"Что вы делаете?" — спросил милорд, задержав мою руку.

"Я не пью вина, стоящего луидор, это оскорбление Бога: сохраните его на тот случай, если король приедет к вам обедать, так будет лучше".

"Вам оно не понравилось?"

"Я был бы привередлив!"

"Тогда не отказывайте себе в удовольствии, милейший, а я дам вам двадцать бутылок в дорогу".

Пока мы пили бордо и ели бифштексы, все шло хорошо, но в конце завтрака какой-то верзила принес поднос с чашками, серебряный кофейник и бронзовый сосуд, в котором была вода и горел огонь. Все это поставили перед хозяйкой дома; она бросает целую пригоршню какого-то целебного средства в кофейник, открывает кран, и из него течет вода; через несколько минут настой разливают по чашкам.

Милорд берет одну, Миледи — другую; мне передают третью, и я говорю:

"Нет, спасибо; мне еще в голову не ударило, и я не боюсь свалиться; пейте свое лекарство, а я воздержусь".

"Это не когда в голову ударяет, — сказал милорд, — а для пищеварения".

Не осмелившись отказаться во второй раз, я взял чашку и сделал три глотка, не ощутив вкуса; но четвертый выпить оказалось невозможно: напиток был отвратительный! Я поставил чашку на стол.

"Ну как?" — спросил милорд.

"Уф! Н-да!"

"Это отличный чай, привезенный прямо из Китая".

"А Китай далеко?" — спросил я милорда.

"Примерно в пяти тысячах льё от Лондона".

"Ну, если его недостает здесь, то я за ним точно туда не поеду".

Госпожа Миледи шепнула милорду пару слов по-английски; тогда он повернулся ко мне и спросил:

"А вы не положили сахару в вашу чашку?"

"Нет, я не знал, что так полагается!" — ответил я.

"Но в таком случае чай был отвратителен, не так ли?"

"Да уж, вкусным его не назовешь, а кроме того, вы ведь не сказали мне, что надо быть осторожным, и я обжёг себе язык: посмотрите".

"Бедняга!"

"И это еще не все, да-да! Мне кажется, что у меня опять начинается морская болезнь: это все от горячей воды, понимаете ли. Я не переношу горячей воды, мне даже от холодной нехорошо".

"Но что вы хотели бы принять внутрь, Пайо? Ведь надо же что-то выпить".

"Вы позволите мне полечиться самому?"

"Конечно".

"Тогда велите подать мне стакан водки — той, что была накануне".

— Кстати, — сказал я Пайо, радуясь тому, что появился предлог прервать его рассказ, начинавший затягиваться, — я припоминаю, что вам нравился коньяк… Жозеф!

Вошел мой слуга.

— Принесите винный погребец.

— О! Весь не нужно, бутылки будет достаточно.

— Не беспокойтесь. Стало быть, вас очень хорошо приняли в Лондоне? Сколько же дней вы там провели?

— Три дня: в первый день милорд повез меня в свой загородный дом. На глазах у его жены и детей мы выпустили серн в парке — это было очень весело. На второй день мы поехали на спектакль, опять-таки в коляске милорда. На третий день он привез меня к торговцу одеждой, где оказалось более ста пятидесяти готовых платьев, и говорит мне:

"Выберите себе из них полный костюм".

Тут, как вы понимаете, я не растерялся: выбрал бархатный костюм, который висел совершенно отдельно, и померил его — он сидел на мне, как перчатка; кстати, это тот самый костюм, видите!

Пайо встал и дважды повернулся на месте.

"А теперь, — сказал мне милорд, — нужно положить что-то в карманы, чтобы они не болтались; вот вам сто гиней".

"А сколько стоят эти сто гиней?"

"Примерно две тысячи семьсот франков".

"Но вы должны мне всего две тысячи франков".

"За серн — да, верно; ну а семьсот франков — за поездку".

"Тогда, — сказал я ему, — просто не знаю, как вас и благодарить".

"Не стоит; и если вам захочется побыть здесь еще, вы доставите мне этим удовольствие".

"Спасибо, но, видите ли, мне нужно возвращаться домой: моя дочка родила, и меня ждут на крестины; о, если бы не это, я бы остался у вас, мне тут очень хорошо".

"В таком случае, я велю отвезти вас завтра в Брайтон; пароход отплывает послезавтра в Гавр, и я закажу вам место".

"Послушайте, сударь, я бы предпочел уехать другим путем, оплатив коляску".

"Это невозможно, друг мой: Англия — это остров, вроде того Сада, где мы с вами побывали, понимаете? Только вместо льда вокруг — одна вода".

"Что ж, если все обстоит так и ничего поделать нельзя, не будем печалиться, и я уеду завтра".

На следующий день, в ту минуту, когда я садился в коляску, госпожа Миледи вручила мне маленькую коробочку.

"Это подарок вашей дочери", — сказал мне милорд.

"О, госпожа Миледи! — говорю я ей. — Вы слишком добры".

"Можете называть мою жену просто миледи".

"О! Никогда".

"Я вам это разрешаю".

Отказаться было невозможно, и я сказал ей:

"Прощайте, Миледи", как говорю "Прощай, Шарлотта", и вот я здесь.

— Добро пожаловать, Пайо; вы ведь пообедаете со мной, хорошо?

— Спасибо, вы очень добры.

— Отлично; в котором часу вы обычно обедаете?

— Ну, я всегда ем суп в полдень.

— Меня это вполне устраивает: в это время я завтракаю. Договорились, я вас жду.

— Но, — произнес Пайо, теребя в руках шляпу, — дело в том, что, видите ли, я чувствую себя здесь так же, как вы чувствовали себя в Шамони, и ориентируюсь в ваших улицах ничуть не лучше, чем вы ориентировались в наших ледниках; поэтому я нанял проводника, своего земляка, славного парнишку, и велел ему прийти и отобедать со мной за его труды.

— Так приводите и его.

— Это вас не стеснит?

— Ни в малейшей степени; нас будет трое вместо двоих, только и всего, и мы поговорим о Монблане.

— Договорились.

— Кстати о Монблане, у вас же есть письмо для меня от Бальма!

— О! И в самом деле.

— Чем он занимается?

— По-прежнему ищет золотую залежь.

— Да он с ума сошел.

— Что поделаешь, он одержим своей идеей; если бы не это, он был бы богат, ведь ему удалось заработать кучу денег, размером с него самого; но все ушло впустую. Да он наверняка рассказывает вам об этом в письме.

— Хорошо, я прочту его; до встречи в полдень!

— В полдень!

Пайо ушел. Я позвал Жозефа и велел ему заказать завтрак на три персоны в ресторане "У Канкальского утеса", а затем распечатал письмо Бальма. Вот оно, во всей его простоте:

"Пользуясь оказией, предоставленной мне Габриэлем Пайо, который отправляется в Лондон и проедет через Париж, сообщаю Вам, что два господина, адвокаты из Шамбери, решили совершить восхождение на Монблан 18 августа нынешнего года, но им это не удалось из-за ненастья, ибо, хотя эти господа и нанесли мне визит, перед тем как отправиться в путь, они не спросили у меня совета по поводу того, насколько надежной будет погода; в итоге их окутал снежный туман, а потом задул шквалистый ветер и повалил ужасный град, так что им удалось подняться до пастбища Пти-Мюле, но там сильным ветром их опрокинуло на снег, и они вынуждены были спуститься, очень недовольные тем, что не поднялись на вершину. Но моей вины в этом не было, потому что, когда они проходили мимо моего дома, я сказал им, что будет туман; но проводники заявили им, что я старый болтун. А все дело в том, что они слишком молоды и жаждут заработать побольше денег; они не так хорошо разбираются в погоде, чтобы совершать подобные восхождения. Сегодня один молодой англичанин пришел ко мне домой и сказал, что в будущем году он намерен взобраться на Монблан. Мне, тем не менее, хотелось бы услышать, что французы тоже поднялись туда, ведь англичане тут всегда остаются победителями и насмехаются над французами.