— Ты меня спрашиваешь, случилось ли что? Да это я должна спрашивать! Долго ты собирался с отцом скрывать о нас это?! — мать Кристофера сорвалась на крик, который был таким громким и противным, что заставил отца парня оторваться от газеты и посмотреть на происходящее.

— Скрывать что? — пребывая в недоумении, спрашивал Кристофер.

В этот момент миссис Стюарт была готова взорваться, правда. Она поставила руки в боки и начала ходить по комнате, поминутно вырисовывая полотенцем некие узоры в воздухе и нагоняя нервную обстановку в гостиной. Отец все также продолжал сидеть в кресле и не желал принимать во всем этом участие. Сейчас казалось, что он вообще не член этой семьи. Он понимал, в чем дело, просто не хотел принимать чью-либо сторону, ведь считал обоих правыми, поэтому просто наблюдал за всем этим как третье лицо.

— Мам, скрывать что? — Кристофер подошел в матери и обнял ее за плечи.

— Свою ориентацию, сынок. Почему ты от нас это скрывал? — уже сбавив тон, молвила мать.

В этот момент внутри все перевернулось. Кристофер вовсе не так себе представлял этот разговор. Да что тут! Он вообще не думал об этом разговоре, надеясь, что все само собой утрясется, но он глубоко ошибался. Сейчас, находясь в одной комнате с родителями, он выискивал оправдания, но ничего на ум не приходило. Какие могут быть оправдания?

Стюарт посмотрел в глаза матери и сказал:

— Мам, я не знаю, как это объяснить. Да, я не такой, как остальные, я не такой, как вы, но я ведь по-прежнему ваш сын, так ведь?

Миссис Стюарт сбросила руку сына с плеча и хладнокровно, будто бы перед ней сейчас стоял не ее сын, а какой-нибудь Наполеон, произнесла:

— Если ты хочешь быть нашим сыном, то брось Ская. Стань на путь истинный и вернись прошлым Кристофером, которого когда-то привлекали девушки. Это мы тебе обеспечим. У моего знакомого на работе есть весьма привлекательная дочь. Я думаю, вы были бы прекрасной парой.

— Но мама! Я не могу этого сделать. Я люблю Ская и хочу быть с ним вместе, как же ты не понимаешь?

— Тогда у тебя больше нет родителей. Выметайся из этого дома. Я не хочу тебя видеть и знать.

Сейчас как будто весь мир начал рушиться у его ног. Он не знал, что ему делать. Он не хотел терять самых важных людей в его жизни ради какого-то пустяка. Сердце пропустило пару ударов, а глаза начали заполнять слезы.

Сквозь ком в горле Стюарт вымолвил жалкое «прости» и покинул дом, в котором его уже не будут любить и помнить. Идя по улице, Кристофер сбивал людей, идущих ему навстречу, пару раз сам спотыкался, но эта боль была несовместима с той, что он испытывал внутри. В неведанном ему направлении он забрел в заброшенное здание, в котором провел всю ночь, смотря на город.

Дослушав историю, Нэйтену хотелось пожалеть Кристофера, который прошел через всю боль. Ведь когда от тебя отказываются родители, то все внутри пустеет. Человек умирает изнутри, а снаружи остается только жалкая обертка.

Фостер приблизился к Стюарту и одной рукой приобнял того.

— А как сейчас с родителями? Ты с ними общаешься? Они тебя простили?

— Нет. Я посылаю им подарки на каждое Рождество или же день рождения, но их возвращают. Они сильно злятся на меня, поэтому ничего не хотят от меня брать, — тяжело вздыхая, отвечал Кристофер.

— А Скай? Он остался с тобой?

— Нет. Мы расстались. Он испугался всего этого. Мне пришлось уехать из города к знакомым, чтобы закончить учебу в другой школе. Больше мы с ним не виделись, — совершенно спокойно говорил Кристофер.

Казалось, он уже свыкся со всей этой болью, что научился ее контролировать, скрывая эмоции. Это была столь железная выдержка, что Фостер поражался, как вообще можно было об этом говорить без всяких эмоций.

После этой истории Нэйтен задумался, примут ли его родители тот факт, что ему больше не нравятся девушки. Все было очень тяжело и запутано, но рядом был тот, кто готов помочь в любую секунду, поскольку сам через это прошел.

На улице дул легкий ветерок. Время близилось к вечеру, поэтому заметно похолодало, и термометр показывал 57, 2 градусов по Фаренгейту. Эбби, в черном летнем пальто, переступила порог здания. Поднимаясь вверх по крутой лестнице, она пару раз споткнулась о ступеньки, которые так и норовили заманить ее в ловушку. Оказавшись наверху, она близилась к кабинету, где ее должны были ждать.

Эбби оглядывала стены, расписанные детскими рисунками, и просто восхищалась интерьером этого учебного заведения. Запутавшись в коридорах, Миллер возвращалась обратно. Да уж. Не ожидала она такой планировки здания. Но внезапно пришла помощь в лице Питера Купера, который с трех часов дожидался ее.

— Добрый день, Эбби. Я вижу, ты заблудилась? — поприветствовав Миллер, задавал вопросы Питер.

— Да, есть немножко. Очень грамотно продумано и привлекает глаз, — указывая на расписные стены, говорила Миллер.

— Ох, знали бы вы, как тяжело нам это далось, — цокнув, произнес Купер.

Эбби лишь кивнула в ответ головой, поскольку не знала, что на это ответить. Она понимала, что зараз такое спланировать нельзя, что никому это не под силу, даже самому хваленому мастеру, поэтому этот жест был к месту.

Дальше она следовала за Питером Купером, который должен был привести ее в класс, где будут проходить занятия по рисованию. Класс оказался не так уж и далеко, как сначала показалось Эбби. Всего лишь два поворота налево — и ты сидишь в своем кабинете.

Зайдя в класс, Миллер увидела студентов, столпившихся у порога и ожидающих чего-то грандиозного.

— Уважаемые студенты, это ваша будущая коллега, — слегка улыбнувшись, смягчая голос, сказал Купер.

После сказанной реплики все сразу расступились и заняли свои места, начиная черкать что-то на бумаге. Несколько студентов все еще таращились в сторону Миллер, не понимая, что тогда она будет здесь делать, ведь семестр уже давно начат, а некоторые темы упущены.

— Эбби, сейчас ты обучаешься на первом курсе и будешь заниматься пока что с этой группой, поскольку остальные забиты, — сказал Купер, от чего Эбби немного улыбнулась. — Как только освободится место в другой, я дам тебе об этом знать.

Слова «ты будешь учиться на первом курсе» почему-то забавляли Миллер. Возможно, потому, что она почувствовала себя той наивной девочкой, которую не так давно мама привела первый раз в Академию. Возможно, потому, что она будет учиться среди людей разных возрастов, совсем незнакомых ей. Одно она знала точно: это было крайне необходимо ей сейчас. Такая атмосфера придаст ей успокоения, а все ее страхи снимет как рукой.

Эбби заняла место возле окна и начала раскладывать свои вещи, аккуратно помещая краски и кисточки разных видов у себя на столике, после чего, глядя в окно, решила, что будет рисовать позднюю осень. Медленными движениями Миллер рисовала очертания стволов деревьев, четко вырисовывала их кроны.

Вокруг Эбби вновь собралась целая толпа ее новых одногруппников, с серьезными лицами наблюдающих за каждым ее действием. Видимо, они были сильно удивлены ее навыками рисования и попросту не понимали, что ей делать в Арт-центре, если она и так отлично рисует.

— А почему именно осень? — спросила одна девушка, стоящая возле нее.

— Даже не знаю. Возможно, потому, что это очень красиво. Эта пора года скрывает свои загадки, предоставляя возможность их раскрыть. Многие люди не любят осень из-за дождей или же из-за того, что быстро закончилось лето, но, по-моему, это самая чудесная пора, — улыбаясь этой милой девушке, отвечала Эбби.

Некоторые из ребят раскрыли рты: их несомненно удивила манера говорения. Предложения были такими четкими и грамотно построенными, что было не под силу каждому.

— Но ведь осень рисуют, когда что-то случилось, — все еще вела беседу та девушка.

— Да, все верно, — закусывая одну губу, согласилась Эбби.

А ведь она права, эта девушка, черт возьми, права!