В книге ее судьбы было и это начертано, как и многое другое, о чем и не предполагали счастливые нареченные, полюбившие друг друга в ту летнюю ночь и теперь не чаявшие увидеться вновь.

В украшенных дорогими коврами и узорчатыми покрывалами комнатах переговаривались поезжане. В ожидании молодых запорожцы и именитые бояре не спеша вели разговоры о том, о сем.

— Вот сидите вы под турецкой пятой, как и мы до сих пор сидели под панским сапогом, — говорил полковник Хлух. — И за людей нас не считали, проклятые ляхи. Из «быдла» мы не вылазили и хлеб и все, что было у нас, отбирали. Терпели сколько терпели, пока терпелка не лопнула! И мы тогда взялись за сабли и сделали их зады красными!

— И турок мы тоже проучили, — встрял в разговор полковник Богун. — И султану отправили грамотку. Ну-ка, Иосиф, расскажи, что мы там написали турку!

Хлух упрятал смешок под пышными усами и сказал:

— Как-то совестно перед столь честной компанией такие слова молвить.

— Короче говоря, — продолжал Богун, рубя ладонью воздух, — влепили мы ему, как следует. Не перестаю удивляться, как это его кондрашка не хватила, когда он читал такое?

Бояре озабоченно оглядывались, хоть и про себя потешались над тем, о чем рассказывали полковники.

В это время распахнулись двери и появился воевода с великим логофетом и спафарием, который нес его куку и меч. Все склонили головы, и в наступившей тишине вдруг грянули пушки, и во всем городе принялись звонить колокола. Из другой двери, подле которой стояли на страже два капитана в нарядах из фландрской ткани с лядунками на боку, вышел Тимуш в сопровождении сотников. В костюме из лазоревого бархата, расшитого на рукавах и у шеи золотой нитью, и украшенном дорогим позументом, в собольей шапке с золотой кистью, улыбающийся и веселый, Тимуш поразил весь двор. Вместо вчерашнего хмурого казака, перед ними предстал настоящий принц, гордый и рыцарственный.

— Ну, что скажете о женихе? — удивленно переглядывались бояре.

Через те же двери, оставшиеся открытыми, белые и легкие, словно стайка голубок, впорхнули подружки невесты, кольцом окружившие княжну Руксанду.

Она была удивительно прекрасна в своем невесомом платье из сиреневого газа, осыпанном золотыми листочками и перетянутом в талии алмазным пояском.

Господарыня взяла ее за руку и подвела к жениху. Молодые бросили украдкой друг на друга быстрые взгляды и спрятали расцветшие улыбки.

— Наше любимое дитя! — начала господарыня и голос ее задрожал. — С твоего ли согласия вершится сия свадьба?

Воевода и бояре замерли. А ежели княжна вдруг скажет «нет» и свадьба расстроится? Даже сам Тимуш стоял бледный и сердце его словно куда-то провалилось. Кто знает, что может прийти в голову этой красавице-княжне?

Запорожские полковники нервно крутили свои усы. Свадьба Тимуша с молдавской княжной превращалась в дело чести.

— С полного моего согласия! — раздался ясный и звонкий голос княжны.

Все облегченно вздохнули.

Тимуш подскочил к княжне и взял ее за руку.

— Меня не надо спрашивать! — сказал он, широко улыбаясь.

Полковники и бояре принялись хохотать.

— Вы поглядите только, честные бояре, как развязала княжна язык у сотника Тимуша! Не узнать его!

Митрополит Варлаам отслужил службу, прочитал молитвы и подвел молодых к иконам, в то время, как хор неистовствовал: «Ликуй, Исайя!»

— Счастлив я, — сказал митрополит за господарским столом, — что хотя бы один зять у нас веры православной.

Гости направились к столам, отягченным разнообразнейшими яствами. Невеста со своими подружками пировала в покоях господарыни Екатерины.

Видя, как бояре и сам воевода берут яства вилками, запорожцы, дабы не ударить лицом в грязь, тоже попытались это сделать. Но будучи непривычными к подобному инструменту, в конце концов, закатали рукава кунтушей и стали руками хватать куски мяса, а потом вытирать руки о свои дорогие одежды. Бояре, которые тоже были не дураки поесть, удивлялись тому, с каким старанием, с какой поразительной быстротой полковники уплетали свиные окорока. А пили гости с еще более поразительным усердием, утирая ладонями свои длиннющие усы и все похваливая вино:

— Добре!.. Добре!.. Ну, прямо бальзам!

Тимуш наклонился к Котнарскому и сказал ему:

— Передай его милости, что премного всем я доволен. Предлагаю выпить за здравие гетмана Хмельницкого.

Котнарский без большой охоты перевел слова Тимуша. И тогда воевода чокнулся с зятем, улыбаясь:

— С таким сватом, как отважный гетман Богдан, не пропадет Молдавская Земля. Многая лета!

Тогда встали бояре и, высоко подняв золотые бокалы, запели густыми голосами:

Великий логофет многозначительно поглядел на братьев Чоголя. Когда начались пляски, бояре вышли в сад и стали шептаться между собой:

— Теперь воевода уже не стесняется говорить перед всем народом, что надежда его в Хмельницком. Отправляю гонцов к Ракоци и воеводе Матею. Напишу и визирю в Царьград. Разве не видать, куда думает завлечь нас этот господарь? — возмущался логофет Штефан.

— Непременно напиши, твоя честь, а мы уж позаботимся вывести войска из города и услать их в горы. И ежели он спросит, куда это они направляются, то мы скажем, что проводим учения. Только бы кончилась свадьба и убрались запорожцы к себе домой, а мы уж все обделаем, — сказал великий спафарий.

Веселились гости, кружились в молдавской хоре. Пускались в огненную казачью присядку полковники Тимуша да так, что под их подошвами трещали и стонали половицы. А в это время по дорогам скакали гонцы логофета с грамотами, спрятанными в голенищах сапог.

Около полуночи поднялся Тимуш и сказал:

— Без красавицы жены моей веселье — не веселье...

Во дворе молодых ожидала золоченая карета, запряженная шестеркой. Вышел воевода с гостями, чтоб проводить новобрачных в монастырь Фрумоаса. Подружки окружили их широким кольцом и, раскачиваясь на ходу, пели:

Господарыня вытерла свое мокрое от слез лицо. Воевода обнял молодых и пожелал им счастья. Загикали, захлопали бичами подпрыгивающие в седлах шаферы, и карета тронулась. Гости же вернулись к столам и продолжали пировать и веселиться еще три дня и три ночи. Потом бояре пригласили полковников в рыдваны и повезли показывать свои имения. Запорожцы поражались красоте Молдавской Земли.

— Ежели бы и на нашей Украине были бы такие горы...

Спустя неделю, проведенную при дворе в пирах и веселье, Тимуш сказал воеводе:

— Премного благодарны пану воеводе и уважаемому тестю нашему за прием. Мы б еще погуляли, но ждет нас батько в Гусятине.

— Пусть будет так, как ты считаешь, зятюшка. С моей стороны препятствия не будет, хоть и хочется, чтоб праздник не кончался.

Стояло туманное утро, какое бывает в начале осени, когда вереница возов с приданым княжны, окруженная запорожцами, двинулась в путь. В золоченую карету, в которой ехали молодожены, была впряжена восьмерка белых лошадей. Провожать их поехали и господарыня с воеводой и вся боярская свита. Обнялись и молодые с родителями, и бояре с полковниками и по украинскому обычаю трижды поцеловались. Лишь тогда почувствовала княжна, что расстается с родителями. Рыдая, словно дитя малое, припала она к груди государыни.