В тот же день кругом распространился слух, что англичанин собирается на пари спуститься по Рейнскому водопаду, но никто не мог в это поверить, настолько безумной казалась такая затея. Все приходили к Петеру, чтобы узнать правду, а он в ответ показывал строящуюся лодку, уже начавшую обретать очертания. Англичанин являлся каждый день, чтобы взглянуть, как продвигается дело, и спокойно делал замечания: все шло как нельзя лучше.

Тем временем в Шаффхаузен приехал сэр Уильямс Бландел и остановился у меня. Выглядел он печальным и подавленным; я поинтересовался, какие у него будут распоряжения, но в ответ он пробормотал несколько слов, которые мне не удалось расслышать; как бы то ни было, я велел проводить его в самую красивую комнату и подать такой обед, какого, ручаюсь вам, он не смог бы получить в "Золотом соколе". Когда его камердинер спустился, я стал расспрашивать его, желая узнать, надолго ли милорд приехал в Шаффхаузен. Как выяснилось, он намеревался уехать на следующий день. И меня тотчас осенила идея, как задержать сэра Уильямса до воскресенья: мне показалось, что сделать это совсем просто, достаточно будет рассказать ему, что должно произойти здесь в этот день.

Так что, выбрав минуту, когда, по моему мнению, постоялец уже должен был приступить к десерту, я поднялся наверх и незаметно и бесшумно вошел в его комнату. Англичанин держал в руке, упершись в нее лбом, лоскуток зеленой вуали и, казалось, был погружен в такую глубокую печаль, что не обратил на меня никакого внимания; я трижды поклонился ему, но так и не сумел вывести его из состояния задумчивости; тогда, понимая, что пантомиму следует дополнить речью, я спросил сэра Уильямса, доволен ли он обедом.

Услышав мой голос, он вздрогнул, поднял голову и, увидев, что я стою перед ним, тут же спрятал вуаль под одеждой и ответил мне:

"Да, доволен, очень доволен".

В эту минуту я заметил, что он не прикоснулся ни к чему из того, что было ему подано; мне стало понятно, что у него хандра, и мое желание развлечь его лишь возросло.

"Камердинер милорда сообщил мне, что его светлость уезжает завтра?" — спросил я англичанина.

"Да, таково мое намерение".

"Милорду, должно быть, неизвестно, что здесь происходит?"

"Нет, я этого не знаю".

"Если милорд это узнает, он непременно останется".

"Так что же здесь такое происходит?"

"Пари, милорд: один соотечественник вашей светлости поспорил, что он спустится на лодке по Рейнскому водопаду".

"Ну, и что тут удивительного?"

"Удивительно то, милорд, что на девяносто девять шансов из ста он погибнет".

"Вы в этом уверены?" — пристально взглянув на меня, спросил сэр Уильямс.

"Уверен, милорд".

"Как зовут моего соотечественника?"

"Сэр Артур Мортимер".

"Где он поселился?"

"В гостинице "Золотой сокол"".

"Велите проводить меня к нему: я хочу с ним поговорить".

На секунду я испугался, подумав, что сэр Уильямс, недовольный обедом, к которому он не притронулся, желает сменить гостиницу, и вы понимаете, что переживания у меня были не по поводу выручки, а из-за унижения; так что я приказал самому толковому из моих слуг, тому, кто давал вам все разъяснения относительно статуи с недостающей рукой, вы его помните?..

— Да, конечно.

— Так вот, я приказал ему, поскольку он говорит по-английски, проводить сэра Уильямса в гостиницу "Золотой сокол" и вовсю присматриваться там и прислушиваться.

Мне не понадобилось дважды повторять ему одно и то же: он не только проводил сэра Уильямса до комнаты сэра Артура, но и стал подслушивать у двери.

Сэр Артур в это время обедал; но, видимо, аппетит у него был получше, чем у сэра Уильямса, — так, по крайней мере, по позвякиванию вилок рассудил мой посыльный. Сэр Артур принял соотечественника чрезвычайно учтиво, встал, пододвинул ему кресло и предложил разделить с ним трапезу. Сэр Уильямс согласился присесть, но от обеда отказался. Это обстоятельство я воспринял с удовольствием, поскольку оно доказывало, что мой постоялец пренебрег моим обедом вовсе не из презрения.

"Милорд, — сказал сэр Уильямс, помолчав секунду, — прошу прошения за мою бестактность, но я только что узнал от почтенного хозяина гостиницы "Корона", что вы заключили пари".

"Да, это правда, сударь", — ответил сэр Артур.

Англичане поклонились друг другу; ведь надо вам сказать, что мой слуга, чрезвычайно толковый парень, хотя вы, кажется, в этом сомневаетесь, не только подслушивал у двери, но еще и подглядывал в замочную скважину, так что ни одна подробность этой сцены от него не ускользнула. Стало быть, как я сказал, англичане поприветствовали друг друга.

— Прекрасно, — заметил я, — но разговор, полагаю, на этом не закончился?

— Ну, конечно! Вы сейчас увидите.

"Это пари, — продолжал сэр Уильямс, — состоит, как мне сказали, в том, что надо на лодке спуститься по Рейнскому водопаду".

"Вы прекрасно осведомлены, сударь".

Англичане снова поклонились друг другу.

"Так вот, милорд, — промолвил сэр Уильямс, — я прошу вас взять меня в спутники".

"В качестве лица, участвующего в пари?"

"Нет, милорд, в качестве любопытствующего".

"Значит, вы хотите сделать это просто ради удовольствия?"

"Ради удовольствия", — ответил сэр Уильямс.

Англичане поклонились друг другу в третий раз.

"Должен вам заметить, — возобновил разговор сэр Артур, — что лодка заказана лишь для меня одного".

"А я прошу у вас разрешения, милорд, отправиться к Петеру и дать ему новые распоряжения; разумеется, затраты на изготовление лодки будут общими".

"Прекрасно, сударь, и, если вы согласитесь подождать, пока я кончу обедать, мы пойдем туда вместе".

Сэр Уильямс жестом дал понять, что он отдает себя в распоряжение своего соотечественника, и Франц, не испытывая больше опасений, которыми я с ним поделился, вернулся, чтобы передать мне их разговор.

Спустя два часа сэр Уильямс, возвращаясь, встретил меня у порога.

"Вы правы, — сказал он мне, — я останусь у вас до воскресенья".

С этого времени, — продолжал хозяин гостиницы, — сэр Уильямс выглядел намного спокойнее; он пил и ел так же, как это могли бы делать мы с вами, и каждый день ходил смотреть, как идет работа, продвигавшаяся прямо на глазах. Наконец, в субботу утром лодка была закончена и выставлена у двери Петера, так что никто не мог усомниться, что на следующий день испытание состоится.

Вечером, после ужина, сэр Уильямс попросил бумагу, чернила и перья и всю ночь что-то писал; на следующее утро, а это был день пари, он позвал меня, вручил мне два письма: одно для вас, то самое, что я передал вам, а другое для мисс Дженни Бардет, и это письмо, по его распоряжению, я отправил в Англию; затем он рассчитался со мной, заплатив мне вдвое больше той суммы, какая была указана в счете, оставил сто франков для прислуги и встал, чтобы пойти за сэром Артуром. В эту минуту вошли, обливаясь слезами, его камердинер и кучер: они в последний раз попытались отговорить хозяина, ибо, исходя из того, что им было сказано, они считали его смерть неминуемой; но сэр Уильямс был непреклонен. Напрасно они умоляли его, бросались к его ногам, целовали его колени — сэр Уильямс поднял их, положил в руку каждого договор на сто луидоров ренты, а затем, расцеловав их, как своих братьев, вышел, не желая более выслушивать их возражений.

Два других англичанина ждали его в "Золотом соколе", где был приготовлен завтрак. Три джентльмена сели за стол; сэр Уильямс пил и ел с большим удовольствием, без всякого позерства; завтрак длился два часа; за десертом приятель сэра Артура наполнил бокал шампанским и, подняв его, произнес: