Заметив кучку людей, стоявшую перед дверью, он прекратил напевать и приблизился к ним, храня на лице открытое и радостное выражение, выдававшее его уверенность в том, что он встретит здесь знакомых. И в самом деле, вновь прибывший еще не успел подойти, а Вальтер Фюрст уже заговорил с ним.

— Рад тебя видеть, Вильгельм, — сказал он. — Куда ты идешь так рано?

— Храни вас Господь, Вальтер! Я иду взимать оброк в пользу монастыря Фраумюнстер¹ в Цюрихе, где, как вам известно, я состою сборщиком податей.

— Не мог бы ты задержаться у нас на четверть часа?

— Ради чего?

— Ради того, чтобы выслушать рассказ этого юноши…

Незнакомец, взглянув на Мельхталя, увидел, что тот плачет; тогда он подошел к юноше и пожал ему руку.

— Да осушит Господь ваши слезы, брат! — сказал он ему.

— Да отомстит Господь за пролитую кровь! — ответил Мельхталь.

И он рассказал незнакомцу о том, что случилось.

Вильгельм сочувственно и с глубокой печалью выслушал рассказ Мельхталя.

— И что же вы решили? — спросил Вильгельм, когда тот смолк.

— Отомстить за нас и освободить наш край, — ответили все трое.

— Право мстить за преступления и давать свободу народам Господь сохранил за собой, — сказал Вильгельм.

— А что же он тогда оставил нам, людям?..

— Возможность смиренно молиться, чтобы он скорее совершил то и другое.

— Вильгельм, не стоит быть таким доблестным лучником, если ты отвечаешь, как монах, когда к тебе обращаются, как к гражданину.

— Господь сотворил горы для ланей и серн, а ланей и серн — для человека. Вот почему он наградил дичь проворством, а охотника — ловкостью. Вы ошиблись, Вальтер Фюрст, назвав меня доблестным лучником: я всего лишь скромный охотник.

— Прощай, Вильгельм, и иди с миром!..

— Да пребудет с вами Господь, братья!

Вильгельм удалился. Трое мужчин молча смотрели ему вслед, пока он не скрылся за первым поворотом.

— Нам не стоит на него рассчитывать, — сказал Вернер Штауффахер, — а между тем он мог бы стать сильным союзником.

— Господь возложил на нас одних освобождение нашего края. Хвала Господу!

— А когда мы приступим к делу? — спросил Мельхталь. — Я сгораю от нетерпения… мои глаза плачут, а глаза моего отца кровоточат…

— Мы все из разных кантонов: ты, Вернер, из Швица; ты, Мельхталь, из Унтервальдена; я из Ури. Так давайте же каждый выберем среди наших друзей по десять человек, на которых мы могли бы положиться, и соберемся все вместе на Рютли… Все во власти Господа! А тридцать человек стоят целой армии, когда сплоченно, рука к руке, идут к одной цели.

— А когда мы соберемся? — спросил Мельхталь.

— В ночь с воскресенья на понедельник, — ответил Вальтер Фюрст.

— Мы будем там! — в один голос ответили Вернер и Мельхталь.

И трое друзей расстались.

В числе десяти жителей кантона Унтервальден, которым предстояло отправиться вместе с Мельхталем на поляну Рютли в ночь на 17 ноября, был юноша из Вольфеншиссена по имени Конрад фон Баумгартен; он только что женился по любви на самой красивой девушке из Альтцеллена и наслаждался своим счастьем, так что лишь стремление видеть свой край свободным заставило его присоединиться к заговорщикам.

Не желая волновать молодую жену, он скрыл от нее истинную причину своего ухода и, притворившись, что неотложное дело призывает его в Бруннен, вечером 16-го объявил ей, что ему предстоит уехать из дома и что он вернется только на следующий день. Молодая женщина побледнела.

— Что с вами, Розхен? — спросил Конрад. — Не может быть, чтобы столь незначительное событие произвело на вас такое впечатление.

— Конрад, — промолвила молодая женщина, — не могли бы вы отложить ваше дело?

— Это невозможно!

— Не могли бы вы взять меня с собой?

— Это невозможно!

— Ну что ж, тогда идите.

Конрад посмотрел на молодую жену:

— Ты ревнуешь, бедное дитя?

Розхен печально улыбнулась.

— Да нет, этого не может быть, — продолжал Конрад. — Наверно, что-то произошло и ты от меня это скрываешь?

— Возможно, мои опасения напрасны, — ответила Розхен.

— Но чего же ты боишься в этом селении, среди наших родных и друзей?

— Ты знаешь нашего молодого сеньора, Конрад?

— Да, разумеется, — ответил Конрад, сдвинув брови. — И что же?

— Так вот, он видел меня в Альтцеллене еще до того, как я стала твоей женой.

— И он влюбился в тебя?! — вскричал Конрад, сжав кулаки и пристально глядя на Розхен.

— Так он мне сказал.

— Тогда?

— Да. Я забыла об этом случае, но вчера я повстречалась с ним на дороге в Штанс, и он повторил мне то же самое.

— Так-так, — пробормотал Конрад. — Распутные сеньоры!.. Значит, одной моей любви к родине недостаточно? Вы хотите, чтобы к ней присоединилась еще и моя ненависть к вам? Поторопитесь же тогда совершить новые преступления, за которые вы поплатитесь головой: день отмщения близок.

— Кому ты грозишь? — обратилась к нему Розхен. — Разве ты забыл, что он хозяин этого края?

— Да, хозяин для своих вассалов, своих рабов и своих слуг, но я, Розхен, свободен по своему положению; я гражданин города Штанса, я хозяин своих земель и своего дома, и, хотя у меня нет права, как у него, вершить в них суд, я имею право на то, чтобы со мной обращались по справедливости.

— Теперь ты видишь, Конрад, что у меня есть причина для страха.

— Да.

— Значит, ты не покинешь меня?

— Я дал слово, и я должен его сдержать.

— Но тогда ты позволишь мне сопровождать тебя?

— Я уже сказал тебе, что это невозможно.

— Господи, Боже мой! — прошептала Розхен.

— Послушай, — произнес Конрад, — возможно, мы напрасно страшимся; я никому не говорил, что мне предстоит уйти, и, следовательно, никто об этом не знает. Уже завтра в полдень я вернусь. Все будут думать, что я рядом с тобой, и никто не осмелится оскорбить тебя.

— Да хранит нас Господь!

Конрад поцеловал Розхен и ушел.

Как уже говорилось, встреча состоялась на Рютли, и на нее явились все без исключения.

Именно там, на этом небольшом ровном участке земли, на этой тесной поляне, окруженной кустарником, у подножия скал Зелисберга, в ночь на 17 ноября 1307 года земля дала небесам одно из самых величественных своих представлений: три человека поклялись своей честью вернуть, рискуя жизнью, свободу целому народу. Вальтер Фюрст, Вернер Штауффахер и Мельхталь протянули руки и дали клятву перед лицом Господа, перед которым короли и народы равны, жить и умереть во имя своих братьев; браться за все и сносить все сообща; не терпеть более обид и насилия, но не допускать несправедливости; с уважением относиться к правам и собственности графа Габсбурга; не чинить никакого вреда имперским наместникам, но положить конец их тирании. Принеся клятву, они попросили Господа дать знать, угодна ли ему их клятва, сотворив в знак этого какое-нибудь чудо. В тот же миг три родника забили у ног трех вождей. И тогда заговорщики воздали хвалу Господу и, воздев все, как один, руку к небу, в свою очередь дали твердое обещание восстановить свободу. Свой замысел собравшиеся решили исполнить в ночь на 1 января 1308 года; затем, поскольку близился рассвет, они разошлись: каждый вернулся в свою долину и в свою хижину.

Как ни торопился Конрад, был уже полдень, когда он, выйдя из Далленвиля, увидел селение Вольфеншиссен и рядом с селением дом, где ждала мужа Розхен; все выглядело спокойным. Опасения Конрада тотчас утихли, его сердце перестало взволнованно биться, и он остановился, чтобы перевести дух. Но в этот миг ему почудилось, будто он услышал свое имя, донесшееся до него с дуновением ветра. Он вздрогнул и продолжил путь.

Несколько минут спустя ему во второй раз послышалось, что кто-то его зовет. Он задрожал: в голосе звучала мольба о помощи, и ему показалось, что он узнал голос Розхен. Звуки доносились со стороны дороги, и Конрад помчался к селению.