Этого она не знала и поистине не могла предположить. Казалось, она четыре месяца назад разгадала самую страшную загадку о смерти своего родного брата, о которой говорили как о несчастном случае, хотя только ей известны все подробности, а сейчас не может справиться с простой головоломкой.

Она допила чай и убрала за собой кружку, ставя ее в посудомойку к остальным тарелкам, подошла к Томасу и со спины обняла его так крепко, словно он порох или волшебная пыль, которая может исчезнуть в любой момент, стоит лишь подуть ветру, пусть даже и слабому. Уилсон не понимал ее поведения, но не сторонился ее чувств, лишь накрыл ее руки своими, образуя замок, и поцеловал макушку, которую она уложила ему на плечо.

Это было долгое затишье перед предстоящей бурей. И лишь только сейчас Эбби это понимала, ведь в жизни ничто хорошее не происходит просто так.

Два дня спустя.

Миллер шла по забитому студентами коридору, не замечая никого на своём пути. Голова раскалывалась от усталости, отдаваясь тупой болью в затылке, а глаза были опущены в пол. Она натянула на кисти рукава кардигана настолько, насколько это позволяла ткань, и почувствовала себя легче. В голове кружился рой мыслей по поводу тех фотографий, но за два дня никакой идеи относительно отправителя не появилось. Ей просто хотелось провалиться сквозь землю, ведь помимо опустошенности и унижения она чувствовала дикий стыд за все.

Нет, она не знала, кому это понадобилось, кто являлся автором дурацких фотографий, но все равно пыталась понять мотивы.

За эти два дня она перебрала различные кандидатуры людей, которым, возможно, чем-то насолила, но никто не подходил под эту категорию. Она до такой степени изнурила себя тренировками, что успела сбросить пару килограмм, а скулы стали выделяться ещё сильнее.

В груди раздавалась ноющая боль, когда она каждый раз смотрела на жизнерадостного Томаса, который понятия не имеет, что с ней произошло. Ей иногда хотелось просто подойти к нему и броситься на шею, обнять и просто рассказать все, но мысли о том, что это разрушит их любовь, которую они так долго строили, заставляли держать все в себе.

Однажды, когда уже не будет пространства внутри, когда эмоции будут ключом бить через край от безысходности, от невозможности что-то кому-то сказать, у неё образуется огромная дыра, но пока она может, она латает раны. Она терпит, как только можно, потому что она сильная.

Иногда, когда Эбби шла по наполненной дополна людьми улице, ей казалось, что они тычут в неё длинными корявыми пальцами, осуждая ее за то, что она смогла закрутить роман с преподавателем. В такие моменты ей хотелось раствориться, но единственное, что она могла сделать, — зарыться поглубже в кардиган или легкую шаль и ускорить шаг, чтобы скорее оказаться дома.

Иногда ей казалось, что такими действиями она может довести себя до сумасшествия, от которого ей никуда не убежать, ведь паранойя преследовала ее буквально везде. Она видела виновника торжества почти в каждом встречном, поэтому почти не выходила за два дня на улицу, лишь посещала одни репетиции, ведь танцы — это то, что спасало ее, то, что не тянуло ее ко дну.

Миллер не хотела, чтобы Уилсон видел ее в этом состоянии, именно поэтому соврала, что на эти два дня к ней приезжает дальняя подруга, поэтому им нужно пожить отдельно. Томас покорно согласился, не видя в этом ничего плохого, ведь Эбби — настоящая актриса, которая умеет скрывать зло.

Но как только она встречалась с его глазами в академии, то тут же натягивала улыбку, новую, недавно созданную маску, как будто все хорошо, будто ничего не происходит. Но ей никогда не убежать от самой себя, ведь обмануться невозможно.

Миллер дошла до нужного места, до актового зала, положила руку на дверную ручку и с легким нажимом открыла, впитывая лучи солнца, исходящие изнутри. Она медленным шагом шла к сцене, где уже собралась вся танцевальная группа, не хватало лишь ее одной, остановилась, когда заметила, что взгляд присутствующих устремлён на неё. Дыхание на минуту прервалось, будто кто-то перекрыл кислород, сердце сделало несколько кульбитов, а в голове лишь одна мысль: они все знают. Она чувствовала, каким жаром горит ее лицо, а ноги предательски дрожат.

Опять это никчемное чувство.

— Эбби, наконец-то ты пришла. Мы ждём только тебя! — проговаривает одна из участниц.

Она заметила покрасневшее лицо Эбби, начиная подходить ближе. Она положила руку на плечо Миллер, обеспокоенно оглядывая ее с ног до головы.

— Эбби, с тобой все в порядке? Ты выглядишь неважно.

Тело Миллер расслабилось, и она сделала долгожданный вдох. Она чувствовала полное облегчение, когда поняла, что из них никто ничего не подозревает, бросила короткое «да, просто волнуюсь перед выступлением» и подошла к сцене, медленно взбираясь по ступенькам. Она нашла за кулисами старенький магнитофон, который, должно быть, заранее поместила туда Бетти, нажала на «Play» и хлопком в ладоши подозвала всех на свои места.

Танцевальная группа в один момент оказалась на сцене, и все ребята заново прорабатывали давно выученные движения. Все четко, пластично, так, как надо. Кажется, все хорошо, но чего-то все равно не хватает.

Вдруг кто-то выключил музыку, прерывая репетицию и тем самым вводя в ступор остальных. Эбби повернулась в ту сторону, замечая Кору, недовольная гримаса лица которой затмила буквально все. Миллер уже чувствовала, как внутри Джонс полыхал пробудившийся вулкан, но совершенно не понимала, в чем дело.

Миллер, сложив руки на груди, медленно подходит к Джонс, вопросительным взглядом интересуясь, что же всё-таки не так, но в ответ получила лишь презрение. Ее взгляд с высока казался таким странным, что некое ужасное чувство зародилось внутри, но она подавила его, натягивая улыбку, и продолжила смотреть ей в глаза, дожидаясь объяснения.

— Хотите узнать, почему я остановила репетицию? — Джонс получает одобрительные кивки. — Ну, тогда посмотрите на себя со стороны. Вы же все движетесь, как неваляшки!

— Кора, что ты несёшь? — недоуменно спрашивает Эбби. — Мы все делаем четко. И вообще, почему ты здесь, а не с нами на сцене?

— Да потому что захотелось посмотреть на вас со стороны взглядом профессионала, — надменно произносит та.

Миллер подняла брови в знак удивления, обводя рукой зал, где присутствовала остальная часть группы, наблюдающая за ними и указывающая на косяки. Внутри начинала зарождаться злость, ведь какого черта Джонс возомнила себя королевой? В глубине души Эбби надеялась, что сможет по-настоящему расслабиться хотя бы здесь, но их снова всех принижают.

— Да они же все слепые! — отвечает на жест Миллер Кора. — Где блеск в ваших глазах, а? Почему вы как на каторге?! По местам!

Все заняли исходное положение, и Эбби, демонстративно закатив глаза и задевая плечом Джонс, тоже повиновалась. Музыка заиграла заново, и они делали все то же самое, только более энергично, видимо, вымещая гнев.

После часа потной работы репетиция все же закончилась, и ребята, облегченно вздохнув, подошли к своим сумкам в надежде быстрого поиска воды для утоления дикой жажды. На их лицах виднелась усталость, энергия быстро улетучилась, а ведь настоящее выступление уже через 2,5 часа. Они условились, что за это время не будут себя нагружать, полностью настраиваясь на предстоящее мероприятие.

Эбби, капаясь в кожаном рюкзаке в поисках воды, выставила руки в защитном жесте, как только кто-то коснулся ее плеча. Она натянуто улыбнулась, когда заметила перед собой напуганного Нэйтена, присела на скамью, так как друг предварительно указал на нее, и начала настраиваться на серьезный разговор, ведь другого просто не ждать.

Честно говоря, Миллер всегда удивлялась способности Фостера чувствовать ее так сильно, как не может даже родная мать; хотя когда она последний раз с ней откровенничала?