — промолвил Федорович. — Очень было бы удивительно, ежели Казимир не прислал бы логофету свое войско. Поднимай, Тимоша, татар. Пускай нагонят страху на панов.

Татары мирзы Ахмеда с диким воем поскакали навстречу полякам. Зазвенели сабли, полетели искры, кони кусали друг друга и отчаянно ржали. Сражение началось.

— А теперь не дадим им очухаться и пустим запорожцев, — посоветовал Тимушу полковник Федорович.

Кондрацкий, увидав, что в бой вступили и запорожцы, послал нарочного к Петке Иштвану с приказом выходить из леса. Но тот задерживался. Ряды ляхов стали заметно редеть. Кондрацкий послал еще одного гонца, но союзники, видя, какое кровавое сражение идет в поле, не решились присоединиться. Под угрозой оказались фланги Кондрацкого. Он приказал трубить отбой.

Ни казаки, ни татары не преследовали их, боясь попасть в какую-нибудь ловушку.

Пылая от негодования, Кондрацкий созвал военный совет.

— Если не будем объединены, то в дальнейшем все пропадем. Мы проиграли сражение и поставили под сомнение исход кампании. Казаки, зная, что мы здесь, сразу же выкопают рвы.

— До завтра не успеют, — сказал Штефан Георге.

— Плохо, твоя милость, знаешь сих людей, — бросил на него ледяной взгляд Кондрацкий. — Увидите завтра...

Наутро он призвал Штефана Георге и указал ему пальцем на крепость.

— Теперь веришь, воевода?

Штефан с удивлением озирал широкие рвы и высокие валы с наружной стороны, над которыми ощерился оглоблями целый лес повозок, образовавших мощную стену.

— О кавалерийской атаке, как ты сам видишь, твоя милость, и речи быть не может. Подумаем, что другое можно сделать. После полудни соберемся на большой военный совет.

Во время совета союзники даже не посмели поднять глаз. Кондрацкий, укоризненно на них глядя, сказал:

— Я много размышлял над положением дел. Думал и так и этак и вот к какому решению пришел. Силой оружия казаков нам не одолеть, но голодом и жаждой — возможно. Изменить надобно русло речки, что течет у стен крепости, лишим их воды и тогда посмотрим, сколько они выдержат. Иного выхода нет.

— Затягивается, значит, сие дело, — недовольно пробурчал Петки. — Не знаю, сможем ли долго тут оставаться.

— Все будут должным образом отблагодарены за труды свои, — поторопился сказать Штефан Георге. — В крепости находится добро Василе Лупу, которое должно перейти в руки принца Ракоци. Иль вам желательно оставить его казакам?

Петки нечего был возразить, и он согласился.

— Не знаю, сколько пройдет времени, пока голод задушит казаков, потому что больно уж они ко всему привычные. Наберемся терпения и подождем. Его величество король Казимир обещал прислать нам большую пушку и еще людей. С помощью пречистой богородицы одолеем холопов, — сказал Кондрацкий.

Так началась долгая осада крепости. После того, как было изменено течение реки, не стало у осажденных воды. Страдали от жажды и люди, и кони. Но небо было за них, и пошли вдруг ливни, что и избавило их от беды. Воду собрали в бочки, колоды, кадушки, казаны, словом, куда только можно было собрать. От жажды-то спаслись, но кончился провиант. Люди тряслись над каждой крошкой хлеба, кони грызли доски кормушек и жалобно ржали. Пришлось забивать лошадей. Мирза Ахмед, выслушав жалобы ногайцев, которые сетовали на то, что казаки стали резать их коней, явился к Тимушу и хлопнул о землю свой лисий малахай.

— Татары мои возмущаются, Тимося-бей! Говорят, казак резать у них коней. Татар без коня не мозет! Казак бьет татар и лошадь ворует...

— Лучше остаться без коней, чем без людей. Будут у нас кони и получше этих.

— Лучше татарский лошадь нету!

— Ладно тебе, мирза Ахмед, не хвали свой товар, потому что это паршивая, волохатая скотина, а не конь.

Глаза татарина налились кровью.

— На эти лошадь Чингиз-хан пришел сюда и воевал много царства! Если казак убивать татарский лошадь, мы уйдем!

— Не уйдешь! — нахмурился Тимуш. — С нами пришел, с нами и вернешься!

— Шайтан! — заскрежетал зубами мирза и взмахнул арапником. Тимуш выхватил саблю из ножен.

— Распалился, пес? Против своего атамана дерзаешь?

— Ты не моя атаман! Моя атаман хан есть! Хан!

— Взять его! За непослушание порубать шакала!

В мгновение ока несколько запорожцев выволокли Ахмеда из шатра.

— Созвать всех татар в крепость! — крикнул Тимуш. — Расскажите, за что предается смерти мирза, чтобы и им в науку было.

Собрались татары на площади и стояли по-звериному озираясь. Сузившимися глазами и со сжатыми челюстями глядели на то, как отлетела голова их мирзы, отсеченная казацкой саблей. Весь день просидели татары кучками у костров, тихонько разговаривали, бросая на казаков косые взгляды. Казаки же только ходили вокруг и потешались:

— Нагнал страху полковник Тимоша на ногайцев. Сразу присмирели, что твои ягнята.

А ночью татары, перерезав часовых, бесшумно вывели коней и исчезли в темноте.

Штефан Георге хмуро глядел на крепость. Шли месяцы, а крепость как стояла, так и стоит. С наступлением зимы стали солдаты союзников роптать. Штефан Георге был вынужден пообещать им удвоенное жалованье.

— Возьмем крепость, и все вы станете богатыми! — говорил он.