И вот сейчас, сильно разогретый ее поцелуями, он оторвался от нее, отходя на небольшое расстояние и восстанавливая дыхание, ловил удивленные и немного недоуменные взгляды Миллер, не понимающей, почему он отскочил от нее, как ошпаренный, а он лишь ссылался на то, что сейчас у нее на сковороде все подгорит, нервно закусывая губу.

Эбби встала со стула и поплелась к плите, переворачивая кусочки крольчатины, задумываясь о том, что происходит с Томасом, ведь такое уже не в первый раз. Каждый раз, когда ее рука тянулась к краям его майки, чтобы снять ненужную вещь, он отстранялся, придумывал кучу отговорок, покидая комнату и оставляя Эбби наедине со своими мыслями.

Но она не задавала лишних вопросов, а воспринимала все, как есть, ссылалась на то, что не стоит торопить события, понимая, как ему тяжело дается сдерживать себя. Миллер, повернувшись в сторону Томаса, стоящего возле стены, кинула на него понимающий взгляд, снимающий камень с души у Томаса.

Он, подойдя к ней сзади, приобнял ее за плечи, оставляя зыбкий поцелуй на шее, и зарылся в ее волосах, вдыхая аромат ванили.

— Ты не думала, что тебе стоит поучаствовать в конкурсе шеф-поваров? — ласково спрашивал тот, принюхиваясь к почти приготовленной пище.

— Шутишь? — лишь усмехалась Миллер, не поворачиваясь к нему лицом.

— Я серьезно, между прочим. Ты шикарно готовишь. Мне кажется, что еще пару таких изысканных ужинов и я точно не пролезу в тот дверной проем, — указывая на арку, говорил брюнет. — И я больше не буду лицом Академии Драматического Искусства, — усмехнулся и вызвал улыбку на лице девушки.

— Знаешь, тогда я специально буду тебя раскармливать, чтобы ни одна новоиспеченная аспирантка или студентка не приставала к тебе с глупыми вопросами, флиртуя с тобой.

— Люблю тебя за это и больше мне ничего не нужно, — прошептал на ухо тот, горячо дыша в ее шею.

Миллер просто молчала, выключая газ и накрывая содержимое сковороды крышкой. Ей, черт возьми, приятно слышать эти слова. Пусть Томас ей уже говорил эти слова пару раз, но это как свежий воздух, в котором она так нуждалась каждый день, это зависимость, черт возьми. Кажется, она больна и сходит с ума, как Маргарита, сошедшая с ума вместе с Мастером.

Она так сильно любит его, что готова пойти с ним на край света, бросить все и улететь на другую планету, лишь бы с ним, но не одна.

Прочистив горло и нарушая воцарившуюся тишину, она повернулась к нему, упираясь ладонями в его грудь и расправляя складки на его майке, посмотрела в карие глаза, направленные на нее, стала на носочки, обхватывая его лицо обеими руками. Проведя указательным пальцем по его губам, тяжело вздохнула, а потом просто прижалась к слегка приоткрытым устам.

Один поцелуй вместо тысячи сказанных слов, говорящий «люблю».

Сердце Уилсона пропустило пару ударов, а в душе разлилось тепло от взаимных чувств.

— Кажется, наш ужин может остыть, — улыбаясь, сказала Эбби, а румянец продолжал светиться на ее лице.

— Давай помогу, — выпуская из рук хрупкое тело, он получил одобрительный кивок и направился к стеллажу с посудой, доставая оттуда белые тарелки, те самые, которые он брал на свидание.

Улыбнулся от нахлынувших воспоминаний и подошел к столу, аккуратно помещая на него тарелки и столовые приборы, пока Миллер копошилась со стаканами для сока. Через пару минут все элементы были на своих местах, составляя идеальную комбинацию для написания натюрморта. Томас, как истинный джентльмен, разлил по стаканам ананасовый сок, а затем приступил к трапезе.

На некоторое время на кухне воцарилась абсолютная тишина, в которой даже не слышно ни грохота соприкасающихся с тарелками вилок, ни стука бокалов, ни шуршания салфетками, лишь мимолетные взгляды, которые они бросали друг на друга, искренние улыбки, а больше ничего не надо, ведь идиллия и любовь между ними уже есть, она проникла в каждую клеточку их тела, они буквально живут ею.

Вечер уже почти сменял ночь, не хватало лишь каких-то пару часов до наступления нового дня, почти все горожане давно проминали под собой кровати, но лишь в одной квартире горел свет, отдающийся от яркого свечения настольной лампы.

Эбби лежала на кровати, окруженная кучей учебников, и упорно что-то выделяла разными маркерами, делая, скорее всего, важные пометки для себя. До зачета по сценическому искусству осталось всего ничего. Поэтому девушка тщательно штудировала сценарий их постановки, который она вместе со своей группой придумывала целую неделю.

Голова уже становилась тяжелой от большого объема информации, а глаза практически слипались, но, видимо, она не собиралась с этим что-то делать, лишь брала в руки очередную чашку кофе, уже совсем не припоминая, какая это по счету, подносила к губам и отпивала немного, чувствуя, как теплая жидкость приятно разливается и придает небольшой заряд для того, чтобы еще пару раз пробежаться по сценарию и возобновить в памяти немного теории.

Увлекшись своими делами, она совсем не заметила, как дверь в комнату приоткрылась и в дверном проеме застрял Уилсон, недовольно покашливая. Томас, возмущенный тем, что Эбби еще не легла спать и продолжала мучить свой организм, просящий хоть немного пощады, хоть капельку отдыха от всех этих бумажек, прошел во внутрь и лег рядом с ней, пытаясь разглядеть, что же все-таки она столь упорно изучает.

Заметив в верхнем углу слово «СЦЕНАРИЙ», сразу же осознал, что она готовится к завтрашнему дню, но не понимал, что ей бояться. Брюнет уверен, что она знает этот сценарий от корки до корки, то же самое можно сказать и про теорию, поэтому медленным движением вынул из левой руки кружку, помещая ее на прикроватную тумбочку, вытащил из ее рук тот самый сценарий, кладя его в другой угол кровати, и, аккуратно взяв Миллер за подбородок, притянул к себе, вглядываясь в зеленые глаза.

— Эбби, ты с ума сошла? Тебе бы немного поспать, — говорит он, вздымая уголки губ.

— Извини, но мне нужно готовиться, — устало говорит та и вновь тянется к сценарию, который брюнет забросил в другой угол кровати.

Но не успевает она дотянуться до сокровенной папки, как тут же оказывается заключенной в мужские объятья. Томас навис над девушкой и накрыл ее губы своими, от чего Миллер вначале недовольно хмыкнула, а потом полностью поддалась ему, приобняв за плечи.

— Томми, вообще-то у меня завтра зачет, а принимает его не кто другой, как мистер Уилсон, а ты отвлекаешь меня своими поцелуями, — отрываясь от его губ, недовольно произносит она и пытается оттолкнуть его, упираясь руками в мужскую грудь.

— Тогда я приведу тебе пару аргументов того, почему тебе не стоит волноваться, — все также нависая над ней, говорит он.

— И что за они? — изогнув одну бровь, она устремляет свой взгляд на него.

— Во-первых, я не такой тиран и придира, как вам нашептали старшие курсы, ну, а во-вторых, ты слишком умная и тебе не нужно истирать до дыр текст, ведь ты можешь отлично сымпровизировать. Я это заметил на одном из наших практических занятий, — заканчивает с аргументами он, ожидая ее ответа.

— Допустим, убедил, — улыбается Эбби и притягивает его к себе, пытаясь отблагодарить поцелуем.

А Томас и не против. Он, аккуратно поместив одну руку на правую щеку Миллер, а вторую — на талию, нежно, как будто Эбби — самое настоящее сокровище, редкий алмаз, который не многим удавалось найти, отвечал на ее жест, наслаждаясь моментом и не желая, чтобы он когда-нибудь прекращался. Ее губы такие пухлые, бархатные, со вкусом малины, они всегда притягивали его и, пожалуй, так будут делать всегда.

Уилсон, оторвавшись от них на одну секунду, посмотрел в изумрудные глаза напротив и немного замер: они отдавали блеском, как будто тысячи звезд мерцали в ее очах, они были устремлены прямо на него, смотрели как-то выжидающе, почти бодро, но в них все равно была видна усталость от столь сильного перенапряжения.