Стариком он назвал пожилого крестьянина, который выращивал лотосы в этом пруду. Насколько он старый, Вэй Усянь точно сказать не мог, но по его разумению, если Цзян Фэнмяня он звал дядей, то всех, кто старше Цзян Фэнмяня, можно называть стариками. Сколько Вэй Усянь себя помнил, мужчина был хозяином этого пруда. Каждое лето он заявлялся сюда воровать лотосы, частенько был пойман стариком и им же бит. Вэй Усянь даже подозревал, что старик — перерождение лотосового демона, поскольку, если лотосов в пруду становилось меньше, он видел это как на ладони, и наносил столько ударов, скольких лотосов не досчитался. Его лодка легко скользила по воде, а вместо весла старик пользовался бамбуковым шестом, который с глухими ударами пребольно обрушивал на нарушителей.

Остальным юношам раньше тоже доставалось бамбукового шеста, поэтому они тут же зашипели друг на друга:

— Быстрее, бежим! — затем похватали вёсла и бросились наутёк. Впопыхах они выплыли из лотосового пруда, затем воровато оглянулись и увидели, что лодка старика тоже выплыла из зарослей лотосовых листьев и теперь скользила в погоню за ними по открытой воде. Вэй Усянь наклонил голову набок, внимательно вгляделся и вдруг произнёс:

— Странно!

Цзян Чэн встал рядом и тоже спросил:

— Почему лодка старика плывёт так быстро?

Они увидели, что старик сидит к ним спиной и пересчитывает лотосы в лодке, а бамбуковый шест лежит в стороне, неподвижно. Но при этом лодка плывёт быстро и плавно, ещё быстрее, чем их собственная.

Юноши разом насторожились. Вэй Усянь предложил:

— Давайте подплывём к нему.

Когда они оказались ближе друг к другу, юноши увидели за кормой лодки старика белый силуэт какого-то создания под водой, который то исчезал, то становился отчётливо виден!

Вэй Усянь обернулся и сделал остальным знак вести себя тише, приложив указательный палец к губам, чтобы не напугать старика и того речного гуля под водой. Цзян Чэн кивнул и беззвучно, стараясь не привлекать внимание шумом и не поднимать волн, направил лодку вперёд. Когда между суднами осталось около трёх чжанов, из воды протянулась мертвенно-бледная рука, которая незаметно стащила из горы лотосов в лодке один, затем вновь тихо и незаметно исчезла под водой.

Через мгновение на поверхность всплыли кожурки от семян лотоса.

Кто-то из юношей крайне потрясённо воскликнул:

— Невероятно! Речной гуль тоже ворует лотосы!

Старик наконец заметил подплывшую к нему лодку и с большим лотосом в одной руке и шестом в другой развернулся к ним. Это движение напугало речного гуля, послышался всплеск, и белый силуэт исчез. Юноши тут же закричали:

— Куда собрался?!

Бултых! — Вэй Усянь прыгнул в воду, ушёл на самое дно и вскоре вынырнул, держа тварь в руках.

Все увидели, что он схватил за шиворот маленького речного гуля с зеленовато-бледным лицом, по виду напоминающего ребёнка лет тринадцати, крайне напуганного — под взглядами юношей он будто бы сжался в комок.

Тут Вэй Усяня настиг бамбуковый шест старика, мужчина забранился:

— Опять пришли хулиганить!

Вэй Усяню только что досталось кнутом, а теперь ещё и шестом — он вскрикнул от боли и едва не выпустил добычу из рук. Цзян Чэн рассерженно воскликнул:

— Давайте поговорим спокойно, зачем вы сразу набросились с шестом? Мы же вам помогли, а вы приняли нас за злодеев?!

Вэй Усянь тут же вмешался:

— Ничего, ничего! Де… Дедушка, посмотрите внимательнее, мы не гули, а вот это — гуль!

Старик прикрикнул на него:

— Вздор! Я старый, а не слепой. А ну, отпусти его!

Вэй Усянь в недоумении застыл, посмотрел на речного гуля у себя в руках и увидел, что тот глядит на него чёрными влажными глазами и, сложив ладошки в мольбе, будто просит о чём-то, всем видом вызывая жалость. При этом держит за стебель большой лотос, который только что стащил, и никак не желает отпускать. Лотос был уже раскрыт, но, видимо, гуль не успел съесть и пары семян, когда Вэй Усянь его схватил.

Цзян Чэн подумал, что старик просто-напросто несёт какую-то нелепицу, и сказал Вэй Усяню:

— Не отпускай, мы заберём речного гуля с собой.

Услышав его, старик снова замахнулся бамбуковым шестом, а Вэй Усянь взмолился:

— Не бейте, не бейте! Я отпущу его, как скажете.

Цзян Чэн:

— Не отпускай! Если этот гуль кого-нибудь утопит, что тогда?

Вэй Усянь:

— Но от него не исходит запаха крови, он ещё маленький, и не станет покидать этот пруд. К тому же я не слыхал, что в последнее время в здешних местах кто-то тонул. Наверное, он не причинял никому зла.

Цзян Чэн:

— Если раньше не причинял, невозможно утверждать, что в будущем не станет…

Договорить он не успел — в воздухе просвистел бамбуковый шест, и Цзян Чэн, на которого обрушился удар, в гневе заорал:

— Ах ты, старикашка, добро от зла не можешь отличить?! Знаешь, что это гуль, и не боишься, что он тебя утопит?!

Старик упорствовал, не сомневаясь в своей правоте:

— Чего мне бояться, я уже одной ногой сам в могиле!

Вэй Усянь решил, что в случае чего гуль всё равно далеко не убежит, и крикнул:

— Не бейте, не бейте! Я его отпускаю!

И в самом деле разжал руки — речной гуль проворно заплыл за лодку старика, больше не решаясь показываться им.

Вэй Усянь, с которого ручьями стекала вода, забрался в лодку. Старик же взял отцветший лотос и бросил в воду, но гуль не удостоил его вниманием. Тогда старик выбрал другой, побольше, и снова кинул в реку. На этот раз лотос немного покачался на поверхности, и из воды вдруг наполовину показалась белая голова, которая, будто большая белая рыба, схватила зубами оба лотоса и утащила под воду. Ещё через пару мгновений гуль снова появился над водой, теперь уже показались его плечи и руки. Существо спряталось за лодкой старика и принялось грызть лотос с довольным чавканьем.

Юноши, наблюдая, с каким аппетитом он ест, преисполнились недоумения.

Глядя, как старик бросил в воду ещё один лотос, Вэй Усянь потёр подбородок и с некоторой досадой спросил:

— Дедушка, почему вы разрешаете ему воровать ваши лотосы да ещё кормите его? А если мы воруем, то вы нас бьёте…

Старик ответил:

— Он помогает мне толкать лодку. Что с того, что я дам ему немного лотосов? А вы, стая мелких демонов, сколько сегодня украли?

Юноши пристыженно потупились, Вэй Усянь же, бросив взгляд в их лодку, насчитал явно больше пары десятков и понял, что дела их плохи, поэтому торопливо крикнул:

— Уносим ноги!

Старик взмахнул шестом, его лодка ветром заскользила по воде. Юноши похватали вёсла. От мысли, что их вот-вот настигнет бамбуковый шест, волосы зашевелились на голове. Торопливо размахивая руками, они принялись грести словно умалишённые. Лодки проплыли друг за другом два огромных круга по лотосовому пруду, старик нагонял их, подплывая всё ближе, и вот уже Вэй Усяню досталось несколько ударов шестом. Заметив, что больше не попало никому, юноша схватился за голову и завопил:

— Не честно! Почему побили только меня? Почему опять досталось только мне?

Остальные прокричали:

— Шисюн, держись! На тебя вся надежда!

Цзян Чэн вторил:

— Даа, держись молодцом.

Вэй Усянь, разъярившись, плюнул:

— Тьфу на вас! Я не продержусь больше! — схватив лотос с лодки, он бросил его в воду. — Лови!

В воду с громким плеском полетел большой отцветший лотос, поднявший фонтан брызг. Лодка старика сразу встала на месте — речной гуль радостно поплыл за лотосом, выловил его и принялся уплетать.

Воспользовавшись моментом, лодка из Пристани Лотоса рванула прочь.

На обратном пути один из юношей спросил Вэй Усяня:

— Шисюн, разве гуль может почувствовать вкус еды?

— Обычно не может. Но… видимо, этот гуль, должно быть… при… а… апчхи!

День склонился к вечеру, налетел ветер, принёсший зябкую прохладу. Вэй Усянь чихнул, потёр лицо и продолжил:

— Наверное, при жизни он очень хотел попробовать лотосы, да никак не удавалось, а когда тайком пробрался за лакомством на пруд, свалился в воду и утонул. Поэтому… а… а…