Пару раз Эбби даже коснулась их, как бы невзначай, якобы она тоже что-то выискивала в этом письме. Кожа его рук была такой мягкой и нежной, что хотелось прикоснуться еще, но просто было непозволительно.

— Эбби, ну конечно! — воскликнул Уилсон и тут же вскочил с кровати.

Миллер устремила на него свой взгляд, еще не до конца понимая происходящее.

— Твой брат умер как? Разбился в самолете? Может, «L» помог его заминировать? Ведь насколько мне известно, самолет взорвался в воздухе, — сделал умозаключение Уилсон.

— Но зачем? Я не думаю, что Кристиан хотел умереть. В тот день у него был счастливый голос, да и зачем ему умирать, когда вокруг столько поклонниц и славы? — Миллер плюхнулась на кровать и на минуту закрыла глаза.

Она ничего не понимала, все было так запутанно, что просто хотелось плакать. Правда, она устала. Она уже почти сломлена этими проблемами, которые каждый день сваливались на ее хрупкие плечики.

Томас сел на корточки и, глядя в ее глаза, взял ее за руку. Он несколько минут смотрел в ее зеленые глаза и читал в них столько несчастья и боли, что хотелось самому принять на себя все ее проблемы, защитить ее, помочь, быть ее ангелом-хранителем, одним словом.

— Эбби, все будет хорошо, мы найдем его. У нас есть еще ключ от квартиры, в которую мы проникнем в ближайшее время. Может, там мы найдем какие-нибудь зацепки, — проведя указательным пальцем по руке Миллер, сказал Уилсон.

— Я уже ни на что не надеюсь. И знаешь, я жалею, что когда-то решилась раскрыть правду. Я бы вела нормальную жизнь, наполненную счастьем, а не эту, где меня пытается убить какой-то психопат, — отчаянно проговорила Эбби и сжала руку Томаса.

— Ты не рассказывала, почему решила раскрыть правду. Были какие-то веские причины?

— Да, более чем. Я не думаю, что тебе понравится, — она опустила голову вниз, тяжело вздыхая.

Это бы выглядело нелепо, если бы в этот момент она решила бы рассказать правду. Миллер даже не знала, чтобы она сказала.

«Ну, ты просто похож на моего брата, и я решила узнать, врешь ты или нет».

Да, это было бы грубо и невежливо после того, что он для нее сделал. Он спас ей жизнь, позволил пожить в своем доме, влип в это дурацкое дело, из-за которого может пострадать и сам. Сейчас Миллер была другого мнения о нем, нежели полтора месяца назад. Сейчас этот человек был таким добрым, чутким, отзывчивым и просто милым, готовым идти ради нее не на жизнь, а на смерть.

Томас все больше напоминал Эбби Кристиана, который также ее защищал от всяких невзгод, который был ее опорой и якорем. Миллер все меньше и меньше склонялась к тому, что Уилсон ее брат, но просто не знала, как это доказать.

Эбби поверила в то, что они раскроют это дело, чего бы это им ни стоило, от чего на душе стало легче. Неужели у нее в жизни будет светлая полоса? Возможно, только если самый главный человек в ее жизни не убежит от нее.

Сейчас они просто смотрели друг на друга, не желая отрываться. Они долго и упорно что-то выискивали, казалось, между ними снова пробежала искра, разжигая пламя.

Но их взгляды прервал звонок телефона, который звенел так громко, что резало слух.

Эбби смущенно отвела взгляд на экран смартфона, где высветилось имя «Питер Купер». Ее щеки заметно порозовели. Сейчас она по-настоящему ожила, не была похожа на куклу или же марионетку, которой безостановочно пользовались в театре.

— Да, я слушаю, — прочистив горло, ответила Эбби, после чего сразу же улыбнулась.

Новость Купера значительно порадовала Миллер, глаза которой загорелись огнем, даже заблестели, когда она повернулась на свет. Уголки губ невольно расплылись в улыбке, которая была настолько доброй и искренней, что ее хватило бы, чтобы осветить весь мир и избавить свет от зла и зависти.

Уилсон заметил перемену настроения Миллер, что не могло не радовать. Томас также улыбнулся, от чего у Эбби все перевернулось внутри. Его улыбка была ослепительной, что завораживала любого, кто хоть когда-то украдкой смотрел на него.

На минуту Эбби задалась вопросом, почему же раньше она не делала на этом акцент. Его улыбка пробуждала внутри чувство облегченности и беспечности, она заставляла табун мурашек пробежаться по нежной коже.

На несколько минут в комнате повисла тишина, возможно, потому, что каждый был в своих мыслях, а, может быть, потому, что между ними снова пробежала неловкость, сковывающая их чувства. Но Томас сумел ее прервать, говоря мягким, настолько пронизывающим кожу голосом:

— И кто сумел вызвать на твоем лице столь обворожительную улыбку?

— Отец Бетти. С этого дня я официально заявлена в списке учащихся художественной школы в Пасадене, — все с той же улыбкой на лице говорила Миллер.

— Увлекаешься рисованием? — заинтересовавшись, спросил Уилсон.

— Да, на досуге. Это помогает абстрагироваться от проблем, — Эбби поднялась с кровати, чувствуя себя неловко от того, что Уилсон стоял сверху и смотрел на нее.

— Портреты пишешь или увлекаешься живописью? — Томас присел на кровать рядом с ней в ожидании ответа.

— Предпочитаю живопись, но портреты немного умею писать, — Миллер слегка улыбнулась, чувствуя интерес со стороны Уилсона.

«Интересно, а зачем он спрашивает?» — моментально произнеслось у нее в голове.

Может, это было потому, что Томасу не о чем было говорить, а возможно, ему хотелось отвлечь Эбби от этого странного письма. Может, он хотел, чтобы она написала его портрет?

Миллер этого не знала, поэтому просто отвечала на все его вопросы. Во время беседы она узнала, что Уилсон в детстве увлекался карикатурами, но потом забросил это дело, когда на столе директора оказалась одна из карикатур с надписью «Кактус». Директору тогда не понравилось это. Он даже хотел отчислить бедного мальчика из школы за плохое поведение и распространение глупых картинок среди учащихся, но все же смягчил свой приговор, и Томас тогда отделался уборкой класса.

Когда Уилсон рассказывал эту историю, Эбби моментами хохотала, воображая грозное лицо директора, орущего на своего ученика. Она даже представила гримасу несчастного Томаса, которого так нелепо подставил завистливый одноклассник. Пару раз Миллер подколола Уилсона по этому поводу, от чего Томас закатывал глаза или открывал рот буквой «о», жалея о том, что поведал Эбби историю из своего детства.

— Томас, мне сегодня нужно там быть, так что я поеду домой, мне ведь нужно переодеться и все такое, — указывая на свой внешний вид, говорила Эбби.

Сначала Уилсон нахмурился: желание не отпускать ее возрастало в геометрической прогрессии. Да и забота о ее здоровье беспокоила его не меньше, но не отпустить ее — значит оставить ее у себя и начать все больше и больше привязываться, а чувства порой нелегко контролировать, и сорваться в какой-нибудь момент не есть хорошо, поэтому Томас положительно кивнул головой и предложил Эбби услуги водителя.

Миллер обрадовалась, когда поняла, что наконец-таки может выйти в свет, ведь день без свежего воздуха и всяких забот совсем не для нее. Вскочив с кровати, она быстро расчесала волосы и направилась к выходу вслед за преподавателем.

Когда оба были уже у джипа, Уилсон проявил качества джентльмена и открыл Эбби дверь. Миллер робко улыбнулась: на улице было много прохожих, в том числе соседей Уилсона, которые знали, что он преподает в академии, и могли подумать что-нибудь не то. А ей вовсе не хотелось слухов о том, что у них роман или что-то в этом роде.

Вскоре сам водитель оказался за рулем, и машина отправилась в путь по указанному адресу.

Студенческий поток сгущался в огромном коридоре, ведущем к главному выходу. Пары были окончены, и каждый из них хотел найти уют в теплой квартире или же в компании друзей, которые ждали его или ее у входа в академию, поскольку посторонним пребывать на территории было запрещено в связи с многодневными преступлениями в мегаполисе.