Прошло немало тревожных дней ожидания, пока в Каменицу прибыл, наконец, чашечник Штефэница с посланием от гетмана Богдана Хмельницкого.

«Пресветлый государь Земли Молдавской, достославный пан и брат мой! — прочитал дрожащий от нетерпения воевода. — Неожиданный наскок врагов на твою милость, мой пан, еще сильнее связывает нас тесной дружбой, побуждает прийти тебе на помощь. И мне не дают покоя разные враги, но я понимаю беду, в которой ты оказался, и шлю на подмогу твоей милости сына моего Тимошу с несколькими тысячами войска. Я же готовлю войско из запорожцев и из чужеземцев и выступаю против врагов моих, взяв в помощь всесильного господа-бога, дабы подсобил мне в том сражении. И ежели войска, что послал тебе, недостаточно будет, то сам с войском приду и уж это наверняка поможет. Если бы твоя светлость известил меня раньше, то с божьей помощью мы бы все предупредили. Но что поделаешь, коль поздно открылись черные эти козни. Однако ты, государь, не падай духом и верь, что до последнего часа мы готовы, как велит мне братская наша дружба, помогать твоей милости. И буде что случится, изволь известить меня. И тем предлагаю свои услуги вечно братские.

Богдан Хмельницкий, гетман Войска запорожского».

Воевода тайком утер слезу.

— Что пишет нам сват Богдан? — спросила господарыня.

— Шлет войско с Тимушем во главе. Поискать еще такого надежного человека как гетман! Хоть у него у самого свара с ляхами, он готов прийти с войском ко мне на помощь.

— Гетман — человек высокого духа и верности. Дружба познается в лихой час.

Воодушевленный письмом гетмана, воевода стал с нетерпением ждать известий от своего зятя. Наконец, прискакал нарочный и вручил грамоту от его брата, гетмана Георгия. Писал тот, что запорожцы Тимуша и две тысячи татар переправились через Днестр у Сорок.

«Ни сражения, ни сопротивления большого не было до самых Поприкан, — сообщал Георгий. — Тут нас встретили войска Штефана Георге, смешанные с ратниками Кемени и спафария Диику. Была конница хорошо расположена и удержала бы казаков, если бы не их отвага и умение сражаться, не жалея жизни. Налетели они через брод, кто верхом, кто вплавь и с такой быстротой набросились на войско логофета, что и часа не прошло, как потеснили его и разогнали. Те, кто спасся бегством, наутро разошлись по своим домам. Кемени с войском тропками перебрался через горы, оставив логофету несколько стягов конницы с Яношем Борашем. Штефан Георге засел в своей вотчине Бучулештах. Спафарий же Диику вернулся к себе в Валахию. Видимо, не желает сердить гетмана. Пишу тебе, брат, что теперь нахожусь при дворце, которому разор изрядный причинен, и даже слуги разбежались кто куда. Счастье еще, что есть пан Котнарский и несколько бояр, что верными тебе остались, они помогают мне коротать время, потому что иначе показалось бы, что нахожусь в пустыне. Ожидаем, значит, твоего скорого прибытия. Тимуш с войском стоит в городе».

Воевода сложил письмо и приказал готовить кареты и весь обоз в дорогу.

Как только Лупу со своими людьми прибыл в Яссы, Тимуш с сотниками и есаулами переселился в монастырь Галату. Вскоре возвратилась из Каменицы и господарыня со Штефаницей и своими боярынями. Господарь собрал в диване оставшихся ему верными бояр. Были приглашены Тимуш и полковники. Бояре все считали, что нужно приводить в порядок государство. Тимуш же думал иначе.

— Должно с врагами покончить. Ежели этому псу-логофету перестанут помогать Ракоци или Матей, которые побоятся гетмана, то помогут ему ляхи. Нам долго пребывать в Молдавии не с руки, потому что собираются с силами и враги наши.

— Быть может, следовало бы написать письмо султану и попросить у него войска для защиты нашей земли? — раскрыл свои мысли воевода.

— Султан, твоя милость, что и хан, — сказал Дорошенко. — Посулит золотые горы, но как только получит от логофета дары щедрее твоих, его и назначит господарем. Разве тебе не известно, какими мерками отмеряется справедливость у нехристей?

— Все тщетно будет, ежели не накажем их и не заставим бояться нас, — сказал Тимуш. — Сперва рассчитаемся с разбойниками Матея, а затем проложим себе путь к честному государю Ракоци. Собери-ка, твоя милость, войска, сколько сможешь, и в путь!

— Давай-ка еще поразмышляем, твоя честь, — молвил воевода.

— Решайся, твоя милость, и как только будешь во всем готовый, дай нам знать.

В ожидании решения Тимуш и его люди обнаружили в подвалах монастыря погреб со старым вином. Пиры в Галате не прекращались.

— Богатой землей правит тесть твой, пан Тимоша, — сказал как-то вечером Дорошенко. — Только маловато у него надежных людей. Чуть качнулся под ним трон, а они — во все стороны, будто мыши из горящего стога.

— А тесть-то мой бояр своих все задабривает, вместо того, чтобы головы им рубить. Я б их на кол сажал и вдоль дороги расставлял, чтобы другим наукой было, — жестко ответил Тимош.

— Наведи порядок, пан Тимоша! — прокричал хриплым голосом какой-то сотник.

— Избавь его милость от друзей, а от врагов он сам избавится! — сказал другой.

— Вот сейчас и начнем! — хлопнул саблей по столу Тимофей. — Отправить кого-нибудь во дворец, чтобы попросил тестя прислать ко мне писаря, того шелудивого ляха! Пускай скажет, что я в нем нуждаюсь.

Два сотника вскочили в седло и поскакали во дворец.

Воевода, услыхав просьбу зятя и ничего не подозревая худого, велел писарю ехать к Тимушу. Котнарский тут же отправился в Галату. Как только он вошел в трапезную, где пировали полковники, из-за стола поднялся Тимуш и направился к нему.

— Скажи-ка нам, пан лях, сколько ты за последнее время отправил писем хозяину твоему — королю? И сколько получил за то, что продавал нас и продаешь и теперь?

— Я не для того прибыл сюда, чтоб выслушивать такие позорные для меня речи, — гордо вскинул голову Котнарский. — Ежели могу быть полезным, милости прошу, ежели нет...

— А вот нет! Придется тебе все до конца выслушать, наглый лакой! — ударил его по плечу саблей Тимуш. — Хочу знать, по чьему наущению ты советовал воеводе не выдавать дочку за казака? Может быть, по наущению пса-Фирлея? Или Потоцкого? Или даже шелудивого Калиновского? Потому как верным слугой им был! От того и пропадешь! Взять его, хлопцы!

Несколько казаков схватили Котнарского и поволокли во двор.

— Ну вот, с одним рассчитался! — вновь уселся в кресло Тимуш. — Теперь поймать бы логофета и тех двух бояр-греков. И они поперек дороги стояли, когда речь шла о нашей свадьбе с пани Роксаной.

Монах, видевший все, что произошло в Галате, тут же побежал сообщить господарю.

— Пропал писарь твоей милости от казацкой сабли, — сказал он, поклонившись. — Такая же судьба ожидает и других бояр твоей милости. Сии слова собственными ушами из уст полковника Тимуша слышал.

— Бог мой, что же это творится! — заохал господарь и велел подать карету. В большом волнении ехал он в Галату.

Когда воевода Лупу вошел в трапезную, там сразу наступила тишина. Все поднялись из-за стола и стояли, опустив очи долу.

— Добро пожаловать, батюшка-тесть! — встретил его с распростертыми объятиями Тимуш.

— Опечален я сверх меры убийством писаря моего, что прослужил мне верой и правдой столько лет. Знал бы, на что посылаю его, никогда б не согласился!

— Благодари, твоя милость, господа, что избавили тебя от предателя! Польским лазутчиком был этот жирный пес. Если схватить и остальных, то очистили бы двор твой от пакости.

— Прошу тебя, любезный зять, не губи тех, кто ко мне благорасположен!

— Разве этот разбойник логофет не был другом твоим, а твоя милость ему посаженым отцом, насколько мне известно. А вот продал он тебя и с земли твоей согнал.

— Получит, мерзавец, заслуженное наказание. А те бояре подле меня находились и в дни моих скитаний.

— И эти продадут тебя!

— Тимуш, твоя честь, у нас столько забот, что превосходят все остальное. Будем о них думать.